25 мая в театре «ЦЕХЪ» прошёл спектакль по пьесе Эжена Ионеско «Стулья».
Действие начинается с истории, где два старика, живущих на острове, окружены лишь пустотой и гладью воды. Спектакль вызывает неоднозначную мысль увиденного. Взаимная тяга молчания движений и надобность слова готовит зрителя к глубокому замыслу увиденного.

 

В театральной программе к «Стульям» автор так сформулировал замысел пьесы: «Мир представляется мне иногда лишённым смысла, реальность — ирреальной. Именно это ощущение ирреальности мне и хотелось передать с помощью моих персонажей, которые блуждают в хаосе, не имея за душой ничего, кроме страха, угрызений совести и сознания абсолютной пустоты их жизни».

 

Каждое слово в пьесе сложилось в цитату, которую можно оглядеть с разных граней бытия. Они — как отдельный выстрел в сознание человека.

 

Очень тонко подмечены взаимоотношения между стариками; порождение цикличности перекликается во всём — от повторяющихся монологов до хождения друг за другом по кругу, в постоянной смене тени и света. Что это? Остановка времени, замедленный ход или свобода мысли? Главные герои выпали из системы социума, но не в тишине ли нужно искать самого себя? Постоянство порождает скуку, скука сменяется привычкой.
Главные герои живут лишь друг другом («Все твое, оно и мое»). Бессмысленность дней вынуждает на речи: «А мог бы быть королём…», «А мог бы быть лучше…».

 

Старик не оставляет веры в то, что их жизнь была не такой уж и плохой:

— На общественной лестнице и мы с тобою не на последней ступени…

 

Выкрики до хрипоты о надобности, о коротком веке долгих дней:

— Мне больно, у меня перелом призвания!

— Начни, и всё окажется возможным, начнёшь жить и живёшь, начнёшь умирать — умрёшь…

 

В этой коллаборации всходит тема отношений между родителями и детьми, скорбь чувствуется в голосах героев:
— Дети всегда жестоки, родители одиноки, их, бедных, дети не любят и нелюбовью губят… За что их так карают? Страшно они умирают…

 

Отрочество, зыбкость дней, привычные жесты переводят действия спектакля к выдуманным гостям, которых старики встречают в диалогах двуличья. Они выстраивают стулья в ряды, заполоняют пространство вымыслом…

— Гости тебе станут мамой и папой.

 

Только когда нагромождения скрывают их силуэты, они понимают, что потеряли себя, потеряли себя друг в друге. Криками, глазами старики начинают высматривать родную душу. Через тернии, касаясь взгляда так до боли знакомых глаз, они уходят от суеты и скрываются в тени.

— А мне бы очень хотелось, очень, очень хотелось, чтобы кости наши смешались, чтобы кожа одна укрыла тленье нашей усталой плоти и червей мы одних кормили, истлевая в одной могиле!

 

Весь спектакль ожидает за углом душу истерика, хочется выкрикнуть, чтобы игралось быстрее, хочется остановить и услышать себя!

— На улицах мертвые птицы, пустые у них глазницы. Вы источаете зло! Мне с вами не повезло!

 

Каждый вынесет своё итог с этого спектакля.
Блуждая по дорогам, улицам, чьим-то мыслям, так и хочется повторять:

— От нас останется след, мы личности, а не города-уроды!

 

Юлия Коломейченко специально для Musecube