«Я считаю, что в “Служанках ” играть должны мужчины. Да, именно мужчины» — Жан Жене

Спектакль по пьесе французского авангардиста на сцене уже 30 лет — этой осенью ему предстоит отметить столь знаменательный юбилей. Пережив три редакции, творение Романа Виктюка, история служанок и Мадам, все еще на сцене и все еще собирает полный зал. Сегодня постановку скорее бы окрестили перфомансом – сочетание музыки, пластики и танца с минималистическим оформлением полупустой арены, где меж балетных станков, обрамляющих пространство действия, застыли софа и воздушное кресло-качалка, а спешащих навстречу неизведанному гостей театра первыми приветствуют застывшие по краям сцены вечные зрители –  манекены. Но режиссер в свое время представил ее публике как ритуал. И в самом деле. Грим – и театр кабуки, и венецианская маска, и ритуальный рисунок, костюм – служебное облачение – и служанки предстают древними жрецами, единовременно служащими уродливому и прекрасному, любви и ненависти, божеству и крови, себе и госпоже. И при этом обманчивая женственность движений никого не обманет, нет, на сцене мужчины… Хотя есть ли пол у этих существ? Актеры в сценическом пространстве воплощают собой скорее образы, ощущения, страсти и то хищное, что скрывается в человеческой сущности.

Сюжет известен и на всякий случай кратко изложен в программке: две сестры-служанки одновременно и любят, и ненавидят свою Госпожу. В ее отсутствие Клер и Соланж примеряют платья Мадам, украшения Мадам, саму роль Мадам и раз за разом разыгрывают ее убийство, подходя все ближе к грани, разделяющей действительность и фантазию. И вот в реальность проникает настоящий яд, а за спиной Мадам выступает тень, точно следующая рисунку ее танца. Анонимными письмами сестры донесли на Месье, и тот схвачен жандармами. В доме лишь Мадам и ее верные служанки.

Мадам противостоит  «языческой общине жрецов» образом новой религии, удачно довершая инаковость образа белоснежным «платьем», отдельным украшением которого можно назвать «рукава ангела», и застывшей в маске грима «слезой Пьеро» — или это уже обман зрения? Сартр восклицает: «Речь идёт о совершении самого худшего: Мадам добра, «Мадам нежна», «Мадам прекрасна»; Служанки убивают свою благодетельницу только потому, что она делает им Добро». Но воплощение ли добра Мадам? Ее экзальтация подпитывается осознанием возвышенности собственного страдания. Она в окружении роз, в которых видит и украшение алтаря в ее честь, и кладбищенский венок. Она отдается фантазиям, в которых ее тоска по любовнику, отчаяние восходят до ступени священных мучений, и вот уже она сама шепчет Соланж и зрителю «Я почти счастлива, но только ужасным счастьем!». В возвышенном экстазе Мадам – благодетельница, но вот, насладившись моментом возвышения, она уже охвачена новой идеей. И ангельские крылья исчезают под мехом манто… но это все такие мелочи, когда Мадам спешит на встречу со своим возлюбленным Месье. Ядовитый отвар остается остывать в чашке от парадного сервиза. «Ils s`aiment comme avant… Они любят друг друга, как прежде».«Мадам исчезает… вынесите цветы».

Она ведь так и не выпила липовый отвар, верно? Или?..

Но все же главным героем стала Клер. Не Мадам или Солaнж, о глубине чьих отношений рассуждают в каждом втором отзыве, не забывая с придыханием и тем грозным и непреклонным намеком знатока и преданного поклонника отметить, что в роли мадемуазель великой преступницы выходит САМ… сам Дмитрий Бозин. «Вина» ли это актера или, быть может, времени, в котором зрителю уже недостаточно страсти основного тона, а хочется постоянного надрыва, психологизма, игры всех полутонов палитры. Как некогда статику распределения ролей персонажей Эсхила сменил Еврипид, смешавший в одном флаконе черное с белым, щедро разбавив кровью порожденный в героях драматический надлом, так сегодня сцену покоряет именно Клер. Если Солaнж подобна прибою, чьи волны отступают лишь временно, с каждым шагом назад, с каждым опущенным взглядом или покорным преклонением перед Мадам становясь ближе к финальной точке своего пути, которая изначально предрешена самой природой прилива. Самой природой безумия, вложенного автором и режиссером в этого персонажа. То Клер — само море, хотя на первый взгляд это не столь очевидно и, обманувшись демонстрируемой силой Соланж, ее можно принять лишь за тень сестры. Но Grande Finale расставляет все на свои места. Она мечется, разрываясь между Мадам и сестрой, любовью и ненавистью, ненавистью и страхом, реальностью и фантазией, то замирая в счастливом штиле, то с отчаянием бросаясь на скалы.

Она примеряет роли, у каждой из которых своя правда. Именно это позволяет ей быть равно искренней, когда она пытается позвать на помощь, осознав, что бессильна перед Солaнж, действительно готовой убить сестру, и когда она отдает Солaнж приказ подать ей уготовленный яд. Часть исследователей относит пьесу Жене к только зарождавшемуся в то время «театру абсурда», другие с ними не согласны, но именно абсурдность, гротескность рисуемой картины делают ее трагически реальной. И в тот момент, когда действительность, фантазия и ролевая игра, смешавшись друг с другом, тонут в красном бархате платья Мадам, кровавой волной укрывающем тело Клер, зритель теряется в пространстве вслед за ними. Что это: жертва, раскаяние в несовершенном или же в не совершении, месть себе, сестре и всему миру или безумие? А была ли Клер, или она лишь сестра «степного волка»-Соланж в душе Служанки? Каждый выбирает сам, каждый наблюдает свой спектакль…

И мужчины, и женщины – лишь люди. А любовь может быть такой же исступленной болезнью, что и ненависть. Черное сплетается с красным, белое уходит со сцены. Летящая ткань юбок взвивается в воздух подобно плащам матадоров, над залом разносится рефреном «…Je suis Malade, completement Malade…» – «…Я больна, совершенно больна…».
Служанки начинают ритуал.

06.07.2018

Действующие лица и исполнители:

Соланж – засл. артист РФ Дмитрий Бозин

Клер – Александр Солдаткин

Мадам – Алексей Нестеренко

Месье – Иван Никульча

Варвара Трошагина специально для Musecube

Фотографии предоставлены пресс-службой театра Романа Виктюка

Фотограф Полина Королева