В «МХТ» делают очень правильную вещь: показывают зрителям эскизы и черновики спектаклей. Это полезно для создателей спектаклей – в дальнейшем удобно ориентироваться на реакцию зрителей, но и зрителям тоже интересно: попасть в Мастерские Художественного театра, пройтись задворками Тверской и оказаться в самом что ни на есть театральном пространстве, с грудой реквизита, его духом нащупывания творческой правды, ощущением рождения новых сценических произведений.

4-го декабря зрительская фокус-группа оказалась на эскизе постановки «Котлован» по одноименной повести-антиутопии Андрея Платонова. Показ состоялся в рамках режиссёрской лаборатории «После революции (драматургия и проза 1920-1930-х)».

Режиссер Денис Азаров: «Если 1930-е, то это именно Платонов. Это русский Кафка. Он меняет реальность, как в то же время это делали Введенский и Хармс. Реальность становится гиперреальной, она становится другой. Платонов меняет оптику. В истории про рытье котлована есть общность людей, которые, тем не менее, разобщены. И правды у всех разные. И вот что страшно: общность возникает только после смерти ребенка. Их объединяет смерть. Не вера в светлое будущее, а факт смерти, могила. И для меня котлован — это метафора того времени. Из этого котлована мы до сих пор не может вырваться.»

В этом эскизе есть свое очарование, и самое главное, есть ощущение Платонова. Что бы не добавлялось в постановку, необходимо, чтобы оставался его дух, и его язык, землистый, вязкий, образный. Кажется, что даже одним своим писательским слогом автор роет котлован – могилу. Набросок постановки очень статичный, монохромный, сдержанный. Все внимание непосредственно к самому тексту. Взаимодействия между актерами немного, передвижений мало, мизансцены скупые и аккуратные, из спецэффектов – платоновские слова на полотнище задника. Все это и раскрывает антиутопическую суть произведения, его мрачность и монохромность. Здесь все именно так, как нужно. Здесь даже не все действия производятся буквально, они только намечаются, описываются.

Это страшно, мрачно и пронзительно. Такой видел веру в «светлое будущее» Платонов, за что сам Сталин считал его «сволочью». Обращение именно к этому произведению позволяет устраивать даже не магический реализм на сцене,а какой-то магический нуар, безысходный, особенно на фоне почти непрекращающейся нездешней музыки. Девочка Настя играет в гробах и спит в них же – это нормально, то что ее диалоги произносит взрослая актриса – тоже органично. Это мир Платонова, искусно, механически точно воссозданный на сцене, он сам себя воспринимает без капли удивления, и даже самое странное, как должное.

Юлия Зу, специaльно для Musecube

Фоторепортаж Юлии Солодовниковой смотрите здесь.