На последнем этапе Перестройки, а вернее, ее -пост, андеграунд повторил ту же учесть диссидентских масс, с полученной свободой и явно Сахаровской дезориентацией. На орбите свободного техно, транса и эйсида, музыкальный Фальстаф из Совка был скован и скуп, охотно вливаясь в эклектику сквота на Фонтанке. Сюда подтянулся Гурьянов и «Русское» ателье (ателье Евгения Козлова «Русское поле»), разумеется, «Новые художники» и два брата Хаас, подсадившие город-ковчег на новый анклав.

 

О срезе эпохи, клубе «Танцпол», рейве и «Мальчишнике», Евгений Рудин, широко известный, как DJ Грув рассказал в большом интервью порталу musecube.org.

Бытуют, конечно, разные мнения, но в основном все сводится к тому, что клуб «Танцпол», знакомый многим как сквот на Фонтанке, 145, фактически стал отправной точкой всего петербургского рейва. Не знаю где именно поставить вопросительный знак, может, быть сам расскажешь о первом «электронном» клубе?

Клуб «Танцпол» – не подразумевался, как отправная точка рейв движения, потому что там собирались самые разные люди. Гостями были Борис Гребенщиков, появлялся и Виктор Цой, известные художники, люди искусства, театральные деятели, модельеры, дизайнеры. Это был клуб для друзей. Именно с Фонтанки начался в России face control. Электронная музыка тогда была чем-то новым, модным, ни для кого не известным. Музыка была просто предпосылкой для пласта целой культуры, которая зародилась в начале 90-х годов. Потом на Фонтанке появился я – начал играть, работать как диск-жокей. Появилась возможность устраивать массовые мероприятия. Первые вечеринки стали устраиваться братьями Хаас, Мишей Воронцовым при участии DJ Westbam и DJ Яниса.

Скажи, а как быстро стало понятно, что музыкой «перемен» станет именно рейв? Кто-то все же считал, что рок, но теперь я понимаю, что рейв, он был мощнее.

Музыкальный материал на виниле был в основном американским и английским. Это был глоток свежего воздуха после нашей советской эпохи и железного занавеса. Благодаря контактам Леши Хааса пластинки и вертушки появились в Петербурге, а благодаря Янису Крауклису из Риги эта музыка впервые зазвучала в Питере. Музыка являлась отождествлением свободы и, опять же повторюсь, была глотком свежего воздуха. После этого, слово «рейв» подразумевало под собой новое движение, собрание людей, которые понимают эту музыку, танцуют под нее и слушают. Не могу сказать, что рейв движение было мощнее рок волны. Оно было совершенно другим по смыслу, подаче и звучанию.

Однако рейв все же начал заполнять петербургские площадки. Так в 93-м открылся аналоговый Берлину «Тоннель», затем, опять же с подачи ленинградских электронщиков – «Гагарин party» и, как мне кажется, масса повсеместных клубных локаций.

Эта тенденция пошла из Германии, что все андеграундные клубы были под землей. В Лондоне был клуб «The End», он тоже был под землей, и немецкий клуб «Tresor». Эту концепцию решил повторить в Питере легендарный клуб «Тоннель», проект клуба «Танцпол» и братьев Хаас.

А Москва?

Находясь в Питере, я не воспринимал Москву серьезно и считал ее городом купцов. На тот момент мне казалось, что из столицы ничего нового и интересного в музыкальном плане не приходит. Ничего не имею против Наташи Ветлицкой, но она тогда звучала повсюду, и это было самым модным. Тогда еще был Богдан Титомир и «Мальчишник». Однажды я приехал играть в модный московский клуб на вечеринку к легендарному Олегу Оджо, но там воспринимался только соул и рэп, а я приехал играть техно. Потом меня пригласили в дискотеку «Джамп», где я познакомился с Володей Фонаревым и тогда тоже начал играть техно.

Получается, история повторилась? Сначала Ленинград привез в Москву рок, потом – рейв?

Думаю, да. Сначала Питер привез в Москву рок движение, а потом и танцевальную культуру, которая впоследствии сильно коммерциализировалась.

Ну, на тот момент в Москве действительно можно было весьма удачно обналичить свое творчество, затем туда, в общем-то, и ехали. А вот как шли дела в Петербурге, я знаю, ты учился там в консерватории?

Моя творческая деятельность в Питере складывалась в сторону оперной музыки и вокала – это можно было назвать моей начальной творческой деятельностью, которая потом благополучно завершилась. Мне пророчили большое будущее, как начинающему оперному певцу, хотели отправить в Прагу, но я предпочел электронную музыку. Одновременно с классикой я слушал «Kraftwerk», хип-хоп, профессионально танцевал брейк-данс. Когда я услышал электронную музыку, затем начал играть на виниле и записывать свои первые треки в 1991 году на студии, то моментально переметнулся на сторону этой культуры. В душе я по-прежнему остаюсь классическим музыкантом. У меня за плечами курсы джазовой аранжировки и классической инструментовки, много знаний, которые я приобрел во время учебы в музыкальном училище и консерватории. Классическая музыка мне до сих пор помогает отличаться от тех, кто не знает нот.

Но, тем не менее, перебрался в столицу?

В определенный момент я уже понимал, что в Питере мне больше некуда развиваться и отправился в Москву. Заинтересовать лейблы и продюсеров своим материалом можно было только в Москве. Там я познакомился с людьми, стал писать на студии разную музыку: и хаус, и техно, и джангл. Я очень люблю Питер, но это творческий город, а применить и популяризировать свое творчество, можно было только в Москве.

Если мне не изменяет память, на тот момент в столице гремели «Титаник», «Penthose», «Ротонда»… Ну, клуб «Титаник» я знаю, тебе точно удалось застать!

Конечно, удалось! Я играл на открытии «Титаника»! Опять же дизайн «Титаника» делал Леша Хаас, он тоже имеет отношение к этому клубу. Легендарное место, которое стало кузницей очень многих московских диск-жокеев. Период расцвета публики с криками «Опа! Давай-давай!», парни в малиновых пиджаках с железными цепями, с большим количеством денег тратили все на девушек и на алкоголь. Затем в «Титанике» я начал устраивать свои вечеринки, там, кстати, снимался мой самый первый клип на песню «Счастье есть».

Тогда давай поподробнее, до этого клипа был ведь еще «Мальчишник», я имею в виду ремикс-альбом «Поговорим о сексе» (1995), предвыборная история Бориса Ельцина – «Голосуй или проиграешь», и наконец сама пластинка «Счастье есть» (1996)…

Знакомство с этой группой очень много значило и значит для меня, как артиста. Дельфин, Дэн и Мутабор были моими проводниками в мир шоу-биза. Мы сразу стали дружить, я записывался на их студии. Первый альбом, который я записал, это был альбом ремиксов «Мальчишник. Поговори с ней о сексе». Потом работал на студии театра «Ленком», где записал альбом «Счастье есть». Когда начал продаваться альбом «Мальчишника», я помню, говорили, что такого звучания никогда не было в России. И потом трек «Счастье есть» заиграл на всех радиостанциях Москвы. На радио «Максимум» Миша Козырев первым взял в эфир эту композицию, за что ему огромная благодарность. И, конечно же, после ротации «Счастья» я проснулся не только электронным музыкантом, но и поп-артистом.

Но ведь изначально, рейв и все его производные воспринимались, скорее, как элемент новой тусовки. В какой момент он стал закрепляться не как образ жизни, а как новая музыкальная культура?

Рейв и музыка были неразделимы, поэтому тусовка шла на музыку. Ничего более вдохновляющего, чем музыка, на рейв вечеринках не было. Музыка до сих пор единственное, что собирает разнообразных людей в одном месте. Музыка вела и ведет за собой, рождает новые мысли, новые идеи. Музыка – это вечный двигатель прогресса и один из главных источников человеческих эмоций.

В таком случае, что изменилось в этой среде к началу 2000-х? Насколько я знаю, популярными становились уже drum-вечеринки?

Drum & bass вечеринки, джангл-вечеринки, я начал делать вместе со своим другом и коллегой DJ Дэном еще в «Титанике»! Первая вечеринка была в 95-м году – мы привезли Роба Плэйфорда – человека, который основал один из самых значимых лэйблов в джангл-музыке «Moving Shadow», альма-матер всего ломанного ритма. Мы вместе с Дэном первыми показали в России, что такое джангл и брейкбит. Нельзя забывать и про DJ Booomer, который параллельно начал развивать эти стили в Северной столице. В 2000-м звук начал меняться, появились более жесткие музыкальные формы и drum & bass приобрел огромную популярность. Он и сейчас сохраняет популярность, просто есть люди, которые говорят, что сегодня drum & bass уже не тот! – Это не drum & bass не тот – это с вами уже что-то не так! Вы уже отошли от этого, а музыканты продолжают издавать отличные треки и собирать стадионы. Я продолжаю делать вечеринки, не так часто, как раньше, но два-три раза в год это происходит.

 

Вот в этом, будем говорить, затяжном прыжке, куда, как тебе кажется, шагнула наша «электроника»?

Электроника шагнула в новое время. Появилось разветвление стилей, много стилей, которые хотят слышать люди, да и музыканты сегодня хотят после себя оставить что-то новое. Практически, вся поп-музыка приобрела электронное звучание. Сейчас время будущего! Все меняется в лучшую сторону. 90-е прошли – да здравствуют 90-е! 2000-е прошли – да здравствуют 2000-е. Двигаемся дальше!

Наталья Бартош, специально для musecube