Передо мной сидят трое смущенных шестнадцатилетних парней с короткими стрижками. Если вкратце – они читают рэп. Даже при обычном разговоре они делают отрывистые движения руками в горизонтальной плоскости, почти как в американских клипах. Иногда они начинают говорить так же, как в этих клипах — быстро и много. Они разгоняются, выходят на встречную полосу, и вдруг, увидев работающий диктофон, замолкают и жмутся к обочине. Если на свете и существует рэп-глобус, то благодаря нашим сегодняшним собеседникам, ребятам из коллектива Strike Time, на нем маленьким бумажным флажком можно отметить подмосковный город Лобню – именно оттуда родом эти трое парней.

— Кто ты? Кто ты?

Десять лет назад Кирилл Толмацкий, более известный как Децл, с маниакальной настойчивостью задавал этот вопрос из кассетных магнитофонов. Правда, тут же обнаруживалось, что Кирилла интересуют не дзенские вопросы бытия, а нечто более приземленное – кто и что конкретно сделал для хип-хопа в свои годы.

Мы читаем рэп как можем, — говорят ребята. Что в своих песнях, что при разговоре они выступают единым фронтом. Поэтому и их реплики мы решили давать объединенными и обезличенными. – Мы стараемся показать, как тяжело может быть подростку, как он гуляет по улицам, мы стараемся рассказывать о проблемах в школе, с родителями и с милицией. Это все нам интересно.

Мы хотим своей музыкой показать людям мир с другой стороны, чтобы они учились жизни, поступкам.

— А вы уверены, что можете чему-то научить?

Мы на своем уровне пишем о том, как попали в какую-то ситуацию, и как мы вышли оттуда. Человек послушал и понял – ага, вот бывает так-то и так-то.

— Например?

Вот наркотики! Он послушал песню и задумался. Конечно, мы сами не употребляем, но хорошо видим ситуацию со стороны. Мы видим, что происходит с этими людьми, и не может об этом не говорить.

— Ну а из личного опыта?

Москва. Мы все стоим в пробках, и это проблема. Еще все взятки берут!

— Конечно берут, а как же. С вами такое случалось?

У меня есть загородный дом, и дед там отдал мне машину. А мне восемнадцати нет. Милиция за мной поехала, мы вопрос полюбовно решили, а я приехал домой и написал об этом – вот, мол, у нас развита коррупция.

— Так все-таки коррупция это хорошо или плохо?

На самом деле – плохо. Кто знает, что со мной тогда могло случиться? Я мог в столб въехать, мог в людей въехать, а тут вот так – раз и не было никакой проблемы.

— А для кого вы вообще это делаете?

В первую очередь – для себя. За счет того, что мы еще раз проживаем эти ситуации, мы их сами для себя формулируем.

— А какая у вас аудитория?

Ну это в зависимости от песен. Если мы сделаем что-то менее социальное, для пацанов – то от двенадцати до двадцати пяти, а если все-таки социальное – разброс еще шире, кто угодно может это послушать и услышать нас. Вот мой дед даже меня послушал, сказал – молодец, внучок!

— А как родители относятся к вашему творчеству?

По разному. У рэперов сложился настолько противоречивый образ, из-за тех же наркотиков, например, что мои родители всерьез забеспокоились – мол, какое у тебя окружение? Но потом успокоились, увидев результат — концерты, публику. Тем более что я сразу сказал – мам, пап, от меня такого не ждите, я наоборот агитирую против этого. Потому что наркотики – это и правда страшно. И сейчас они мне и не запрещают этого, но и не поддерживают. Им просто нравится, что я чем-то занят. Не плохим, а хорошим. – Виталий.

У меня та же самая ситуация, — говорит Егор. — Одобряют, что я занимаюсь музыкой, спортом – я играю за «Химки». Это лучше, чем дымить и квасить в подъезде.

Мы даже про это написали трек. Мы хотим, чтобы люди послушали и сделали определенные для себя выводы.

А когда мама приехала на выступление, и мы зачитали трек про маму, она даже заплакала.

А моя мама послушала мой первый трек, который я записал в двенадцать лет – у неё глаза были по пять копеек. Она спросила – «Это ты сам написал?» Очень обрадовалась, рассказала знакомым. Я правда был рад, что ей понравилось.

Еще нам очень помогают социальные сети – без них было бы намного тяжелее. Люди слушают песни и мгновенно оставляют комментарии – что понравилось, а что не очень. Эта обратная связь очень нам важна.

— Ребята, а вот смотрите. Вы – представители какого-то очень странного поколения, к которому сейчас все очень внимательно присматриваются. В пять лет вы вышли в интернет, в двенадцать записали треки, посмотрели комментарии на айфоне – чего от вас дальше-то ждать?

А мы наоборот кстати считаем, что раньше было интереснее, как-то душевнее. Вот вы знаете, кто у вас живет в подъезде этажом выше? Кто сосед по лестничной клетке? Вот и я о том же. Ведь раньше-то знали. Могли пойти драться двор на двор, а потом побрататься и играть в футбол до самой ночи. А сейчас – обольют друг друга в комментариях или в мессенджере, и спокойно идут баиньки.

Было живое общение. Отец мне рассказывал, как они в детстве строили шалаш. Своровали турник какой-то. А я может тоже хочу построить шалаш и украсть турник, но мне негде!

И понты мельчают. Раньше хвастались – вот, я себе удочку сделал лучше, чем у тебя, пойду и наловлю миллион карасей. А сейчас – у кого-то телефон с тачскрином, а у кого-то кнопочный, и все, мол, приехали.

— А вы не думаете, что все-таки эволюция идет своим путем – сначала люди посылали друг к другу гонцов, потом научились приручать и посылать голубей, потом телефон из проволоки и двух консервных банок – и вот уже нате вам интернет, социальные сети…

Конечно, прогресс нельзя сбрасывать со счетов, но как это называется, когда вместо того чтобы пойти в гости к другу и пообщаться с ним лично, пишешь ему в аську «Хай!»

А так конечно большое спасибо прогрессу и Интернету за то, что у нас есть возможность прямо сейчас встать и пойти записывать следующий трек. Когда нам будет уже семнадцать, я надеюсь, мы уже поговорим о следующем альбоме, а за спиной будут десятки концертов и все те люди, которым будет близко то, что мы делаем.

И действительно, ребята встали и пошли репетировать. Сегодня вечером у них концерт. Как их пускают в ночной клуб – я не знаю. А хип-хоп тем временем шагает по планете семимильными шагами. Он таким странным и необратимым образом повлиял на мировую культуру, что сейчас уже сложно определить, как же этот хип-хоп выглядит сам по себе. Черный он или белый? Злой или добрый? Бронкс или Жулебино? Да и его историческое название, ритмическая американская поэзия, уже не имеет ничего общего с реальным положением дел — далекой подмосковной Лобней, где трое парней читают друг другу свои немного неуклюжие стихи. Но это уже не так важно. Важно лишь одно — чтобы это было искренне.

Павел Кантышев, специально для MuseCube.

Фоторепортаж Геллы «Gellion» Сабитовой. Полную версию фотосета сделанную во время интервью Вы можете посмотреть здесь.