Уильям Шекспир – автор на века. Любая новая постановка по пьесе знаменитейшего из драматургов всегда вызывает неподдельный интерес как публики, так и театральных критиков. Но в этот раз художественный руководитель Московского драматического театра имени А.С. Пушкина Евгений Писарев приготовил для зрителей настоящий сюрприз, поставив на сцене родного театра спектакль о самом короле трагедии. В мае текущего года состоялась премьера постановки по пьесе знаменитого британского драматурга Тома Стоппарда «Влюбленный Шекспир». Накануне премьерных спектаклей в Театре А.С. Пушкина состоялся пресс-показ первого акта спектакля, а режиссер Евгений Писарев и исполнители главных ролей – Таисия Вилкова и Дмитрий Власкин – поделились с представителями СМИ первыми эмоциями и впечатлениями от своих работ.
Таисия Вилкова – исполнительница роли Виолы – главной женской роли в спектакле. В 2017 году Таисия окончила Школу—студию МХАТ, курс Е.А. Писарева, и сразу же была принята в труппу Московского драматического театра имени А.С.Пушкина. Молодая актриса уже давно снимается в кино и телесериалах. За ее плечами такие проекты, как «Деффчонки», «Серьезные отношении»», «Григорий Р.», «Чемпионы», «Фарца», «Дед Мороз. Битва магов», «Гоголь. Начало», «Ёлки новые», «Отличница».
Таисия, работу над новым спектаклем вел знаменитый режиссер, ваш педагог Евгений Писарев, который привлек в свою команду еще очень молодых актеров, в том числе и вас. На данном этапе уже можно как—то прокомментировать ваше совместное творчество? В чем был прав Евгений? В чем вы были правы?
Таисия: Пока еще непонятно, кто в чем был прав. Премьера только завтра, сегодня вечером генеральный прогон. Вчера были первые зрители. Все зрители разные. Вчера нас достаточно хорошо приняли, но у нас были свои внутренние моменты, над которыми еще предстоит работать. А так мы репетировали три с лишним месяца: искали, думали, что-то меняли. Что касается меня, то самое главное в моей работе – это «перевертыши» – из девочки в мальчика, из Виолы в Джульетту и так далее. И мы искали, что это будет за мальчик. Мы говорили о том, что он должен быть какой-то определенный, не просто переодетая девочка, а какой-то другой человек со своим характером, со своими манерами. Я не знаю, получилось у нас в результате или нет, но мы к этому шли не про прямой.
Ну а работа с режиссером? Насколько он давал вам возможность самовыражаться и самоопределяться?
Таисия: Он, конечно, давал свободу пробовать что-то, в основном внутренний рисунок образа. Потому что касаемо внешнего рисунка у него есть очень четкое представление о том, как все должно выглядеть, но то, что касается какого-то твоего внутреннего творческого пути, он отдал это нам. Это наша работа была, и мы этим всем занимались сами.
В процессе работы над спектаклем был ли у вас в памяти какой—то образ знаменитой Джульетты? Их ведь было очень много, легендарные фильмы, спектакли…
Таисия: Я первым делом пересмотрела, конечно, Дзеффирелли и База Лурмана – две, наверное, самые знаменитые экранизации. И Оливия Хасси совершенно потрясающая. Мы даже украли у нее одну прическу для Виолы. А у База Лурмана, конечно, совершенно покоряющий молодой Ди Каприо. Я считаю, это одна из лучших его ролей. Настоящий Ромео! И у него я подсматривала, как надо играть Ромео.
Но они – эти легендарные работы – не давили на вас?
Таисия: Нет. Так как «Влюбленный Шекспир» – это не «Ромео и Джульетта», а совсем другая история. Сама пьеса Стоппарда очень самодостаточна. Там все повороты сюжета уже есть, осталось только сыграть.
Расскажите, как вы сами готовились и репетировали это вечное переодевание и такую быструю смену образов.
Таисия: Конечно, это такая беготня, просто забег с препятствиями. С начала прогона и до конца это просто бесконечное переодевание. И вчера у нас был первый зритель, а я переволновалась страшно и перепутала переодевания. Пошла не туда и переоделась не на ту сцену. Это было ужасно. Сегодня я так уже не сделаю. Мне кажется, я не забуду об этом никогда. Теперь я всегда буду помнить, какое у меня там переодевание, и, может быть, это будет главное, что я буду помнить в этом спектакле, потому что это был ужасный стресс.
А сколько у вас получается таких смен костюмов?
Таисия: Я не считала, сколько у меня переодеваний, но у меня порядка девяти костюмов в общей сложности. У меня переодеваний столько, сколько сцен, потому что я ни в одной сцене не появляюсь в одном и том же костюме.
А ведь в каждой последующей сцене разные не только костюмы, но и герои…
Таисия: Да. И надо как-то успевать переключаться. Мне кажется, это придет только со временем, когда у нас будет больше возможностей играть. Потому что пока в своей работе мы сделали только первый шаг. Вчера вообще был первый зритель, все только выстраивается. Но, конечно, хочется, чтобы у нас получилось. Вот, например, то, что Вам сегодня не показали: во втором акте есть спектакль «Ромео и Джульетта», и там уже Виола играет Джульетту, а Шекспир играет Ромео. То есть там случается совсем другая история. И это еще одна большая ответственность, потому что столько было Джульетт, столько было Ромео в разных совершенно вариациях. Были более или менее успешные, но у нас – это первые Ромео и Джульетта в истории. И придумать, какой эта история могла бы быть – очень трудно, и это большая ответственность. И вообще, так получается, что мой персонаж – она вообще первая актриса в истории, то есть она первая женщина, вышедшая на сцену, и для меня это тоже ответственность. Главное, о чем мы говорили — у нее огромное желание играть. Это вообще пьеса про магию театра. Что он не только в театре — он еще и в жизни. И это какая-то бесконечная игра, это поэтическое пространство, где стихи с прозой все время заменяют друг друга и так далее. В общем, хочется, конечно, чтобы нам удалось показать эту магию театра.
Вы говорили о том, что у вас девять костюмов, и понятно, что это для вас важно и серьезно. Виктория Севрюкова – знаменитый театральный художник. Как ваши отношения с ней складывались, и вообще, что для вас эти костюмы? Насколько вы их полюбили и насколько они стали вашими?
Таисия: Конечно, то, что сделала Вика, – это потрясающе. Объем проделанной работы какой-то невероятный. И, когда мы первый раз увидели все эти костюмы, то, конечно, все ощутили огромное счастье, что у нас вообще есть возможность к этому прикоснуться. У нее все костюмы со смыслом. Это не просто красивая одежда или какой-то красивый костюм. Вика всегда знает, что подчеркнуть у какого персонажа, она идет всегда от образа, от самой пьесы. Мы с ней очень много говорили о различных нюансах, что должно быть здесь, что там. Все очень подробно, все очень детально. И потрясающие материалы она подобрала. Как раз во втором акте «Ромео и Джульетта» играется в ярко-красном цвете. Это очень красиво, и доставляет, конечно, большое эстетическое удовольствие. А нам надо как-то соответствовать этим костюмам, потому что они не просто очень красивые, но и очень красноречивые, а мы должны это заполнить.
Дмитрий Власкин – исполнитель роли Уилла Шекспира. В 2014 году Дмитрий окончил Школу—студию МХАТ, курс И.Я. Золотовицкого, а в 2016 году был принят в труппу Театра имени Пушкина. В настоящее время артист занят в спектаклях «Апельсины & лимоны», «Дама с камелиями», «Дом, который построил Свифт», «Мера за меру», «Остров сокровищ» и «Три Ивана». Помимо этого Дмитрий Власкин имеет ряд работ в кино на телевидении: «Физрук», «Закон каменных джунглей», «Вечный отпуск», «В созвездии Стрельца», «Викинг», «Эластико».
Дмитрий, у вас такой масштабный образ – страшно произнести. Играете самого Шекспира. Расскажите о природе рождения образа? И какое мужество понадобилось вам, чтобы подойти к этой работе?
Дмитрий: Какое понадобилось мужество – это хороший вопрос. Все, что у меня есть. Потому что масштаб этой роли глобален. Наша команда художников во главе с Евгением Писаревым, нашим режиссером, создала такой мир, где уже заложен подобный масштаб, и ему нужно соответствовать максимально. Иначе мой персонаж, да и все главные герои, рискуют стать гораздо меньше, чем этот мир, затеряться в нем. Плюс, конечно, Стоппард написал уже абсолютно все. Сама пьеса настолько многогранна, что все время ей соответствовать – это уже большая ответственность. Необходимо успевать переключаться, успевать подниматься – опускаться, взрываться, сужаться. И наш спектакль – это, конечно, настоящий спектакль – загадка.
Когда вы узнали, что утверждены на эту роль?
Дмитрий: Узнал я не так давно о том, что буду играть Шекспира. И, конечно, сразу ощутил огромную ответственность, появился мандраж и все остальное. Я сразу открыл все пьесы Шекспира, которые у меня есть, и прочитал каждую по половинке. Потому что времени на все просто не хватало. Но работа продолжается. Премьера – это не значит, что спектакль уже летит. Мы только начинаем взлетать.
А где вас все же нашли и почему вообще искали?
Дмитрий: А я работаю в этом театре, в пушкинском театре. Я здесь родился и продолжаю жить. А почему искали? Ну, я думаю, что это непросто – найти и понять, кто сейчас герой нашего времени. Это такая, как я уже сказал, загадка. Как спектакль – загадка, так и кто герой нашего времени. Это вечный поиск, кто может взять, поднять и повести за собой в наше время – непонятно. Поэтому, мне кажется, и поиск героя художественной командой этого спектакля был не таким простым.
Скажите, а вы считаете, что ваш герой – это герой нашего времени? И вообще, он герой какого времени?
Дмитрий: Я думаю, что во все времена герой – это тот человек, за которым можно идти, которого хочешь слушать, смотреть на него, вдохновляться им. И, естественно, мой персонаж является героем. Ведь каждый человек пытается развиваться, находить в себе музыку, поэзию, любовь. Это же то, чем мы живем. А мой персонаж, безусловно из этого состоит полностью. Из того, чем мы живем.
Были у вас были какие—то авторские находки, которые в итоге остались в спектакле? Что—то вы свое внесли, настаивали на своем видении?
Дмитрий: Были, безусловно, моменты, которые я приносил. Мне хотелось, чтобы во время всего спектакля мы видели, как Шекспир придумывает новые повороты пьесы «Ромео и Джульетта» здесь и сейчас. Не просто он придумывает это где-то там за сценой, и потом приходит и рассказывает об этом другим героям. О том, что вот, значит, Ромео изгоняют из Вероны, и так далее. А он просто питается энергией других персонажей, вдохновляется ими, и вдруг ему приходит в голову: «И тогда герцог изгоняет Ромео из Вероны…». И все это здесь и сейчас происходит, на глазах у публики. Мне кажется, что это осталось. По крайней мере, я так пробовал делать. Мне кажется, что это правильнее, что зрителю так будет интереснее.
А вы смотрели во время работы над ролью великие фильмы о Ромео и Джульетте? Что вы оттуда черпали? Давили они на вас или, наоборот, помогали?
Дмитрий: Я специально не смотрел ни один из фильмов. Да, я их видел давным-давно, и у меня остались какие-то ассоциации, какие-то яркие воспоминания. Я понимаю, что где-то они во мне живут. А еще я не смотрел фильм «Влюбленный Шекспир». И может, наверное, показаться, что мой образ Шекспира, его серьга и глаза подведенные, украден. Но на самом деле к фильму это не имеет никакого отношения.
Евгений Писарев – российский актер и режиссер театра и кино, педагог, лауреат многочисленных театральных премий, Заслуженный артист России. На счету у Евгения не один десяток блестящих режиссерских работ в крупнейших драматических и музыкальных театрах Москвы.
Евгений, почему сегодня вы выбрали для постановки эту вещь? Может быть она с чем—то перекликается? И, в продолжение этого вопроса: ваши последние постановки обращены в прошлое. Что это: попытка разобраться в этом прошлом или найти какие—то параллели с нашим днем?
Евгений: Знаете, моя предпоследняя работа «Кинастон», и эта работа – «Влюбленный Шекспир», несмотря на то, что обе обращены к прошлому, – это современные пьесы. Это важно. Здесь вообще Стоппард! Очень сложно найти современную пьесу, написанную сегодня, но, тем не менее, все-таки рассчитанную на большую сцену, на отражение какой-то эпохи, скажем, в данном случае эпохи Елизаветинской Англии. Потому что современные пьесы все, как вы понимаете, рассчитаны на маленькие залы, полуподвалы или что-то подобное. И очень мало современных пьес, которые предполагают такие вещи, как, например, костюмы, парики, фехтование, вокал и так далее. Это вообще прерогатива только такого, старого театра. А для меня принципиально важно, что и Джеффри Хэтчер – американский автор, и англичанин Том Стоппард написали пьесы, как мне кажется, во многом и о сегодняшнем дне, но вот таким способом: на фоне другой эпохи, других людей, другого времени.
И там, и там у вас фигурирует первая женщина актриса. Согласитесь — удивительное совпадение.
Евгений: Я давно готовился к «Влюбленному Шекспиру», занимался покупкой прав, специальным переводом этой пьесы, и параллельно возникло предложение в Театре-студии под руководством О.П.Табакова. Материал мне очень понравился, но, я сказал: «Мне не очень интересно это делать, потому что я буду через год заниматься другой пьесой, действие которой происходит на 60 лет раньше, чем то, что происходит в пьесе «Кинастон». Потом подумал, что неплохо бы потренироваться на артистах театра О.П.Табакова, чтобы потом прийти с определенным опытом в свой театр. Но это получилась не просто тренировка. Мне очень нравится та работа, и я люблю ее, и ее очень любят в театре О.П.Табакова, и вообще в Москве. Там замечательно работает Максим Матвеев, Аня Чиповская. Ну а мне после нее было в какой-то степени сложнее, потому что нужно было не повториться, нужно было найти какие-то другие ходы и другие смыслы. Это не так просто, и даже может быть не во всем еще пока удалось. И, конечно, очень сложно артистам «Влюбленного Шекспира». Они привыкли прекрасно существовать в режиме современной новой драмы – в этом сезоне эти же артисты выпустили несколько спектаклей в филиале театра, где они говорили сегодняшним языком, не гримировались, где речь их была нарочито невнятной. Но это мы делать умеем, и хорошо. А здесь задача очень сложная, невероятно сложная. Притом, что это в общем должна быть легкая, абсолютно летящая, театральная история. С каждым годом всё больше из театра уходит театр. Мне кажется, что Театр Пушкина, который находится на месте театра Таирова, камерного театра, может быть как раз то самое место, где нужно вернуть в театр «театр». То, чем и занимался Александр Яковлевич Таиров. Я себя ни с кем не сравниваю, но это может быть правильным местом для подобного возвращения.
Если проводить параллель с «Кинастоном», там все—таки вы работали со звездами, а здесь сами сделали новых звезд.
Евгений: Ну, рано еще говорить, кого я там сделал. Здесь я работал в основном с артистами своей труппы и с артистами – моими учениками, что важно. Потому что все они действительно мои ученики, многие из них выпускники прошлого года, в том числе Тая, Кирилл Чернышенко, Назар Сафонов. Это совсем молодые артисты. Я бы не делил артистов на звезд и не звезд, потому что я со звездами не работаю. Если они у меня начинают проявлять «звездность», они свободны уже со следующей репетиции. Поэтому я работал с очень хорошими артистами в Театре О.П.Табакова, с настоящими трудягами, с настоящими творческими людьми. Но есть разные задачи. Есть задача просто сделать успешный спектакль, который нужен какому-то театру, и это задача коммерческая. А когда ты работаешь в своем театре… Это как ты занимаешься с детьми, с которыми тебя попросили позаниматься, или ты занимаешься со своими собственными детьми. Поэтому мне здесь сиюминутный такой, понимаете, успех или что-то подобное не так важны, как некое вложение в моих вчерашних учеников. То, чему меня всегда учил Олег Павлович Табаков: вкладываться в будущее, вкладываться в учеников, вкладываться в своих молодых артистов, потому что это отдастся с лихвой, это вернется. Как он всегда говорил: «Потому что это для себя, потому что для своих». Если ты учишь просто так артистов, выпускаешь их, и дальше устраивайтесь, товарищи, кто куда может, то это одна история. А если ты понимаешь, что ты учишь, потому что тебе нужны эти артисты, потому что ты делаешь ставку на них изначально, тогда это совершенно другое отношение. Поэтому мы все готовимся к премьере, готовились к премьере, но мне важен путь в своем театре. Путь, который я прохожу вместе со своими артистами. Нет, здорово, что все так нарядно и красиво (обводит руками оформленное для премьеры фойе театра), я очень рад. Но все-таки меня больше определенная линия в творчестве этого театра интересует, и какая-то миссия может быть даже.
И, тем не менее, вы очень долго искали главного героя. Расскажите об этом.
Евгений: Знаете, я никогда в жизни не менял артистов. Даже когда понимал, что я неправильно кого-то назначил. Но я его тянул, отстаивал. Мне художественные руководители говорили: «Поменяй ты его! При чем тут какие-то хорошие отношения? Надо взять того, кто тебе это сделает». Я всегда это игнорировал. А тут вдруг случилась такая история, что четыре Шекспира из разных театров, и даже из разных городов… Извините, мы начинали вообще с артистом санкт-петербургского театра. Это все хорошие артисты. Но если вы сейчас меня спросите, почему это происходило, я не смогу ответить. Знаете, как сказать, не рождалось, не срасталось. Это, может быть, даже моя проблема. Но понимаете, это же не антреприза. Тут приглашение другого артиста значит, что артист должен вписаться в этот театр, в эту атмосферу, в эту труппу. А она уже очень внятная, она уже о себе серьезно заявила, и у нее есть определенная энергия, определенная манера, определенные отношения. Поэтому не каждого чужака принимает это пространство. Я вот так оправдал произошедшее, а не только, что я такой капризный режиссер, и вот нет, мне не нравится этот Шекспир, попробую другого! Но, что для меня очень важно, есть очень значимая тема в этой пьесе. Помимо любовной темы, помимо темы творчества, есть тема, которая особенно во втором акте проявляется – тема рождения этой профессии. Ведь в то время актерская профессия не являлась актерской профессией, а являлась чем-то таким любительским, неожиданным, новым, непонятным. Но когда это перерастает в братство, а братство перерастает в профессию, возникает – у Стоппарда даже есть такая фраза – «цеховая солидарность». Когда два театра, враждующие, как вы понимаете, объединяются, чтобы спектакль все-таки состоялся. Потому что если появляется талантливый человек, который что-то создает, то и делить уже людям нечего. И мне кажется, что эта тема Стоппарда волнует не меньше, чем тема влюбленного Шекспира, романтической мелодрамы и так далее. Он даже немножко посмеивается над этим. И ставить такой спектакль можно только в ансамблевом театре, можно только ансамблевым способом, компанейским образом. Поэтому здесь никакие звезды ничего не решат. Приглашенный человек должен либо вписаться в эту труппу, либо пойти «звездить» дальше где-нибудь в другом месте. И в результате я прошел долгий путь среди артистов театра Ленсовета, Сатирикона, Ленкома и так далее, и решил вырастить Шекспира, даже двух, в собственном коллективе. В результате вот Кирилл Чернышенко и Дмитрий Власкин – это два артиста, которые репетируют, играют Уилла Шекспира. Уилла – очень важно! Он еще не Уильям был, только Уилл.
А у вас сложились какие—то человеческие отношения, контакты со Стоппардом? Потому что, как известно, в Москве у него есть любимый театр – РАМТ.
Евгений: Мы очень ждем Стоппарда на открытии сезона, в сентябре. У нас будет вторая премьера, и надеемся, что Том приедет в Москву, придет на наш спектакль. Он очень трепетно отнесся к нашей работе, написал очень трогательное письмо, а это очень важно. Понимаете, когда двадцать лет назад вышел этот фильм («Влюбленный Шекспир», режиссер Джон Мэдден), в 1998 году, я понятия тогда не имел, кто автор сценария. Мне нравилась просто красивая романтическая история, комедийная, историческая. А сейчас меня все-таки больше интересует Том Стоппард.
То есть благословение от него вы получили?
Евгений: Да, конечно.
Дмитрий называл своего героя — героем нашего времени. Что вы думаете по этому поводу и согласны ли с таким определением?
Евгений: Герой нашего времени… Мне кажется, что герой нашего времени – это всегда, для меня, тот, кто в наше время не слишком вписывается, тот, кто идет каким-то своим перпендикулярным или параллельным путем. Такой герой всегда интересен. Как и герой, собственно говоря, нашего времени у Лермонтова – это иронично названо, «герой нашего времени», кавычки. Интересен герой, который для всего общества является, может быть, антигероем. Герой – это тот, кто способен что-то противопоставить сегодняшнему времени. Этот человек – всегда создатель, он всегда, художник, это всегда автор, независимо, пишет он что-то, или это артист, или человек науки, чего угодно. В социальном смысле меня не интересует герой нашего времени, а в каком-то вот моральном, идеологическом, человеческом, духовном, конечно, безусловно.
Может быть это Кирилл Серебренников?
Евгений: Конечно. Безусловно. И вся сложившаяся на сегодняшний день ситуация еще больше делает из него героя нашего времени. Он и без того был героем нашего времени, а сейчас его биография уже просто вписана в историю. И, конечно, я тут не подразумеваю никакого Кирилла. Но, безусловно, он не просто режиссер, а генератор новых идей, новых смыслов. Вот это всегда герой. А не просто режиссер. Понимаете, самое сложное в этой пьесе, если отойти уже немного от персонажей, что это очень хорошая пьеса. Ее даже если средне сыграть, она все равно сработает. Можно провести некую аналогию с Моцартом. Его ведь и лабухи сыграют, и великие музыканты сыграют. Это все равно принесет всем радость. Вопрос только в том, как это будут делать, кто это будет делать. Поэтому меня очень интересует, что мы можем, помимо того что заложено в сюжете пьесы, донести. Помимо того складного, коммерчески хорошо сложенного, сюжета. Сможем, значит, чего-то стоим. Ну а так — просто подарим Москве нарядный, праздничный и позитивный спектакль. Но хотелось бы чего-то большего.
Наталия Каминская специально для MUSECUBE
Фоторепортаж Юлии Солодовниковой можно посмотреть здесь
Добавить комментарий