60 лет назад, 14 апреля 1962 года вышел фильм гения комбинированных съемок Павла Владимировича Клушанцева (1910—1999) «Планета бурь» — вторая его самостоятельная режиссерская работа после «Дороги к звездам» (1957). В первый и в последний раз, отступив от своего фирменного стиля (научпоп + научный прогноз), Клушанцев обратился к кино художественному — целиком фантастическому.

Первый в истории мирового кинематографа фильм об экспедиции на Венеру, «Планета бурь» — так получилось — сразу же и закрыла венерианское направление в киношной научной фантастике. Какой увидели Венеру советские зрители в первой половине 1960-х годов? Насколько изменились наши представления о физических условиях на этой планете? Наконец, возможна ли там жизнь?

Выход «Дороги к звездам» (рассказ о Циолковском; история развития ракетной техники; научный прогноз развития космонавтики на ближайшие десятилетия: первый полет человека в космос, запуск ракеты, перегрузки, невесомость, полет и высадка космонавтов на Луну) совпал с запуском первого искусственного спутника Земли (4 октября 1957 года), и потому этот фильм с восхищением смотрели по всему миру.
Директор студии «Леннаучфильм» добился присвоения Клушанцеву тарификации режиссера высшей категории. Охваченный эйфорией, Клушанцев решил, что созрел для фильмов игровых, сюжетных. Только постфактум он осознал, что это было безумием: даже лучшие режиссеры «Леннаучфильма» не спешили браться за постановку художественного кино, прекрасно понимая, что это совершенно иной жанр. Не имея настоящей режиссерской школы, навыков работы с актерами, Клушанцев засел за сценарий художественного фильма «Лунный камень», не понимая, в какую авантюру ввязывается.

По сюжету, некий международный орган учреждает приз — победит тот, кто первым доставит на Землю лунный камень. СССР и США запускают на Луну пилотируемые корабли, ФРГ — беспилотный. Все три корабля попадают в сложные аварийные ситуации, выйти из которых удается благодаря взаимопомощи. В итоге советские и американские космонавты возвращаются на Землю с образцами лунного грунта на одной ракете. Клушанцев всегда подчеркивал: у человечества одна планета, один общий дом, и освоение космоса должно сплотить народы мира.

Клушанцев вспоминал: «Сценарий писался долго и добросовестно, был проработан со специалистами по космонавтике и редакторами студии. Я даже пробился к наивысшему тогда авторитету ленинградской кинематографии режиссеру Сергею Васильеву (директору “Ленфильма” в 1955—1957 годах. — С. К.). Тому самому! Он сценарий прочел, и у нас с ним состоялся большой, деловой и доброжелательный разговор. В результате я получил ряд рекомендаций по улучшению сценария и… согласие Васильева стать художественным руководителем фильма, моим, так сказать, наставником этой постановки».

Клушанцев был на седьмом небе. Но директору «Леннаучфильма» нужно было подстраховаться — он отправился за советом в горком партии. Там заявили: «А зачем нам сотрудничать с капиталистическими странами? Мы сами завоюем Луну, без их помощи!» Это была катастрофа. С горкомом не поспоришь.

Сочувствующие номенклатурные работники доведенному до нервного срыва Клушанцеву подсказали: ты, мол, для партийных бонз никто; чтобы преодолеть их сопротивление, нужен человек с именем. То есть сценарий надо «усилить» — путем привлечения какого-нибудь маститого писателя.

Перебрав в уме всех известных ему писателей-фантастов, Клушанцев остановился на Александре Петровиче Казанцеве (1906—2002). Связался с ним. Казанцев ответил, что дорабатывать его сценарий не станет, но предложил написать новый — вместе со своим другом, опытным сценаристом М. С. Витухновским.

Клушанцев нехотя поехал в Москву на переговоры. Скрепя сердце согласился на соавторство, надеясь, как всегда, многое потом переделать на свой лад. Навязанный Казанцевым и Витухновским сценарий ему категорически не нравился. Все споры и обсуждения решались не в его пользу: двое титулованных против одного новичка. «Это было ужасное для меня время. Я расплачивался за свое самомнение, за переоценку своих возможностей».

Студия уже подготовила приказ о запуске фильма в производство, как Клушанцев решился соскочить с подножки поезда, уносившего его в бездну. «Я заявил дирекции, что ставить этот фильм отказываюсь. Взрыв атомной бомбы — ничто в сравнении с тем, что произошло. Если я отказываюсь от постановки фильма, то прежде всего всем троим нельзя выплачивать гонорар!» Казанцев и Витухновский были в бешенстве, объявив Клушанцева идиотом и негодяем.

Что было делать? После долгих раздумий был предложен такой вариант: на основании того же договора создать новый сценарий, который бы всех устроил. Казанцев на это согласился, Витухновский — нет. «Тогда мы с Казанцевым снова встретились в Ленинграде. Сидя в гостинице “Европейская”, вместе сочинили новый сюжет. Полет происходил уже не на Луну, а на Венеру (в то время условия на ней представлялись ученым вполне приемлемыми для высадки там человека). Фильм назвали “Планетой бурь”».

Повесть Казанцева «Планета бурь» была опубликована в 1959 году (газета «Комсомольская правда», 10—27 октября), почти одновременно с другим произведением о космическом путешествии на Венеру — книгой молодых Стругацких «Страна багровых туч». Сценарий фильма Казанцев и Клушанцев писали так же, как и Аркадий и Борис Стругацкие свой дебютный роман: один — в Москве, другой — в Ленинграде. Выстраиваемое Казанцевым литературное повествование Клушанцев переделывал в форме сценария. «Отсылал в Москву. Казанцев соглашался или оспаривал мое решение и снова отсылал рукопись мне. Так и ходили бандероли туда и обратно. Многое, конечно, решалось и по телефону».

Итак, вместо Луны герои отправлялись на Венеру — впервые в истории кинофантастики!
На генеральном просмотре присутствовала министр культуры Екатерина Фурцева. Фильм ей понравился — за исключением одного эпизода: советская женщина-космонавт не имеет права рыдать в космосе, теряя самообладание в трудную минуту. Фрагмент этот Фурцева потребовала вырезать. По счастью, кому-то удалось убедить ее, что элемент человечности гранитному образу советских покорителей космоса не навредит.

Премьеру законченного в 1961 году фильма приурочили к годовщине гагаринского полета; 12 апреля 1962 года выпало на четверг, поэтому первый показ состоялся 14-го апреля — в субботу.

Фильм снимался в тот период, когда отечественная венерианская программа только начиналась — в мае 1961 года автоматическая межпланетная станция (АМС) «Венера»-1 прошла на расстоянии примерно ста тысяч километров от планеты. И потому начальные титры предупреждали: «Научные сведения о планете Венера скудны и противоречивы. Лишь фантазия способна заглянуть в неоткрытый мир. Он может оказаться и не таким, как в нашем фильме. Но мы верим в грядущий подвиг советских людей, которые воочию увидят планету бурь».

«Внимание, говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС…»

В рамках научной экспедиции три советских звездолета — «Сириус», «Вега» (по совпадению, «тезка» двух АМС, исследовавших Венеру и комету Галлея в 1985—1986 годах) и «Капелла», преодолев за четыре месяца 200 миллионов километров, выходят на орбиту Венеры. Сразу же ремарка: в верхнем соединении (когда планеты оказываются на максимальном расстоянии друг от друга — на одной линии по разные стороны от Солнца) Венеру и Землю разделяет 261 миллион километров. Расстояние приличное. Почему нельзя было отправиться в момент нижнего соединения, когда Земля и Венера максимально близки (находятся на одной линии по одну сторону от Солнца; всего 38 миллионов километров), непонятно.

Космонавты сильно рискуют: «фыркнет» Солнце, случится мощная вспышка — и их схватит лучевая болезнь. Но, помимо радиации, есть и другая опасность, которой они, увы, не минуют: звездолет «Капелла» вместе с экипажем из трех человек взрывается в результате столкновения с крупным метеоритом — против них, мол, мы пока бессильны.

Остались шестеро — на двух других кораблях. Точнее, даже семеро.

«Сириус»:

Игорь Васильевич Вершинин (Владимир Емельянов) — командир корабля, профессор
Роман Бобров (Георгий Жженов) — инженер
Алеша (Геннадий Вернов) — радист

«Вега»:
Иван Щерба́ (Юрий Саранцев) — командир корабля, геолог
Маша Иванова (Кюнна Игнатова) — радистка
Аллан Керн (Георгий Тейх) — американский инженер
Робот Джон (мастер спорта, самбист, чемпион СССР по вольной борьбе в тяжелом весе 1954 года Борис Прутковский)

Впрочем, 200 миллионов километров, в сущности, ничто в сравнении с жизненным путем, пройденным каждым космонавтом: сначала работа на орбите Земли, потом — на Луне.

В наше время смешанные, интернациональные бригады космонавтов — на той же Международной космической станции — обыденность. Еще 15 июля 1975 года на околоземный орбите состыковались советский двухместный (А. А. Леонов, В. Н. Кубасов) корабль «Союз»-19 и американский трехместный (Т. Стаффорд, В. Бранд, Д. Слейтон) «Аполлон» — чтобы продемонстрировать разрядку в холодной войне и совершить символическое рукопожатие в космосе.

За американца Керна, единственного иностранца в составе советской венерианской экспедиции (вот вам всё же сотрудничество с диким капиталом и загнивающим Западом!), просила абстрактная Международная ассоциация. Если говорить откровенно, нашим он был навязан — с легкостью обошлись бы и своими силами. Советский Союз — безусловный лидер в космосе (а в 1961—1962 годах так оно, бесспорно, и было), способный решать все задачи самостоятельно. Так что, с одной стороны, Керн предстает своего рода социальной нагрузкой, обузой; с другой — он ведь берет с собою робота, продукт компании «Дженерал Кибернетик», «гаджет», который на Венере окажется явно небесполезным.

Яркий эпизод: Джон валит на Венере огромное дерево, чтобы по его стволу земляне перебрались через пропасть. По просьбе Керна робот включает бодрые американские мотивы — «Алиса, включи нам музычку!» И так по-американски насвистывает Керн!

 

Только атлету Прутковскому по силам было (да и то недолго) передвигаться в массивных металлических «доспехах», реалистично изображавших конструкцию робота. Так английский актер Дэвид Проуз, бодибилдер ростом в сажень, играл Дарта Вейдера в классических «Звездных войнах» — лицо Проуза всё время было сокрыто под маской.

Американца Керна хотели преподнести как человека циничного, холодного, максимально рационального. Он не слишком-то верит в дружбу, считая, что «человеком движут страх и эгоизм». Потому он так привязан к роботу, к которому Роман Бобров относится с предубеждением (что тоже несправедливо). Керн же, в свою очередь, не жалует Машу, высказывается в том духе, что женщина — не человек; в современных Штатах такого, думается, линчевали бы за вопиющий сексизм.

Мы смеемся над нелепыми «русскими» фамилиями, которые сочиняются в голливудских фильмах, но американец Керн в данном случае не намного лучше — сделали бы его хоть каким-нибудь Смитом! Да, русский дворянский род Керн происходил из Англии, так что американец с такой фамилией (как и Смит) вполне допустим, только… устойчивые ассоциации с Анной Петровной и «Я помню чудное мгновенье…» смущают, ибо стоят в совсем другом ряду, нежели понятия «Соединенные Штаты», «космос». Комично это как-то. Впрочем, комичного в фильме много…

Земля посылает на подмогу звездолет «Арктур». Приписывают ждать четыре месяца. Согласно плану, два корабля должны приземлиться на Венеру, а один страховать на орбите.

Ранее на Венеру были только беспилотные миссии, в ходе которых «изучили атмосферу, открыли океаны и материки, измерили температуру». На главный вопрос должны ответить люди — есть ли на Венере жизнь? Своего рода слоган фильма (и его главный пафос): «Ничто не заменит человека». Точнее: «Никакие автоматы не заменят человека». Что называется, не будем показывать пальцем. Третировать — почти как у Азимова — ни в чем не повинного робота будут неоднократно.

Ответить на главный вопрос пытается каждый, кто оказался на венерианской орбите. Высказываются три точки зрения.

Щерба: «Никого там нет. Жизнь там еще не зародилась».

Алеша: «Красное пятно под облаками — город». То есть наличествует современная жизнь.

Керн: «Вымершая планета. Разум уже истребил себя». То есть жизнь существовала в древности, а потом — самоуничтожилась.

Иными словами, Щерба скорее реалист, Алеша — юношески наивный идеалист-романтик, Керн — суровый пессимист. Естественно, самая пессимистическая позиция (задолго до аналогии И. С. Шкловского с клыками саблезубого тигра), отдана американцу.

Но есть и другой главный вопрос — как всё-таки быть? Ждать на орбите четыре месяца? Когда Венера со всеми своими тайнами — вот она, на блюдечке?!

Один из героев носит явно украинскую фамилию. То есть: Ще́рба — фамилия украинская. (Ударение на первый слог.) Ее соседство с простыми русскими фамилиями Вершинин, Бобров, с Машей Ивановой выглядит несколько странным. Зачем вдруг понадобился именно украинец? При этом все произносят с ударением на второй слог — Щерба́. И только «безграмотный» Керн произносит так, как нам привычно: Ще́рба. Иначе как желанием отдать дань уважения первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, который долгие годы стоял во главе УССР, не объяснишь.

Именно Щерба предлагает действовать самостоятельно. Планёр (посадочный аппарат, «десантник») найдет, мол, подходящую площадку с высоты в один километр. Экипаж — сам Щерба, Керн и робот Джон. Маша останется на орбите.

Приходится расставаться. На прощание как истинный герой Щерба целует Машу взасос.
Черные тучи, молнии, вода… Джон сажает планёр на болото, нашпигованное камнями. Вероятность гибели — 90%, сообщает неумолимый робот.

«Сириус» замирает в ожидании. Надеется на лучшее, но планёр молчит. Вершинин пытается успокоить Машу: «Их экранировал горизонт. Они сели. Через час, на следующем обороте, мы свяжемся с ними».

«Щерба, Керн, алё!»

Но планёр по-прежнему не отвечает. Экипаж «Сириуса» принимает решение садиться — надо спасать товарищей. Маша остается в одиночестве.

Вершинин — на Землю: «Заверяем советское правительство, родную коммунистическую партию, весь советский народ, что сделаем всё возможное, чтобы оправдать доверие».

Вершинин — Маше: «Если мы погибнем, держи себя в руках, жди “Арктура”». Ну да, четыре месяца придется тусоваться… Наконец, его реплика в сторону: «Труднее всего тому, кто один».

 

«Сириус» (космический корабль целиком) садится на твердь. «Стоит голубушка, черт ее дери!» Ничего не видно, сплошной туман (в реальности никаких аэрозолей у поверхности советские посадочные аппараты не зафиксировали.) Осматриваются с помощью локатора. Вокруг скалы. Едва включив наружные микрофоны, они слышат странные завывания. Алеша интерпретирует этот звук как Голос. Голос Венеры?
«Давление на поверхности — 2,3». 2,3 атмосферы?

Когда рассветает, они выходят в скафандрах. Ступают на венерианскую поверхность. Впору было бы произнести: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества».

Алешу переполняют эмоции. Он, впрочем, весьма меланхоличен. Но и излишнее погружение в свои грезы — опасно. «Камень как камень, вода как вода…» Он исследует новый, открывшийся его взору мир с детской непосредственностью, и хуже всего то, что опрометчиво действует не только он, но и его более взрослые напарники, которые оставляют романтика и мечтателя без присмотра. Алеша уходит далеко от корабля. Внезапно его ноги опутывают щупальца — это гигантское хищное растение тащит его в свою «пасть». И несдобровать бы ему, если бы не Голос, который заставляет Вершинина и Боброва встрепенуться (только им кажется, что кричал Алеша). Совместными усилиями злобный цветок оказывается повержен.

Маша наконец засекла планёр, но он молчит. Вершинин, уже с поверхности Венеры, подсказывает ей, что раз движется робот, значит… Не мог же он сам активироваться? Нет, действительно, никак не мог: его же в разобранном виде везли. Значит, они живы, и Маша радуется.

Но Щерба и Керн всё равно угодили в переплет — отстреливаются из пистолетов от напавших на них стаи динозавров. Это довольно мелкие черные уродцы, которых земляне величают «чертовыми выродками». Что-то вроде велоцирапторов (дейнонихов) из кинофильма «Парк юрского периода», только, видимо, куда более примитивные, медленные, тупые. Не скажем насчет земных, но венерианские динозавры, как оказалось, соображают крайне туго. Жаль, не изобразили тираннозавра рекс (приберегли для Голливуда?) — с этим здоровяком справиться было бы куда труднее…

Кислорода у Щербы и Керна остается только на сутки — надо полагать, земные. Длительность венерианских суток (243 земных суток) известна тогда еще не была, и очевидно, что создатели фильма исходили из того, что сутки на Венере примерно равняются земным, а также марсианским солам.

Остается надеяться только на помощь космонавтов «Сириуса», хотя Керн не верит, что они станут спасать их, рискуя собственными жизнями. Но это в мире капитализма каждый «держится за свою задницу», строители же коммунизма — проповедуют альтруизм, взаимовыручку.

К дефициту кислорода прибавляется еще одна проблема. То ли в боях с «выродками», то ли зацепившись за «кактусы» (венерианская растительность в целом напоминает засушливые, пустынные районы Земли) Щерба и Керн порвали свои костюмы — поцарапались, и потому подхватили лихорадку. Щерба предлагает принять некий хиноцилин, но Керн против: ведь после него надо будет отлежаться….

Начинается ливень — час от часу не легче! В реальности водяного дождя (воды в жидкой фазе) на Венере быть не может, а вот предположения об осадках другого рода, возможно, выпадаемых в горных областях и даже на среднем уровне поверхности, высказывались некоторыми учеными, в том числе отечественными.

Щерба и Керн прячутся в пещеру. Джон информирует их об освещенности — 3,2 люкса. Вообще, освещенность в фильме ровно такая же, как на Земле. На самом деле на Венере всё же значительно темнее, хотя отнюдь и не кромешная тьма, как полагали многие ученые в начале 1960-х. Часть солнечного излучения поверхности, безусловно, достигает, только вот диска Солнца — в фильме, например, показан красочный закат над морем, — увидеть на оранжевом небе Венеры нельзя. Если с поверхности виден диск, значит, даже в мощном слое венерианских облаков есть разрывы — однако несколько веков наблюдения Венеры в телескопы, начиная с первого телескопа Галилея (1609), говорили о том, что планета окутана сплошным покровом. Более того, в первой половине 1960-х стало ясно, что плотная венерианская атмосфера непрозрачна и в ультрафиолетовом, и в инфракрасном диапазонах.

Тем временем команда «Сириуса» мчится через залив навстречу попавшим в беду друзьям. Их транспортное средство — вездеход, точнее, везделет и «везде-вообще»: машина и едет, и летает, и под водой чувствует себя сносно…

А воды на Венере, судя по всему, так же много, как на Земле. Конечно, H2O — одно из самых распространенных соединений во Вселенной (ввиду его простоты), но на настоящей Венере именно с ним дела плохи: в жидком виде, повторим, нет вообще, в газообразном состоянии — совсем чуть-чуть.

Опять слышится Голос, он завораживает и… пугает, напоминая в данном случае пение сирен.

Бобров ехидно замечает, что это, наверное, какая-нибудь каракатица — «гадов тут хватает». Но мечтательному Алеше кажется, что это человек и, может быть, даже женщина. (Как в том анекдоте про Вовочку, который, видя перед собой кирпич, думает-то всё равно о бабах.)

Видимо, это всех заводит, и начинается обсуждение.

«— Эх, Дарвина бы сюда.
— А Дарвин здесь ни причем.
— А как же человек мог появиться в эпоху доисторических ящеров?
— Но мы-то же появились.
— Мы прилетели.
— А ведь Алешка прав. Человек в зрелом виде существо летающее… космически летающее. Дарвин объясняет только первоначальное появление разумного существа из животного мира, а его распространение по планетам в дальнейшем имеет уже отношение к Циолковскому, а не к Дарвину».

Это умничает Вершинин — член Академии наук. Быть может, академик или хотя бы членкор. Академик-космонавт?

Интересно, что за пару месяцев до выхода «Планеты бурь» на экраны, в феврале 1962-го, С. П. Королёв предвидел, что с увеличением количества полетов и технического усложнения кораблей от космонавтов потребуются знания и опыт разработчиков — инженеров и конструкторов космических аппаратов, а навыки военных летчиков могут оказаться недостаточными. Он направил в правительство письмо с обоснованием необходимости полетов инженеров его ОКБ-1 и институтов Академии наук. Однако в верхах не всё было так очевидно, как это представлялось Королёву: согласно утвержденному Советом Министров Положению о космонавтов, граждане, не состоящие на военной службе, могли получить «билет» в космос только через призыв в кадры Советской армии. Тем не менее в октябре 1964-го первые гражданские в космосе всё же побывали — ими стали члены трехместного экипажа корабля «Восход» (его командиром был В. М. Комаров) научный сотрудник К. П. Феоктистов и врач Б. Б. Егоров. В 1965-м президент АН СССР М. В. Келдыш принял решение о создании отряда космонавтов Академии. В разное время в него были отобраны шесть научных сотрудников Академии наук, но ни один из них в космосе так и не побывал…
Вершинин предлагает Боброву «пошарить» в радиоэфире — может быть, удастся услышать их шлемофоны.

Щерба и Керн уже бредят. Бредит, как ни странно, кажется, и робот.

— Алло! Железный Джон, или как там тебя? Слышишь меня? — кричит Бобров. — Не отвечает, чертова кукла!
— Спокойнее, Роман, — говорит Вершинин. — Робот реагирует только на вежливое обращение.
— Подумаешь, интеллигент! — И Бобров пробует издевательски вежливо: — Алло, уважаемый Джон! Прошу Вас. Будьте любезны, ответьте, пожалуйста.
Робот откликается. Но на вопрос: «Где твои хозяева?» — отвечает:
— Рабовладение запрещено Конституцией. Я свободная мыслящая машина.
— Информируйте о положении ваших спутников.
— Положение горизонтальное.
— Где вы находитесь?
— Под каменным сводом.
— Всё ясно, они в пещере. Поэтому Маша и не нашла их локатором.

Вершинин отстраняет Боброва от микрофона:
— Алло, уважаемый Джон! О чем говорят ваши спутники?
— О Маше и мировом правительстве, в котором я займу пост премьер-министра.
— Лихорадка, возможна разгерметизация.

И вот тут Вершинин просит Джона воспользоваться химоцилином. Даже в такой напряженный момент, кажется, помимо воли создателей фильма, возникает эффект комический: у Джона огромные клешни (ими валить деревья, ворочать камнями!), которыми крайне проблематично совершать работу тонкую, ювелирную — достать таблетку из упаковки, взять эту пилюлю и положить изнемогающим людям в рот… Каким-то непостижимым образом ему это всё же удается.

Под вечер на вездеход нападает птеродактиль (его для фильма состряпала одна ленинградская кукольница). Как реагируют наши герои? Сначала птеродактиля фотографируют и только потом (только потом, Карл!) начинают принимать меры — «с этим драконом шутки плохи».

Маша снова теряет вездеход со своих радаров. «На погружение вездеход не рассчитан (это она так думает! — С. К.). Значит, катастрофа? — с ужасом рассуждает она. — Я могу их спасти. Но если я сяду, то возврат на Землю будет невозможен». Машу одолевают сомнения. «Земля! Миллионы людей работали, складывали свой труд пирамидой до неба. Нас поставили на вершину, доверили всё, и теперь от меня одной зависит исход. А я не знаю, как поступить!»

Маше надо крепко подумать. Получается, если она сядет, временно спасет их и при этом вернуться на Землю будет уже нельзя, садиться точно не имеет смысла (разве что в последний раз увидеть любимого!) — она лишь отсрочит их гибель до израсходования кислорода. Собственно, именно в этом ее настойчиво увещевают с Земли. Но в стрессовых ситуациях здраво рассуждать очень трудно. У нее есть еще час — до следующего оборота. Как мы видим, «Вега» находится на часовой орбите. Советские АМС «Венера»-9 и -10, в 1975-м будут на орбите 48-часовой; «Венера»-15 и -16 в 1983-м — на 24-часовой.

Жизнь на Венере есть и в океане. Рыбки там — совсем как у нас! Как такое может быть? А «условия, сходные с нашими». Земляне тащат вездеход по дну, скафандры — они и в толще воды спасают. Алешу как ни в чем ни бывало отпускают в очередную опасную одиночную прогулку по дну. Тот поражается — неужели природа могла создать такой ровный ряд скал? Ничего не боясь, он забирается в подводную пещеру — вход в нее похож на ворота затонувшего города. Местная Атлантида? Там он обнаруживает странный камень с треугольным выступом, кладет к себе в карман. Вершинин и Бобров обнаруживают целого «окаменевшего дракона» — птеродактиля. Да нет, он не окаменел, это — статуя! Искусственное изваяние! Вместо глаза — рубин. Сомнений не остается: когда-то на Венере существовала цивилизация. Но сохранился ли кто-то до наших дней?

Приободренные хиноцилином Щерба и Керн оказываются у того самого красного пятна, которое Алеша с орбиты расценивал как огни большого города. На самом деле это извергающийся вулкан (в 1980-е автором гипотезы о современном вулканизме на Венере станет Л. В. Ксанфомалити). Им бы спасаться — вместо этого Щерба загорается идеей взять образцы свежей лавы, пепла, исследовать газы… Начинает снимать спектры. Спохватываются они только тогда, когда лавовый поток оказывается буквально у самых их ног… Тут-то вспоминают про Джона.

Отметим, что несуразно ведут себя практически все — не только Алеша, но и, казалось бы, умудренные жизненным опытом Вершинин, Щерба. Чуть более осмотрителен Бобров, но при этом герой Жженова выглядит каким-то недалеким. Вопреки замыслу создателей фильма, наиболее адекватным предстает Керн.

Понятно, что дело в некоей театральной условности, но, вообще говоря, вместо пионерской разведки новой, доселе неизведанной планеты земляне вознамериваются успеть сделать абсолютно всё — объять необъятное, «впихнуть невпихуемое». С ненужной, ходульной доблестью презрев все опасности, за один раз, нахрапом, исследовать всю планету, весь ее животный и растительный мир, все проистекающие на поверхности и в недрах процессы!

 

Пренебрегая первоочередными целями (спасением товарищей, стремлением воссоединиться с Машей), они, как оголтелые, кидаются исследовать динозавров (в частности огромного брахиозавра), фотографируют их даже в условиях крайней опасности. Так и Щерба, не в силах совладать с собой, принимается за несвоевременные научные изыскания под аккомпанемент мощного вулканического извержения, в результате чего они с Керном едва не гибнут.

Гибнет в итоге спасший их Джон — робот несет их на плечах, вброд преодолевая лавовый поток. «Хорошая у вас машина!» — щерится довольный Щерба. Когда же несчастный Джон сообщает им, что механизм перегрелся и что он не в состоянии их дальше тащить, Керн понимает, что у робота пора отключить режим самосохранения (вот гуманизм!). Нужно оборвать провод, только какой — красный или синий? Щерба и Керн мешают друг другу, и в суматохе выбор оказывается неверным. Очередная глупость нерадивых покорителей Венеры! Робот «сходит с ума» — воспринимает их действие как команду сбросить груз с плеч. Хорошо, что в этот момент поспевает вездеход «Сириуса». Ну, а бедный Джон — по вине несуразных человеков, что звучат гордо, — плавится в огне из недр.

 

Не напоминает ли это персонажа Шварцнеггера в фильме «Терминатор: Судный день» Джеймса Кэмерона? Есть мнение, что идею своего «Терминатора» Кэмерон почерпнул из клушанцевской короткометражки «Яблочко», снятой в конце 1940-х — начале 1950-х годов. Говоря современным языком, это клип (2 минуты 43 секунды): матросик пляшет «Яблочко» на клавишах рояля. В конце он сбрасывает с себя одежду и кожу, обнажая механический «скелет».

 

А как насчет безумия Джона и уничтожения робота в «Космической Одиссеи 2001 года» (1968) Стэнли Кубрика — по версии Американского института кино, лучшего научно-фантастического фильма в истории Голливуда? Перед мастерством Клушанцева Кубрик преклонялся, в той же «Космической Одиссее» он позаимствовал клушанцевский эффект невесомости из «Дороги к звездам». Известно, что Клушанцев был одним из немногих русских режиссеров, кто оказал значительное влияние на западное кино: рассказывают, что Джордж Лукас называл его крестным отцом своих «Звездных войн»; помимо Кэмерона и Кубрика, перед обаянием Клушанцева не устояли также Ридли Скотт, Стивен Спилберг и специалист по спецэффектам (простите за тавтологию) Роберт Скотак. Последний от Клушанцева действительно многое взял — и в переносном, и в прямом смысле. На склоне лет Клушанцев поделился со Скотаком многими своими секретами — сначала в переписке, а затем и вживую: в 1992-м Скотак приезжал к 82-летнему мэтру в Санкт-Петербург.

Но вернемся к павшему Джону. Члены «Сириуса» на вездеходе почему-то торжествуют. «Так какие люди выгоднее — стальные или обыкновенные?» — говорит Вершинин. «По-видимому, нужны и те, и другие», — отвечает загнанный в угол Керн.

«Человека не заменят никакие автоматы», — эту фразу произносит Маша. Как, однако, подкрепляется этот тезис самим сюжетом? Робот Джон вовсе не плох, он не раз выручает Щербу и Керна и гибнет, по существу, исключительно по их головотяпству. Конечно, если бы не переданное роботу по радио указание Вершинина использовать хемонилин, подопечные Джона скрючились бы от лихорадки, но сказать, что человек проявил себе на неизведанной венерианской земле гораздо лучше робота, никак нельзя. Робот ни разу не подвел, и не его вина, что он оказался в компании, где каждый homosapiens — со странностями. Так что гуманизм оказался каким-то приторным, слащавым: коллизии «робот — человек» не получилось.

Робот погиб, теперь может зазвучать и бравурная советская песня:

Планета бурь, спасибо за науку!
И за приют прими поклон земной.
Корабль ждет, и путь у нас прямой.
Стучат сердца: «домой, домой!»
Домой, ребята!

Опять считать космические румбы.
И вновь стоять в отваге у руля.
Ждут нас давно моря, леса, поля.
Любимый край, родимый дом,
Земля. Земля, ребята!

Планета бурь, до скорого свиданья!
К тебе вернутся наши корабли.
Ведь нас не зря зовут сыны Земли!
Земли, ребята!

Здесь наконец стоит задуматься над названием произведения. Как известно ныне, никаких бурь на поверхности Венеры, судя по всему, нет. Атмосфера могуча, да, но она — застоялась, как гигантский парник. Именно ввиду чудовищного парникового эффекта на поверхности Венеры горячее, чем даже на дневной стороне Меркурия, хотя тот ближе к Солнцу. Сезонных явлений на Венере нет, суточные колебания температуры, по-видимому, не превышают одного градуса по Цельсию.

Это не Юпитер с его чудовищными ураганами, где скорость ветра достигает рекордной во всей Солнечной системе отметки в 600 километров в час, а знаменитое Большое красное пятно — циклопический долгоживущий шторм, длящийся уже 350 лет и по размерам своим превышающий Землю. И даже не Марс с его глобальными пылевыми бурями, оказывающими значительное влияние на климатические колебания на поверхности всей планеты.

Так почему именно «планета бурь»? Конечно, о том, что скорость ветра у венерианской поверхности составляет максимум полтора метра в секунду, тогда не знали. И да, художественное произведение может быть построено на любых, и ошибочных, и самых нелепых представлениях, главное, чтобы оно было внутренне непротиворечиво. Однако и внутри отдельного мира «Планеты бурь» Казанцева-Клушанцева название не оправдывается: никаких сверхмощных, сверхдлительных ураганов мы в фильме не наблюдаем — лишь однажды идет ливень, который загоняет Щербу, Керна и Джона в пещеру. Плюс с орбиты нам показывают вечно клубящиеся, словно кипящие облака. Бури — в верхних слоях атмосферы? Что ж, если считать таковыми явление суперротации: твердое тело Венеры вращается значительное медленнее (повторим, 243 земных суток), чем верхние атмосферные слои (4 земных суток)…

Если состав атмосферы непригоден для дыхания людям, то чем же дышат динозавры, ящерицы, рыбы (последним на Земле нужен растворенный в воде кислород)? Или кислорода, выделяемого скудной венерианской растительностью, недостаточно — у людей будет удушье, а местные организмы как-то справляются? Во время этой первой, такой сумбурной и насыщенной, экспедиции Вершинин походя намечает пути терраформирования Венеры в будущем: он нашел вулканическое железо и сделал вывод, что, окисляясь, оно крадет у атмосферы значительные запасы кислорода. «Человек может это переделать, и тогда…» Так рождаются амбициозные замыслы будущей колонизации планеты.

Насчет же венерианского прошлого Вершинин рассуждает так: «Представь себе, что прилетели… высокоцивилизованные существа. И по какой-то причине они застряли, потеряли связь со своей планетой. Кончились запасы, кругом чужая природа, другая атмосфера. Некоторые могут выжить… но они одичают. Ведь тысячи поколений переселенцев уйдут на звериную борьбу за жизнь, пока их организм не приспособится к местным условиям. Здесь будет не до культуры. Выживать будут только физически сильные. И среди ящеров появится дикарь, не дождавшись местной обезьяны. Появится и начнет расти будущий хозяин планеты».

Алеша внимает и наматывает на ус. Он впечатлен. «Погребенный город, рубин, этот Голос… — говорит он себе под нос. — Кто мог сюда залететь? Жители другой планетной системы? А может быть, марсиане?! На Марсе нужно бороться за каждую каплю влаги. А здесь всё утонуло в океане. Может быть, они пытались переселиться, да не удачно? Одичали? А теперь, пустив корни, второй раз идут к вершинам цивилизации? Может быть марсиане, и на Землю залетали?! А вдруг мы, современные люди…»

Как видим, без пресловутых марсиан никуда. Казалось бы, вот вам Венера — целый огромный, таинственный мир, фантазируйте на его счет. Так нет же! После открытия «каналов», сделанного Скиапарелли в 1877-м, да после выхода «Войны миров» Уэллса в 1897-м марсианская составляющая научно-фантастической литературы первых десятилетий ХХ века, в которые рос и созревал Казанцев, была настолько велика, что вырваться из этого плена писатель так и не смог. Даже в 1980-е, после многочисленных полетов к планете наших «Марсов» и американских «Маринеров», когда всем уже станет ясно, что марсианские каналы были лишь оптическим обманом (цепочки кратеров, горные гряды, глубокие разломы при наблюдении в не очень сильные телескопы выглядели как сетка из прямых линий), Казанцев в своих статьях и интервью — как говорят, с упорством, достойным лучшего применения, — будет настаивать, что марсианская цивилизация таки существует. Но — «скромничает», скрывается, не желает вступать с нами в контакт. К этим мыслям Казанцева будут подталкивать «сфинкс» и «пирамиды» в районе Кидония, которые, как потом окажется, тоже являются лишь игрой света и тени.

Откуда взялась эта идея фикс, что именно Марс должен считаться колыбелью жизни в Солнечной системе? Почему тамошняя цивилизация должна была быть древнее и земной, и венерианской? Если не концентрироваться на одной лишь гипотезе древнего теплого и влажного Марса — непонятно. По всем представлениям, зона обитаемости, то есть зона жидкой воды на поверхности, должна была смещаться в сторону от Солнца — по мере того как светило всё сильнее разгоралось. То есть в ранней период истории Солнечной системы в центре зоны обитания должна была быть именно Венера (как Земля сейчас), а Марс должен был находиться в еще менее комфортных (более холодных) условиях, чем ныне.

С началом космической эры, тем более, когда стало ясно, что Космос — молчит, упрямо не отвечает на наши радиосигналы (не можем обнаружить ни одного искусственного сигнала, в свою очередь, и мы), когда относительно возможности межзвездных перелетов появился первый реальный скепсис, стала разрабатываться теория палеоконтактов. Мол, с иными цивилизациями мы разделены не только в пространстве, но и во времени. Так, может быть, разумные существа посещали Землю в древние эпохи, когда мы сами были еще не слишком разумными и слишком незрелыми, поэтому ничего толком не поняли? Но и эта теория подвергается серьезной критике: никаких весомых доказательств нет; условно говоря, ни одного винтика космического корабля пришельцев — не найдено.

— Неужели вы верите, что Земля кем-то посещалась в прошлом? — вопрошает самый благоразумный — Керн.

Фанатик Вершинин реагирует немедленно (и глаз у него, должно быть, горит): следами таких посещений он считает многие «загадки истории» (звучит как название типичной передачи на телеканале «Рен-ТВ»).

— А рисунок каменного века на скале в Сахаре? На нем изображен человек в скафандре! А древние нержавеющие колонны в Индии? Ведь железо, из которого они сделаны, приготовлено неизвестным на Земле способом! — атакует он Керна.

Дальше — совсем тьма:

— А тайна Атлантиды? — возгореться от упоминания об Атлантиде может разве что наделенный богатой фантазией школьник.

Так и хочется добавить: «А Баба Яга, летающая на метле?»

— А необычайная осведомленность древних астрономов?

Что он имеет в виду? Возьмем Античность. Фалес Милетский учил, что звезды состоят из того же вещества, что и Земля. Анаксимандр утверждал, что миры возникают и разрушаются. Анаксагор считал, что повсюду рассеяны невидимые «зародыши жизни»… Однако всеми такого рода гениальными догадки мы можем восторгаться всё же только с высоты наших сегодняшних знаний, с той покровительственной снисходительностью, с которой мы относимся к талантливым, толковым детям, предрекая им — когда-то потом — большое будущее. Но «необычайная осведомленность» — это уж извините…

Для поддержания атеистической пропаганды (при Хрущеве в этом деле стали снова закручивать гайки) не упустили возможность посмеяться над религиозными воззрениями:

— Вот, например, спуски Богов с неба…
— Ну, знаете!
— А что? Как, например, здешний дикарь нарисует вас? Как святого с кружком вокруг головы. И расскажет: «сошла с неба лодка, и вышел из нее бог в шкуре». Ха-ха-ха!

Но, напуская пафосу, Вершинин — снова о серьезном, а не об этой чепухе:
— Я убежден (а лучше было бы — «я глубоко убежден». — С. К.): космические перелеты — это неизбежная ступень развития жизни всюду. Изоляции миров нет. И, наверное, миграция жизни в космосе закономерна, как у нас на Земле перенос семян ветром. И на планетах Солнечной системы, чего доброго, развиваются ветви единого племени живых существ. Солнечного племени.

В такой компании Керн явно чувствует себя неловко — интеллект из собеседников так и прет!

Впрочем, не будем такими строгими. На момент выхода фильма какие-то представления были разве что об условиях на Луне, о реальных же Венере и Марсе знали мало, тем более о Меркурии, галилеевых спутниках Юпитера, Титане (спутнике Сатурна)…
Над влюбленным в «каракатицу» Алешей подшучивают: «Где твоя одичавшая марсианка?» И — где все остальные? Тот возражает: если сесть на Земле в диких горах — много народу встретишь за два дня?

Тем временем приходит радиограмма от Маши. Она сообщает, что в решающее мгновение она решила садиться. Следуют вздохи и ахи: встреча с Машей на поверхности, а не на орбите — это совсем не то, что им нужно.

— Как она могла?
— Не сообразила.
— Сообразить может робот, но не женщина, — говорит Керн. — Да простит меня Бог! — А он, как и многие американцы, всё-таки религиозен, и это его очередной минус.

Однако Маша совсем не так глупа, как ему кажется: в последнее мгновение сердце подсказывает ей правильный ответ: она переборола себя, успела выключить двигатели и осталась на орбите.

Финальным испытанием становится венеротрясение. Заметим, что сейсмические эксперименты требуют длительного времени, а время на венерианской поверхности стоит очень дорого. Уникальные советские посадочные аппараты, имея гарантийный срок работы в полчаса, героически сопротивлялись венерианскому жару до двух с лишним часов, — но и этого, конечно, мало. Так что единственное, что мы имеем в этом вопросе, это данные, собранные миниатюрным сейсмометром в составе прибора «Гроза»-2, который работал на поверхности Венеры в начале марта 1982 года. Прибор способен был уловить микросейсмы — слабые колебания грунта, которые на Земле возникают, например, под действием волнения океана. И два толчка были, кажется, зафиксированы…

«Сириус» должен срочно взлетать. Но Алеша, несмотря на венеротрясение, мешкает. Камень, который он подобрал под водой, оказывается амулетом с изображением венерианской женщины.

Он не хочет улетать:
— Илья Васильевич! — взывает он к Вершинину. — Подождите! Нам нельзя улетать. Они как мы! Понимаете? Посмотрите! Они как мы. Похожи на нас! Понимаете?!
Но — в следующий раз. В самой концовке в отражении одной из луж мы видим смутный силуэт той самой таинственной венерянки, голос которой сопровождал гостей с Земли и предостерегал их об опасности. Местная Аэлита в белых одеждах воздевает руки вослед улетевшему кораблю.

Главными научными консультантами фильма были знаменитый пулковский астроном доктор физико-математических наук А. В. Марков и доктор биологических наук К. К. Флеров, известный палеонтолог. Не только зоолог, но и профессиональный художник, Флеров воссоздал облик многих ископаемых животных. Он иллюстрировал энциклопедии, книги академиков В. А. Обручева и Ю. А. Орлова, фантаста И. А. Ефремова.

Большую помощь в инженерных вопросах оказал Андрей Михайлович Касаткин, занимавшийся исследованиями на метеорологических ракетах в Институте прикладной геофизики и Институте физики атмосферы. В конце 1960-х Касаткин пополнил новообразованный Институт космических исследований (ИКИ), трудился в лаборатории В. И. Мороза. Вместе с Касаткиным Клушанцев написал потом сценарий короткометражки «Космический пейзаж» — рассказ о новой науке, «космическом землеведении». В 1970-м этот фильм вышел под названием «Вижу Землю!».
На волне повального увлечения космонавтикой после полета Гагарина «Планета бурь» стала хитом. В СССР фильм посмотрели 20 миллионов человек. Тепло приняли картину советские космонавты. Впоследствии Клушанцев узнал, что они взяли копию фильма в Звездный городок, чтобы иметь возможность пересматривать его.

Кроме того, фильм был продан в 28 стран мира. Как всегда, отличились ретивые американцы. В США, на специализировавшейся на фильмах ужасов студии «Америкэн Интернешнэл», «Планета бурь» — с нередко присущей Голливуду вульгарностью — была нагло и безжалостно препарирована и использована как материал. Для начала в перемонтированном и переозвученном виде появился фильм «Путешествие на доисторическую планету» (Voyage to the Prehistoric Planet, 1965). Никаких упоминаний о том, что стало основой для данной «кинокартины», в титрах, разумеется, не было, более того, оставшимся в кадре советским актерам были даны англоязычные вымышленные имена: Георгий Жженов стал Куртом Боденом, Геннадий Вернов — Робертом Чанталом и так далее. Русское название космического корабля тщательно заретушировали… Плагиат? Очень похоже на то.

Но и этого заокеанским коллегам Клушанцева показалось мало: в 1968-м вышел еще один фильм, заново перемонтированный, — на этот раз «Путешествие на планету доисторических женщин» (Voyage to the Planet of Prehistoric Women). Там вовсю резвилось племя полуголых венерианских амазонок (сюда же вошли несколько сцен и из другого советского фильма — «Небо зовет», 1959). По сюжету, в 1998 году с космической станции «Техас» (ну конечно же!) к Венере стартует посадочный модуль, связь с которым вскоре пропадает. На выручку ему отправляется второй «десантник», команда которого убивает на Венере птеродактиля. А этому существу, как оказывается, поклоняются местные жительницы. Сексапильные амазонки яростно пытаются уничтожить чужаков-богохульников. Стараниями робота Джона землянам всё же удается добраться до своего корабля и улететь подобру-поздорову. Амазонки, разочарованные слабостью своего бога, который не очень-то помог им отомстить, воздвигают на пьедестал вытащенного из лавы Джона.

Хорошо, что все эти кинематографические извращения всё же упали на благодатную почву: работу Клушанцева (откуда растут ноги у этих творений, конечно, узнали) увидели режиссеры Нового Голливуда, о которых мы писали выше; она стала для них источником космического вдохновения.

Как и положено искусству такого рода, «Планета бурь» как бы приближала, подгоняла реальность. 16 июня 1963 года первой женщиной в космосе станет Валентина Терешкова. В 1975-м у Венеры появятся первые искусственные спутники («Венеры»-9 и -10), в 1970-м состоится первая мягкая посадка на планету («Венера»-7).
В 1962-м в альманахе «Мир приключений»Казанцев опубликовал второй вариант своей повести, которая отныне позиционировалась как часть большого романа — «Внуки Марса». От первой публикации новый текст отличался более развернутыми диалогами, многие эпизоды были полностью переработаны, другие — добавлены. А в 1978-м, когда о реальных условиях на Венере знали уже совершенно определенно, вышло собрание сочинений Казанцева: место действия «Планеты бурь» он вынужден был перенести в систему звезды 82 Эридана (82 Eridani, или HD 20794), на планету Венера-2. По мнению критиков, это существенно снизило мотивацию поступков персонажей и целей самой экспедиции, превратив произведение в «грандиозный комок нелепостей».

Впрочем, и фильму в 1962-м — досталось. Не от простых зрителей, а от кинокритиков, которые указали на безнадежную шаблонность героев, лишенных психологической индивидуальности. Это тем более заметно, если обратить внимание на некоторый «параллелизм» между членами экипажа двух кораблей — «Сириуса» и «Веги»: инфантильный, мягкий, мечтательный Алеша во многом «рифмуется» с Машей, холодный, немногословный Керн — с Бобровым, опытный Щерба — с таким же зрелым Вершининым. Нет, тут явно что-то есть. Даже романтическая привязанность Маши и Щербы проецируется на теплое, по сути, отеческое чувство, которое испытывает Вершинин к опекаемому им Алеше.

Сам Клушанцев относился к «Планете бурь» двояко: любя ее как свое детище, он соглашался с критиками насчет беспомощности актерской игры. Он признавал, что вина лежала не столько на актерах, сколько на сценаристах: «Приключений мы придумали достаточно, но какой-либо основной идеи не было. Зато Казанцев настоял на том, чтобы мы включили в сценарий очень занимавшую его тогда идею о возможности существования на планетах “родственников” землян, так называемых “пришельцев из космоса”».

«Мы не сумели заложить в сценарий характеры наших героев, — продолжал Клушанцев. — Мотивацию их поступков и взаимоотношений. Им просто нечего было играть, кроме преодоления трудных дорог». Актеры были привлечены неплохие — Емельянов, Жженов (для последнего это был первый фильм после освобождения из сталинских лагерей). Но опыта работы с настоящими актерами у Клушанцева не было. «Я не сумел доходчиво объяснить им, чего именно я от них хочу».

Так что поставить «Планету бурь» в один ряд с «Космической Одиссеей» Кубрика или «Солярисом» Тарковского при всем желании не удастся. Люди, их характеры и взаимоотношения, космическая философия оказалась вне поля зрения режиссера Клушанцева. Но так и цели-то были всё же другие: «Планета бурь» создавалась для популяризации космонавтики, и с этой задачей Клушанцев справился блестяще. Обозначенные недостатки с лихвой окупались героико-исследовательской романтикой и динамичностью действия.

«Покорение планет виделось не за горами, и Клушанцев предложил познавательную и увлекательную картинку — как это может происходить в недалеком будущем. Дело в том, что фильмов, в которых космический полет на другую планету был бы показан более-менее “научно” и достоверно, почти не было — “Космический рейс” (1935), “Я был спутником Солнца” (1959) и “Небо зовет” (1959) — вот и всё. Собственно, этими лентами (включая эксцентрическую “Аэлиту” Протозанова) вообще ограничивается список отечественной кинофантастики 1920—1960-х годов», — пишет Евгений Харитонов. Фантастическим кино советский зритель избалован не был.

А уж с технической точки зрения фильм удался на славу. Прекрасные декорации. Кабины космических кораблей были изготовлены на авиазаводе, и они были оборудованы настоящей аппаратурой. Вездеход на воздушной подушке, по клушанцевскому техническому заданию, сконструировали в Москве — на ЗИЛе. Роскошные скафандры сделала бригада «Худфонда». Шедевром этой же бригады стал двухметровый Джон — настоящий шарнирный робот, объект зависти для голливудских кинематографистов (такого даже в их картинах 1940—1960-х годов не встретишь). Был у него и «дублер» — 30-сантимтеровая кукла, которая нужна была для съемки таких эпизодов, как гибель робота в потоке лавы. Ею была густая каша из муки с мелом: «пиротехники полили ее чем-то испаряющимся, и она задымилась».

Визуальный ряд ни на йоту не уступал голливудским лентам тех лет: извержение вулкана, брахиозавр, птеродактиль («гигантская птица», как называл ее Клушанцев) были изображены очень натурально.

Уникальные технологии комбинированных съемок (в том числе подводных) намного опережали существовавшие тогда зарубежные аналоги. Вот эпизод, где герои оказываются на дне моря. «Мы повесили над декорацией морского дна стеклянную кювету, размером 4 на 6 метров, в которую налили воду, — рассказывал Клушанцев. — Вызывая в кювете волны и светя сквозь них прожектором, создавали характерную для подводного мира игру солнечных пятен. По полу, покрытому мхом, раскладывали “тяжелый дым”, который под ногами космонавтов поднимался как муть от ила. Ателье, конечно, задымлялось для создания мутности среды. Съемка актеров велась через высокий плоский аквариум с водорослями и плавающими рыбками. Всё вместе это создавало полную иллюзию подводного мира».

Как и всегда, едва ли не за каждым кадром у Клушанцева — целая история. Вездеход, изящный экипаж без колес, скользящий в фильме над твердью и морем, крепился на стреле специально изготовленного крана. «Кран ставился на тележку, которая каталась по рельсам. Съемка всегда проводилась либо рядом с каким-нибудь естественным обрывом, либо такой обрыв приходилось создавать искусственно. Он помогал скрывать рельсы, тележку и людей. От камеры кран заслонялся самим вездеходом». Как и в случае с роботом, имелся 30-сантиметровый «дублер» — маленький макет вездехода с куклами-космонавтами внутри.

Несмотря на успех у зрителей, есть ощущение, что фильм так и остался недооцененным. Снимать художественное кино после «Планеты бурь» Клушанцев зарекся, вернувшись к любимому научпопу. Он понял, что задуманный планетный цикл — Луна, Венера, Марс (получилось в другом порядке: Венера, Луна, Марс) — надо завершить в привычном ему формате. «Луна» вышла в 1965-м (после высадки на Луну американских космонавтов этот прекрасный фильм оказался неугодным — его запрятали в архив), «Марс» — в 1968-м.

P. S.

С Марсом Советскому Союзу не везло. Именно наши первыми запустили к Марсу космический корабль (1960), первыми доставили на Марс посадочный аппарат (1971-м), однако развить эти успехи не смогли. «Десантник» «Марса»-3 в декабре 1971-го передавал информацию с поверхности всего 14 секунд. Не преуспела целая флотилия 1973 года, неудачей окончился проект «Фобос» (1988—1989), провалом — «Марс-96»…«Покорили» Марс американцы. А вот советской вотчиной была Венера — эта русская планета, начиная с открытия М. В. Ломоносовым венерианской атмосферы в 1761 году.

В начале 1960-х многие считали, что Венера покрыта глобальным океаном, другие — что непролазными джунглями, как на Земле в каменноугольный период. Венера манила, словно потерянный земной рай. А оказалась — адом. К концу десятилетия отечественным аппаратам серии «Венера» удалось наладить доступ к поверхности сквозь «защитный слой» плотного облачного покрова. Все, кто мечтал обнаружить на Венере жизнь, были жестоко разочарованы. Углекислотная (95%) атмосфера с ничтожным количеством водяного пара. Температура у поверхности — в среднем 462° С, а в низинах — до 475° (температура плавления ряда металлов). Давление — порядка 92 атмосфер (на Земле — одна атмосфера на уровне моря).

Какая уж тут жизнь! После «Страны багровых туч» Стругацких, после рассказа Брэдбери «Всё лето в один день», после «Планеты бурь» — Венера из мировой научной фантастики исчезает.

Правда, и по сей день много рассуждают о возможности жизни в облачном слое Венеры. Ведь на определенной высоте температура и давление там сопоставимы с земными…. О гипотетических микроорганизмах в венерианских облаках в 1960-е писал Карл Саган, а осенью 2020 года на этот счет прогремели сразу две новости: в атмосфере планеты были найдены сначала фосфин, а затем глицин. Эти соединения могут быть биомаркерами, но пока всё еще слишком шатко. К тому же фосфин уже опровергнут: растрезвонившие о нем британские ученые и примкнувшие к ним американцы поспешили. Независимый повторный анализ их спектроскопических данных показал, что использованные методы обработки могли создавать ложные положительные результаты из-за фонового шума — а сигнал фосфина был недостаточно сильным, чтобы считаться статистически значимым. На ошибку указали российские ученые: скорее всего, зарубежные коллеги попросту спутали фосфин с диоксидом серы.

Единственным, кто пошел наперекор общему, казалось бы, очевидному мнению о невозможности жизни на поверхности Венеры, стал замечательный русский астроном, сотрудник ИКИ, доктор физико-математических наук, уже упоминавшийся Леонид Васильевич Ксанфомалити (1932—2019). Венера оставила в жизни этого планетолога неизгладимый след: 21 декабря 1978 года — с помощью своего прибора «Гроза», также нами уже упоминавшегося — Ксанфомалити открыл в атмосфере Венеры электрические разряды. До того момента мы доподлинно знали о существовании молний только на одной планете — Земля. А в 2011—2012 годах Ксанфомалити и озвучил свою невероятно смелую, скандальную гипотезу о жизни на венерианской поверхности.
Сложнейший телевизионный эксперимент на поверхности Венеры до сих пор не повторило ни одно из космических агентств мира. Так что в нашем распоряжении только четыре десятка полных панорамных изображений или их фрагментов, сделанных в 1975 (первые фотографии с поверхности другой планеты вообще) и 1982 (первые цветные фотографии с Венеры) годах «Венерами»-9 и -10, -13 и -14. В 2000-е, используя появившиеся компьютерные программы, Ксанфомалити осуществил новую обработку этих снимков. И многое на этих кадрах предстало, что называется, в другом свете. Заинтриговавший советских ученых «странный камень со стержнеобразным выступом и бугорчатой поверхностью» («Венера»-9, 22 октября 1975 года) и «пятнистое (ячеистое?) инородное тело» («Венера»-14, 5 марта 1982 года) получили у Ксанфомалити другие (условные) названия — «сыч» и «змейка». Среди камней он обнаружил еще несколько десятков подозрительных объектов («скорпион», «медвежонок», «диск», «геспы», «амисады», «голубь», «анемы», «кустик», «стебли» и другие), которые могут быть представителями венерианской фауны и флоры, царства грибов. Не какие-то микроорганизмы, а многоклеточные!

Гипотеза наделала довольно много шума — как у нас в стране, так и за рубежом. Так, в 2015 году перед началом доклада Ксанфомалити на генеральной ассамблее Международного астрономического союза в Гонолулу комиссия по астробиологии в полном составе демонстративно покинула зал. Многие нарекли Ксанфомалити сумасшедшим. Оппоненты попытались разбить его гипотезу в пух и прах, но Ксанфомалити не сдавался.

Тем более что были у него и союзники. Авторитетнейший биохимик академик А. С. Спирин, изучив доводы Ксанфомалити, принципиальных запретов на гипотетическую венерианскую жизнь не обнаружил. Да, жизнь земного типа (соединения углерода плюса вода как растворитель) на поверхности Венеры, конечно, не мыслима, но кто сказал, что жизнь не могла бы строиться на неких иных началах? Специалист по космической плазме и химической физике В. Н. Снытников из новосибирского Института катализа предположил, что основой венерианской жизни может быть азот (с добавлением того же углерода, кислорода, серы); а роль растворителя может играть углекислый газ в сверхкритическом состоянии.

Ксанфомалити был убежден, что подтвердить или опровергнуть его гипотезу может только новая миссия на Венеру — ведь с 1985 года, когда на планете побывал последний посадочный аппарат (проект «Вега»), технологии, в том числе телевизионные, ушли далеко вперед. Уже много раз переносившийся амбициозный российский проект «Венера-Д» («долгоживущая») ныне, как заверяют в «Роскосмосе», планируют реализовать в конце 2020-х или начале 2030-х годов.

Сергей Коростелев