Интерьеры гримерки уже кажутся родными. И ничего вроде бы не изменилось: те же облупившиеся стены, тот же ударник с сигаретой, приветливо поблескивающий глазами из-за толстых стекол очков, та же суетливая, чуть богемная атмосфера… Только повсюду навалены охапки цветов. И очень красивых, кстати, таким любая девушка будет рада. На самом большом букете восседает плюшевый розовый слон – недвусмысленное напоминание об одноименной композиции. Из комнатки рядом доносятся раскаты громового хохота. Осторожно заглядываю туда. Вся дружная компания сидит за столиком и поедает фрукты. Отсутствие алкоголя непривычно режет глаз, но, не успеваю переварить эту мысль, как мимо проносят ящики с Джеймисоном и Реми Мартеном. У кого-то впереди бурная ночка!

Наконец, наступает момент истины. Вместе с прекрасным фотографом Ирой проходим в небольшую клетушку с парой уютных кресел и диваном. Навстречу поднимается тот, кому недавно аплодировали сотни, протягивает руку и коротко представляется: «Салют, я Фло». Во время концерта в моей голове роились десятки всевозможных вопросов, но сейчас они куда-то улетучились.

— Помнишь, ты сказал, что послушать тебя пришло лишь несколько парней – не в бровь, а в глаз! – начинаю с места в карьер. – Около меня стоял один тип, с выражением мрачной покорности на лице, дескать, что я тут забыл!

— Серьезно? – улыбается Флоран. – И ты тоже таким был?

— Не, мне-то как раз твоя музыка по душе.

— Ну, спасибо на добром слове!

По Флорану и не скажешь, что десять минут назад он отгрохал феерическое шоу, выложившись минимум процентов на 110. Аккуратно причесанный, ухоженный и посвежевший, он будто готовится к модной фотосессии. Или еще к одному выступлению.

— Кстати о музыке. Твой сольник называется «Rock In Chair», но ты ведь играешь не чистый рок, верно? Хотя «Моцарт» считается рок-оперой. Как ты сам оцениваешь жанр, в котором творишь, свою манеру исполнения?

— Если одним словом, это поп. В том смысле, что это музыка для всех. Порой превалируют элементы джаза, порой – рока… В общем, целая смесь жанров, современных и не очень.

— А что касается классического шансона? Ты пел Эдит Пиаф, и это было великолепно, особенно «ррр» — делаю жалкую попытку изобразить флорановский рык. Тот смеется.

— У меня это получается само собой. Ты, наверное, знаешь, традиции шансона очень древние, и они в крови у каждого француза. Я – не исключение.

— Тогда еще один вопрос, немаловажный для меня. В одном из интервью лидер Scorpions Клаус Майне заявил, что рок можно петь только на английском языке, а тот же французский для этого совершенно не подходит. Ты согласен?

— Ну…[задумывается] Частично. Тридцать лет назад Джон Леннон произнес замечательную фразу: «Когда ты слушаешь французский рок, ты понимаешь, что говоришь о том же, только по-английски». Собственно, «французский рок» — особый жанр, со своей историей, прошедший определенную эволюцию. Такие группы, как, например, Noir Désir, делают отличные вещи, но себя я считаю скорее поп-музыкантом, хоть и не без влияния рока. Scorpions же – вообще немцы, им полагается петь по-немецки! А если, как сказал Майне, и немецкий язык не подходит для рока, что делать с Rammstein? Лично я их обожаю: «Du hast, du hast» — Флоран понижает голос и хрипит, подражая Тиллю Линдеманну. – Очень круто! [«C`est cool» — его любимая фраза-паразит]. Пожалуй, тексты действительно лучше ложатся на английский, он более многогранный, чем французский, на котором хочется петь только о любви [о чем я говорил!]… Но если наши исполнители изо всех сил учат английский, чтобы писать лишь на нем, — это невероятная глупость!

— Почему?

— Потому что сами собой напрашиваются сравнения с такими мэтрами, как, скажем, Боб Дилан. Или Леонард Коэн. Я предпочитаю петь на французском, ведь это мой родной язык и я знаю его гораздо лучше английского [хотя, судя по общению с залом, Флоран скорее билингва]. Пусть меня сравнивают с Генсбуром. Нет, не подумай, я нисколько не претендую на то, чтобы занять его место, но лучше уж Генсбур, чем Дилан. Последний для меня – вообще недосягаемая высота.

— Ты вот Леннона упомянул. А у него сегодня, между прочим, День Рождения!

— У Леннона? Серьезно?

— Ага.

Флоран опускает глаза и почтительно кивает головой. Непонятно, о Ленноне он задумался или о чем-то своем.

— У нас его очень любят. Даже улицу в его честь назвали, в Санкт-Петербурге.

— Да, я слышал. Хотел бы там пожить! Обожаю Леннона.

— А почему, по-твоему, Россия пользуется такой популярностью среди французов? И вы с «Моцартом» частенько к нам приезжаете, и Брюно Пелльтье – чуть ли не каждый год, и Лара Фабиан…

— Черт его знает [Фло задумчиво почесывает бородку]. Вот ты почему любишь французский шансон?

— Мне язык нравится.

— Ага! А мы в курсе, что русским он нравится! Поэтому пользуемся случаем.

— Да ладно, признайся, все дело в женщинах?

— Подловил ты меня [смеется]. Метко подмечено!

По физиономии Флорана расплывается довольная ухмылка, и я понимаю, что и впрямь попал в яблочко.

— На самом деле, в России ценят наши мюзиклы гораздо больше, чем во Франции, ведь у вас такие давние оперные традиции. Я много где выступал – в США, Канаде, Бельгии, Южной Америке, Африке, и везде мне понравилось, но здесь – особенно.

В комнатку незаметно входит менеджер и, многозначительно кашляя, поглядывает на часы. Похоже, пора закругляться – Флорана еще ждет мини-автограф сессия, прямо со сцены. Фото на память? Конечно, о чем разговор! «C`est cool!» — оцениваю я результат.

Медленно направляемся к выходу. Ударник закуривает очередную сигарету, а бородатый гитарист в футболке с обложкой битловского «A Hard Day`s Night» отправляет в рот солидную кисть винограда. Незаметно мой взгляд снова падает на розового слона, сидящего на прежнем месте. Повинуясь странному внутреннему наитию, заговорщицки ему подмигиваю: неплохого хозяина приобрел, дружище!

Сейчас я не столь в этом уверен. Но тогда был готов поклясться, что он подмигнул мне в ответ.

Алексей Комаров, специально для musecube.org

Фотографировала Ирина Косарева