Коллектив «Немного Нервно» — люди особой породы. Создавая в своих песнях таинственный волшебный мир, они привлекают к себе немало поклонников. 22 и 23 апреля команда представила в петербургском клубе «Ящик» двухдневную программу, чтобы удовлетворить все желания слушателей из города на Неве. По случаю выступления MUSECUBE поговорил с основательницей и лидером коллектива Екатериной Гопенко, чтобы узнать про ее отношение к пафосным клубам, классическому джазу и хамству на ровном месте. Где Екатерине хочется выступить вместе с группой? Кто оказал на нее влияние как на творческую единицу? Наконец, почему удобно играть два дня подряд в одном и том же месте? Об этом и не только – в свежем материале Марины Константиновой.

— Мы начинаем с очевидного. Сегодня у вас концерт в Петербурге, как я понимаю, состоится акустическая программа. Хочется узнать о роли акустики в вашем творчестве, о вашем к ней отношении. Чем она для вас привлекательна, что дает в творческом отношении и почему в качестве площадки был выбран клуб «Ящик»?

— На самом деле, все же не совсем акустическая программа, скорее, она полносоставная такая. Когда нас пятеро или шестеро, играют барабаны и бас, мы это называем «электричество». Если нет тяжелой гитары, мы все равно говорим «акустика». Мы всегда звучим либо с барабанами и басом, либо без них, с более классическим набором: скрипка, клавиши, флейта. Обычно мы ездим турами, презентуя свежезаписанный альбом, а сегодня просто играем весенний концерт, потому что очень много было желающих сходить на него в Петербурге. Собрали программу из лучших песен и композиций, которые давно не исполнялись, потому что материал из восьми альбомов невозможно играть на всех концертах. Есть песни, которые просили спеть, скажем, два с половиной года. То есть сегодняшний вечер — это некий отчетный концерт моей совести. Почему мы вступаем именно в клубе «Ящик»? Честно говоря, это место выбирала Катя Егорова, человек, занимающийся нашими выступлениями. Она всегда находит хорошие площадки, без проблем со звуком, с правильной атмосферой. Именно она делала нам концерт в сгоревшей лютеранской церкви, на борту ледокола. «Ящик» — такой маленький андеграундный клуб, думаю, он будет полностью соответствовать атмосфере выступления.

— А что для вас значит «правильная атмосфера»?

— Это материя сложная, состоит из нескольких элементов (улыбается). Во-первых, отношение персонала не столько к нам, столько к нашим слушателям. Если мы где-то встречаемся с фактом хамства, то больше не сотрудничаем с этим местом. Второе – отсутствие пафоса. Я очень не люблю такие статусные места: золотые канделябры, кожаные диваны. Мне хочется, чтобы наша музыка звучала в более простых декорациях, позволяя обращать внимание на саму суть.

— Но вы не боитесь, что в небольшое место чисто физически сможет прийти меньше людей? Качество публики важнее ее количества?

— Да, конечно. На уже упомянутом концерте на ледоколе было пятьдесят человек, скажем. Кстати, у нас впервые такая ситуация, что мы играем два дня подряд в одном и том же городе, в одном и том же клубе.

— А это приятное ощущение — осознавать подобный факт?

— Приятное. И платье концертное два раза гладить не надо! (смеется).

— Стиль вашей музыки близок к фолку. Чем вас это направление привлекает? Кроме того, хочется особо отметить ваши просто-таки волшебные тексты, необычные, небанальные. Фактически вы рассказываете таинственные истории, напоминающие средневековые баллады. Как все это приходит к вам, из чего рождается?

— Жанр мы сами себе не выбирали. В свое время просто начали играть группой, и это продолжалось примерно три года. В какой-то момент стало понятно: чтобы подавать заявки на различные фестивали, нужно хоть как-то жанр обозначить. Нас всю жизнь пинками выгоняли с разных мероприятий: для кого-то в наших песнях было мало фолка, для кого-то – много рока. Мы поняли, что придется создавать свой собственный формат, так появилось определение «dream folk». К фолку мы привязаны набором инструментов (флейты, перкуссии, металлофон), они создают правильное настроение. Как все это пишется? Честно говоря, не знаю. Я живу в постоянной фобии, что однажды проснусь и пойму, что песни больше не рождаются.

— А они именно рождаются? Некоторые, говоря о своем творчестве, например, употребляют слово «работа».

— Нет, они как-то сами приходят. Это забавно звучит, но больше всего песен я написала, пока чистила зубы. Еще могу ехать в автобусе и вдруг, всё, отсутствующее выражение лица, губы шевелятся, руки трясутся… Ничего страшного, просто появляется новая песня, сама собой, без участия гитары.

— Группа называется «Немного Нервно». А что может заставить нервничать вас в реальной жизни?

— Человеческое хамство на ровном месте. Я всегда стараюсь с людьми быть вежливой, готова признавать свою неправоту, извиниться. Если после этого человек продолжает мне хамить, это вызывает раздражение.

— Это было о плохом. Теперь о хорошем: что является для вас источником вдохновения?

— Я очень люблю новые места. Меня хлебом не корми, дай попутешествовать. Мне нравятся веселые люди, которые много смеются, как и я. То, что заставляет меня радоваться, складывается из каких-то мелочей: чашка хорошего кофе, красивый вид из окна, солнце.

— В тему о путешествиях. Не секрет, что вы любите Ирландию, несколько раз группа давала концерты за рубежом. Отличается ли публика в разных странах?

— В Израиле, например, никто не смеялся над моими шутками, хотя это были репатрианты, понимающие по-русски. В Англии, когда я говорила на ломаном английском, прибегала к помощи жестов, зал заливался смехом. Меня даже попросили после выступления в следующий приезд больше историй рассказывать, чем песен петь.

— Стоит поговорить об истоках. С чего все началось? Какими были первые шаги в творчестве?

— Все началось с того, что в пять лет меня отдали в музыкальную школу по классу скрипки. Восемь лет спустя я ненавидела музыку в любых ее проявлениях и не хотела никак с ней связываться. А потом кто-то из папиных друзей случайно оставил у нас дома гитару, за которой вернулся лишь через год. Я за это время стала пытаться пробовать как-то дергать за струны, что-то делать, выучила три первых аккорда, как положено. И тут же написала первую песню! А затем оно все само пошло-поехало. На тот момент мне было тринадцать лет. Потом я искала себя: пела в рок-группе, в авангардном джазовом коллективе, затем все это бросила и отправилась автостопом путешествовать по России. Играла свои песни в переходах и подворотнях, заработала первую аудиторию.

— А что можно уже считать первым серьезным выступлением?

— Я очень хорошо помню свое первое выступление на большой сцене. Я доехала автостопом до Уфы, сидела, играла на гитаре в парке. И вдруг ко мне подошел какой-то молодой человек и рассказал, что завтра тут пройдет фестиваль пива. Предложил на правах организатора мне выступить. Я согласилась, пришла. Там была такая большая сцена, и мне казалось, что зрителей полным-полно, хотя их было от силы человек сто. Я пела, а люди вдруг начали поднимать зажигалки, подпевать. Душа моя переполнилась ужасом и восторгом, и стало понятно, что обратного пути нет. И потом уже я практически случайно собрала группу «Немного Нервно».

— Каким образом все же подобрались участники? Наверное, для вас было важно видеть в них единомышленников?

— Конечно. Не очень хорошего музыканта можно научить играть, как-то подтянуть его. Подонка перевоспитывать поздно. Поэтому, разумеется, главный критерий – душевные качества человека. Вернувшись в Запорожье из всех своих странствий, я начала, извините, ныть. Мне нужен был флейтист для одного мероприятия, я нашла его через знакомых. Мы сыграли три песни, и вот уже девять лет он участник группы. Потом к нам прибились клавишник и гитарист, которые, правда, с нами больше не играют, но принимают участие в записях. Мы сделали некую черновую демо-запись, выложили ее на форум (тогда еще были распространены форумы!), после этого к нам присоединился барабанщик.

— У вас есть песня про жену смотрителя маяка. Могли бы вы сами стать ею? Ваше отношение к одиночеству. Нужно ли оно творческому человеку?

— Мне кажется, я могла бы быть сама смотрителем маяка. Для человека творческого важно найти баланс и гармонию между нахождением среди людей и одиночеством. Окружающие дают тебе творческий импульс, пищу для новых идей. И опыт должен быть разным: невозможно сосуществовать рядом только с хорошими людьми. Но и находиться в окружении плохих тоже как-то неправильно. Важно находить время, чтобы от всего убегать.

— А как же все эти разговоры о том, что одиночество вредно и даже может убить?

— Одиночество может убить того, кто не знает, чем себя занять. Я часто думаю: как так люди могут сходить с ума, оказавшись на полгода где-нибудь на полярной станции? Я бы там написала книгу и еще восемь альбомов. Если одиночество вредит, это говорит об одном: человек не нашел себя, он несчастлив.

— «Чтобы стоять, я должен держаться корней». Кто оказал на вас влияние, кого можно считать учителем в творческом отношении?

— Сейчас будет хрестоматийная история, я часто ее рассказываю. Она абсолютно правдива. Самое большое влияние на меня оказал бомж, которого я встретила в трамвае, когда мне было четырнадцать лет.

— Мне сейчас послышалось не «бомж», а «Бог».

— Возможно, это был Бог, да. Я ехала в трамвае, тут заходит он, в таком драном пальто, шапке-ушанке и рукавицах с обрезанными пальцами. Живое воплощение бунтаря и борца с системой. В руках у него была раздолбанная гитара, и он начал петь: «Видишь, там, на горе, возвышается крест…». Я обомлела, проехала свою остановку. Думаю: «Боже, бомж, а такую замечательную песню написал, как так ?! Я тоже так хочу!». Потом я, конечно, узнала, чья это песня. Эту историю мне как-то довелось рассказать флейтисту «Наутилуса», он тоже смеялся, да. Поэтому в первую очередь на меня оказали влияние Гребенщиков, Васильев и «Наутилус».

— Но удалось свой голос выработать в итоге?

— Надеюсь, что да. Это, конечно, произошло не сразу, мы пробовали по-разному. К счастью, мы никогда не пытались быть нарочито на кого-то похожими.

— А нет мысли оторваться от фолка, отплыть из этой гавани?

— Мы об этом подумываем. В планах есть что-то такое. Я люблю эксперименты, но я очень осторожный экспериментатор. На одном из альбомов мне хотелось более грубого звучания – мы добавили трубу и электрогитару, получилось неплохо. О джазе, кстати, мы тоже вспоминали, даже гитариста уже под это дело нашли. Причем хочется именно классики, ретро-джаза. Конкретнее пока ничего сказать не могу.

— Концерт в Анненкирхе запомнился вашей фразой: «Я всегда мечтала собрать церковь». И у вас это получилось! Есть ли мечта о новой необычной площадке?

— У меня есть фантазия – сыграть с самым настоящим симфоническим оркестром. Причем это ведь вполне выполнимо, были бы деньги. По поводу необычных мест… Хочется чего-то такого природного происхождения, выступить на айсберге, например. Просто есть места, которые по духу идеально соответствуют нашей музыке, и сгоревшая церковь как раз одно из таких.

— Куда бы принципиально не пошли выступать, даже за самые большие деньги?

— Даже грязные пивнухи лучше, чем элитный стрип-клуб. Я осознаю весь пласт происходившего до и после нас. Но, быть может, карма этого места сможет очиститься нашей музыкой.

С Екатериной Гопенко беседовала Марина Константинова, специально для Musecube.org
Фотографии Карповой Елены.