Сможете ли вы сформулировать «казус Кафки»? Что вы знаете о литературном методе Пруста? Как в творчестве Томаса Манна соблюдается баланс философских идей Ницше и Шопенгауэра? В чем отличие экзистенциализма Сартра и Камю? И, наконец, понимаете ли вы разницу между гипертекстом и метатекстом в романах Джеймса Джойса? Ответы на эти и другие вопросы, касающиеся западной литературы в XX веке, все желающие и неравнодушные могли получить, прослушав цикл соответствующих лекций в замечательном и уютном клубе «Книги и кофе». Десять полноценных встреч с лектором, известным петербургским писателем и драматургом Львом Наумовым, девять столпов зарубежной литературы, девять признанных классиков. Плюс общая вводная лекция, посвященная кризису и переосмыслению культурных парадигм на рубеже XIX- XX веков. Чувствуете масштаб, ощущаете всю глубину и серьезность действия? Проект, обозначенный как «курсы повышения квалификации читателей», получился именно таким. После каждой лекции те, кто пришел в «Книги и кофе», покидали клуб немного другими. Рассказы автора о столпах мировой литературы, об их биографии, творчестве, о скрытых подтекстах и неожиданных смысловых пластах в хорошо известных, культовых или, напротив, совсем неизвестных произведениях заставляли публику задумываться, перечитывать упомянутые книги или с радостью открывать новые имена. Саморазвитие и самосовершенствование — что может быть лучше? MUSECUBE представляет вам беседу с автором этого замечательного курса Львом Наумовым и настоятельно рекомендует не упустить свой шанс прослушать повторный цикл столь полезных и удивительных лекций.
— Как родилась идея этого курса лекций в «Книгах и Кофе»?
— Я частенько читал лекции на темы, связанные с литературой и кино. В конце концов, сейчас подобная деятельность – одна из самых распространённых стратегий для писателя. Большинство «тружеников пера» имеют профессию «на стороне». У меня их, надо сказать, несколько, но важно другое: заниматься исключительно писательством и больше ничем в наше время затруднительно, да и, признаться, не всегда полезно. Очевидно, что самая распространённая вторая (а для кого-то, быть может, и первая) профессия литератора – это журналистика. Меня же она не привлекала никогда. Другое дело, что чаще я выступал в университетах, а не в клубах. Нередко – за пределами Петербурга, в Москве и других городах. Ну и в такой форме курса прежде не существовало, хотя об отдельных вошедших в цикл авторах я рассказывал и раньше.Собрать цикл лекций в таком виде – это был своего рода эксперимент для меня, который, как мне кажется на данный момент, удался.
Что же касается того, почему выбор пал именно на «Книги и кофе», это совершенно удивительная случайность и большая удача. Дело в том, что почему-то до конца 2014 года я никогда не выступал в этом замечательном месте. Мы были знакомы и общались ещё с Александром Николаевичем Житинским, основателем клуба, я нередко бывал в «КиКе» ещё в прошлой его инкарнации – на набережной Макарова – но почему-то никогда в нём не выходил на сцену. А в середине прошлого года была издана моя новая книга «Шёпот забытых букв», и её презентации проходили методом ковёрного бомбометания на множестве площадок и, в частности, в «Книгах и кофе». Мне настолько понравилось, что я решил непременно предложить организаторам продолжить сотрудничество. По счастью, у директора клуба Саши Житинской оказалась такая же точка зрения на этот вопрос.
А вот почему именно литература XX века и именно западная – это отдельная история. Ей посвящена большая часть первой вводной лекции. Я обозначу сейчас только одну причину, связанную с фундаментальными проблемами системы среднего образования. Как известно, в школьную программу зарубежная литература начала прошлого века не входит. Это, как мне кажется, катастрофа и несусветная глупость. Эти книги могут очень многое рассказать именно о современном мире. Человека, который после школы читать ничего содержательного уже не будет (а каков процент таких я вам сейчас говорить не стану, чтобы не расстраивать), они могут попросту лучше подготовить к жизни. Ведь мир кардинально изменился именно на стыке XIX-го и XX веков. С тех пор подобных перемен не было, а потому мы до сих пор живём в мире, который возник тогда. Иными словами, например, русская классика осталась на предыдущем историческом витке. Я это говорю, разумеется, будучи преисполненным благоговения к последней, и не предлагаю, как это сейчас принято, изъять из программы XVIII-XIX века и поместить XX-й. И то и другое совершенно необходимо. Однако нужно понимать, что современный школьник всё дальше и дальше от обожаемых мною Достоевского, Толстого, Тургенева и иже с ними. Именно потому история литературы не остановилась на титанах, но продолжала дополняться всё новыми именами авторов, стоящих на плечах классиков, но далёких от эпигонства. Важно: литература развивалась не менее бурно, чем, например, техника. Но окончивший типовую школу человек, как правило, не имеет об этом ни малейшего понятия (впрочем, здесь не до жиру – скоро он и считать-то не будет уметь). И тут мы подходим к другой группе условных выпускников, интересующих меня куда больше. Это те люди, которым за годы учёбы не отбили любовь к чтению, которые были бы рады открыть для себя писателей XX века. Они пытаются, и зачастую их прекрасные желания вдребезги разбиваются о новации, новые жанры, новые стили, новые идеи. О Джойса, о Пруста… Вы не представляете себе, сколько раз я слышал один и тот же вопрос, поражающий меня уже формулировкой: «Зачем нужны эти модернистские выкрутасы?» Я по мере сил, пытаюсь на него ответить.
Конечно, в заключении нужно сказать, что я делаю это не в последнюю очередь для себя и своих коллег. Потому как если читатель не справляется с литературой начала XX века, то и литературу начала XXI-го он вряд ли воспримет. Для кого тогда работать? Потому мы и придумали такое немного наглое название: «Курсы повышения квалификации читателей».
— Почему были выбраны именно Кафка, Фолкнер, Камю, Пруст, Сартр, Гессе, Манн, Джойс?
— Лежащий на поверхности ответ состоит в том, что это – самые влиятельные западные авторы первой половины XX века. Каждый из них был событием в истории литературы. Конечно, это довольно субъективно и меня часто спрашивают: почему нет того-то? А как же тот-то? Изначально я старался сделать выборку предельно неоспоримой, и большим подспорьем в этом оказались университетские программы для филологических факультетов. На поверку же для каждого автора есть целый набор причин.
— Почему Вирджинию Вулф заменили на Хемингуэя?
— Мариночка, не будем делать тайны из того, что вы – одна из слушательниц курса. И вы, вероятно, помните всё то, что я говорил про кризис рационального познания и смыслообразования. Не ищите смысл, там, где его нет. Это произошло случайно, в силу стечения не связанных со мной, с Вулф и с Хемингуэем обстоятельств. Клуб попросил нас перенести девятую лекцию (единственную из десяти). Тогда я подумал, раз эта лекция оказалось точкой нарушения стабильности, почему бы её не заменить? Обсудил с аудиторией, и она согласилась. Это никак не отражает моего отношения к авторам. Вообще вопросы моего отношения не затрагиваются в рамках курса, как вы заметили. Но мне кажется, Хемингуэй «прижился», так что при повторении цикла снова будет он.
— Какую лекцию Вам было проще всего готовить? А какую – сложнее?
— Я не смогу оценить подготовку с точки зрения трудности. «Игру в бисер» я прочитал в четырнадцать лет и, в каком-то смысле начал готовится к лекции о Гессе тогда.
Трудности почти не связаны с содержанием, с конкретным персонажем. Для меня всё это прочитано и осмысленно давно. А вот конкретное «исполнение» лекции (помните, я говорил, что лекции – это вид сольного концерта) может быть труднее или легче. Но даже это зависит больше от сугубо внешних обстоятельств. За шесть часов до нашего разговора о Кафке я вернулся в Петербург из командировки. Наверное, эта лекция могла бы быть лучше при иных обстоятельствах. В день Сартра у меня случились довольно серьёзные неприятности. Это, конечно, могло произойти только тогда, когда мы начинали разговор об экзистенциализме – я оценил совпадение. А вот Хемингуэя я пришёл рассказывать полным сил, после прекрасного делового обеда. Даже не заметил, как лекция пролетела, а она длилась, как потом выяснилось, почти два часа.
— Планируя этот курс лекций, Вы наверняка представляли себе своего слушателя. Оправдались ли эти ожидания? Для кого был этот курс в первую очередь, на Ваш авторский взгляд?
— Для заинтересованных людей, которые чувствуют дефицит знаний по теме. Мне кажется, это в высшей степени порочная практика – много думать об аудитории. Я нередко раньше рассказывал о писательском деле. Слушателями были не читатели, а начинающие литераторы, драматурги. Вот тогда приходилось слишком много размышлять о публике, подстраиваться под неё, и мне это совсем не нравилось.
С другой стороны, когда читаешь в университете, размышлять об аудитории попросту бессмысленно: студенты тебя не выбирают, ты не выбираешь студентов. Встреча с нужным слушателем случайна для обеих сторон – вы просто можете внезапно оказаться в одном помещении по разные стороны кафедры. А можете и не оказаться. И тут я должен сказать, в чём состоит открывшаяся мне прелесть клубных лекций. Аудитория делает выбор и подтверждает его, покупая билет. В результате перед тобой люди, которые знают, зачем пришли. Которые пришли слушать, учиться, узнавать новое. Случайный праздный человек билет не покупает. Это особая ответственность и радость для лектора. Я рискую кого-нибудь обидеть, однако «истина дороже»… Не открою большую тайну, если скажу, что несколько человек получили абонементы на лекции бесплатно в силу тех или иных причин. Так вот, потом, как правило, именно эти люди задавали не самые осмысленные вопросы, демонстрировали невнимательность, пропускали лекции и так далее. Остальные понимали для чего пришли, слушали внимательно, конспектировали, спрашивали по делу. Это важно! Потому-то у нас некоторые лекции и длились по два часа – я просто не мог остановиться перед такой прекрасной аудиторией. Так что никак я себе публику заранее не представлял. Напротив, мне было очень интересно посмотреть, какой же она будет. То, что на девяносто процентов аудитория окажется женской было очевидно заранее. Раз уж зашла речь, обращу ваше внимание: два ключевых признака переломного состояния общества – это множество беременных женщин на улицах и множество мужчин в сферах культуры и искусства. Сейчас мы можем наблюдать и то, и другое. Но я говорю о мужчинах-авторах. Количество мужчин-читателей, мужчин-зрителей, мужчин-слушателей от этого не прирастает.
— Почему Вам было очевидно, что аудитория окажется женской? Есть ли, в таком случае, разница между мужской и женской аудиторией лично для Вас как лектора? В чем она состоит?
— Помилуйте, а почему на гуманитарных факультетах учатся, преимущественно, девочки, а на технических – мальчики? Подчёркиваю: не исключительно, но именно преимущественно – здесь мы говорим о среднем. Сходите в театр или музей посмотрите, на аудиторию: женщин заметно больше, правда некоторым из них удаётся вытащить с собой спутников, но это другая история. Мужчина, как правило, приглашает женщину в театр потому, что, во-первых, так принято. Во-вторых, это может понравиться ей. Ему же скорее понравится то, что она довольна. Женщина может пойти в театр одна или с подругой. Мужчина один, а тем паче с друзьями, скорее отправится в иные заведения. В среднем.
Сказанное выше не хорошо и не плохо, просто дело обстоит так, а потому в наших интересах это понимать. Представительницы прекрасного пола интересуются вопросами культуры и искусства, а говоря общо – вопросами духовного, куда больше. Это гендерные ролевые особенности. Точно также, вы никогда не обращали внимания, что в среднем женщины грамотнее пишут и лучше говорят? В школе больше отличниц, чем отличников, почему? Это всё статистически подтверждено.
Могу рассказать вам историю из другой части моей жизни. Когда-то давно мы были в экспедиции в Архангельской области, в районе реки Пинега. Нас интересовала так называемая пинежская песня – удивительный, самобытный и практически неизученный пласт фольклора. Описываемые события происходили в марте 2009 года, и уже тогда пинежская песня была практически утрачена, но сейчас не о том. Пели нам в основном бабушки, дедушек не было, ни одного. Здесь всё понятно, думаю, мужики спиваются и умирают – их и в деревнях-то нет (опять же, заметьте гендерные отличия). Потом мы нашли записи первой половины XX века – там тоже преимущественно женские голоса, всего пара мужских. Я начал спрашивать бабушек, почему мужья с ними не пели? Они мне в один голос отвечали: «Ну, так мужья-то делом занимались». Вот, собственно, в стереотипное фантомное представление о «деле» культура, как правило, не входит, а потому выпадает из доминантной (читай – мужской) сферы интересов. Разумеется, это недальновидно, некорректно и попросту глупо, но это так. Причин множество. Потому я и обратил ваше внимание: когда появляется большое количество мужчин-авторов – это признак крупных исторических событий.
Отвечая на вторую часть вашего вопроса, разница, определённо, есть. Просто можно её учитывать и подстраиваться под публику, а можно – нет.
— Планируя повторный курс, Вы добавили в него двух новых авторов. Чем был обусловлен этот выбор?
— Мне интересно курс варьировать, перетряхивать его, а не крутить одну пластинку. Если вы обратили внимание, там и порядок изменился, что для меня, быть может, даже важнее. Мы с вами немного «пощупали» такое колоссальное явление, как немецкоязычный интеллектуальный роман, обсудив творчество Манна и Гессе. Я решил сделать ещё один шаг в этом направлении. О ком же в таком случае стоит поговорить, как не о Роберте Музиле? Впрочем, ответ на этот вопрос – о Брохе, Канетти, Грассе… Но в обновленном курсе лекций будет автор «Человека без свойств». Что до Дино Буццати – это фундаментальный итальянский автор, не меньший литературный колосс, чем другие фигуранты. В Италии, кстати сказать, его уже давно проходят в школах, хотя он умер относительно недавно – в 1972 году. Это признанный классик, которого очень мало знают в России. Не удивлюсь, если в Петербурге никогда не было публичных лекций о нём. Я буду рад рассказать о Буццати и его великом романе «Татарская пустыня».
— Кто из писателей, представленных в лекционном цикле, Ваш любимый. Почему?
— Я даже в теории уже не мог бы ответить на ваш вопрос. Говорю «уже», поскольку в юности это было вполне возможно. Я помню то ошеломляющее впечатление, которое на меня произвёл Гессе «Игрой в бисер» и другими текстами. Долго никто не мог с ним тягаться, пока я не открыл для себя «Иосиф и его братья» Томаса Манна. Но сейчас эти оценки уже не актуальны. Литература, так или иначе, стала моим ежедневным занятием. Я не пытаюсь ничего романтизировать, скорее наоборот, но попробуйте спросить сантехника, какой у него любимый диаметр резьбы? У каждого диаметра своё предназначение. Так что выбирать – увольте. Для меня бессмысленны вопросы в духе: какие книги вы бы взяли на необитаемый остров? Я не готов отказаться ни от кого. Я бы взял с собой электронную книгу.
— Есть ли у Вас в планах еще какие-то публичные лекции?
— Это зависит не столько от меня, сколько от организаторов, от приглашающей стороны. Скажем прямо, приглашения есть, я их регулярно получаю даже через фейсбук.
Если говорить о том, что уже запланировано и подтверждено, то с сентября по май в петербургском Доме кино будет демонстрироваться моя программа «Преступление – кино – наказание». Будем смотреть десять экранизаций романа Достоевского. Это не совсем лекции, я крайне недолго буду что-то рассказывать перед фильмами – 15-30 минут, не больше, там жёсткий регламент.Сеансы будут проходить, преимущественно, в четвёртые вторники месяца, но есть и множественные исключения. Расписание можно уточнить в интернете. Это довольно интересная и важная для меня затея, посмотреть на разные кинематографические жанры, школы с позиций одного, причём более чем хорошо известного сюжета. Кроме того, эта программа является иллюстративным материалом для дискуссии о границах и различиях в средствах между кино и литературой. В конечном итоге, она позволит поговорить о природе каждого из этих видов искусства, а также о «трудностях перевода». Ну а осенью в «Книгах и кофе» каждую неделю по четвергам мы будем говорить о западной литературе. Трудно сказать, когда лекции начнутся, это зависит от того, как быстро соберётся необходимое количество слушателей на абонементах. Однако мы бы хотели стартовать 1 октября.
Марина Константинова, специально для MUSECUBE.
Добавить комментарий