После двух мучительных представлений новгородского театра не хотелось уже ничего — ни спектаклей, ни книг, ни музыки. Но напоследок, решилась посетить другой город и другой театр.

 

Вечер воскресенья, Псков.

 

Через полтора часа зал стоя аплодирует и не отпускает актеров. Малая сцена. Четыре персонажа. Ничего, кроме Чехова, режиссера и четырех прекрасных актеров.

 

Одна мысль — это мы, зрители, должны вам кланяться.

 

Режиссер, Василий Сенин, взял рассказ Антона Павловича Чехова «Ионыч». Взял пространство малой сцены и зал на 100 человек. И сотворил Чехова, Ионыча и театр заново.

 

Только текст. Привычного «слева — кто сказал, справа — что сказал» нет. Нелюбимый всеми школьниками «Ионыч», оказывается, прекрасная вещь! Если его читают так, как сегодня вечером.

 

Русский язык, потерянное сокровище, позволяет всем четырем персонажам: Старцеву, Туркину, Вере Иосифовне и Катерине Ивановне — не просто меняться репликами, но и творить из законченного рассказа, которому уже больше 100 лет, новое произведение.

 

Жонглировали словами, что ли?

 

Нет. Вели текст, превращая скучные страницы школьного издания в Чехова, литературного отца театра. Играли с текстом. Любовались словами. Обжигались стилем писателя, а огонь грел зрителя. Мимикой и пластикой дополняли неизменямое так, что все на сцене становилось одушевленным и настоящим. И зритель слушал повесть о ненастоящих людях, как в первый раз.

 

Ни на секунду за полтора часа не разорвалась ни одна ниточка. Ни единого лишнего взгляда, вздоха, взмаха. Полтора часа показались паузой меж двумя ударами сердца. А уместилась в ней вся жизнь Ионыча.

 

По старшинству: Сергей Попков (Туркин) и Екатерина Миронова (Вера Иосифовна). Два сообщника, иначе не выразить. Они и соучастники, и заговорщики. Животная плотность образов, осязаемая. Словоблуд-отец и графоманка-мать по сюжету — два воплощения пошлого «даровитого семейства». И в то же время они еще и старшие актеры, наставники двух молодых артистов. Это личное ощущение, но связь есть — на крыло ставят, ведут новое поколение.

 

Максим Плеханов (Старцев-Ионыч) и Ксения Тишкова (Котик, Катерина Ивановна). Сильные, преданные и тексту, и ремеслу, живые и влюбленные в искусство. Ни тени усталости, хотя спектакль сложен и требует немалой работы от всех задействованных. Ни одного провисания ни в эмоциях, ни в голосе, ни в действе.

 

Ансамбль актерский не просто сыгран, он срощен. Все четверо органически продолжают друг друга.

 

И все на сцене — служит тексту и замыслу. От пудры до чашек, от света до скатерти и стола. Актеры все подчиняют замыслу, все включают в текст.

 

Одна неприятная деталь — в ряде сцен льется запись непонятной песни на английском языке. Прошу, уберите ее! Она режет по Чехову, как пила. Оставьте мелодию вокализом, но не допускайте английских слов среди русского текста.

 

В самом начале спектакля, задолго до третьего звонка, все четыре персонажа появляются за столом на сцене. И пока зрители рассаживаются по своим местам, актеры словно настраиваются на зал, подтягивают струны будущего спектакля до верной ноты.

 

Кто из нас камертон?

 

Мы, зрители, для актеров — в начале.

 

Актеры для нас — в итоге.

 

Выходишь из зала с непривычным чувством — надежды и душевной силы. Чехов и надежда? Да. Ты узнал, как и когда заболел Ионыч. Тебя настроили узнать эту болезнь — тебя привили от нее. Теперь и ты — камертон для кого-то.

 

Диана Галли специально для Musecube
Фотографии предоставлены пресс-службой театра