8 и 9 июня 2015 года в самом центре Москвы, в Электротеатре «Станиславский», земляне настороженно и удивленно, но на всякий случай с торжественным благоговением встретили представителей загадочной цивилизации – сверлийцев. Ответственность за открытие потайных дверей в параллельное измерение взял на себя режиссер и автор текста романа-оперы «Сверлийцы» Борис Юхананов, оставляя за зрителем право самостоятельно решать – ступить на «неведомые дорожки по следам невиданных зверей» (и всяких других фантастических существ) или остаться сторонним наблюдателем. Непростым спиралевидным размышлениям на эту тему под музыку современных сверлийских композиторов (Дмитрия Курляндского, Бориса Филановского, Алексея Сюмака, Сергея Невского, Алексея Сысоева и Владимира Раннева), исполняемую не менее современными сверлийскими ансамблями Questa Musica, N’Caged и МАСМ (Московский ансамбль современной музыки) под управлением дирижера Филиппа Чижевского, можно предаваться вплоть до первых чисел июля, – почти месяц отведен создателями пятисерийного оперного сериала для введения в науку сверлиоведения и для освоения terra incognita театра, музыки, поэзии и самого себя.

Первое странствие в Сверлию длится чуть больше часа, в течение которого с каждой минутой усиливается ощущение абсолютной внутренней свободы, позволившей авторам воссоздать всегда пребывающую в мире и вне мира сверлийскую реальность в привычном трехмерном пространстве. Та же самая свобода обесточивает все стереотипные системы представлений зрителя и дает ему редкую возможность собственной импровизационной интерпретации что называется на все четыре (а в данном случае – гораздо больше) стороны: каждый волен творить свой параллельный спектакль, заданный параметрами личного воображения.

Не так часто театр выбрасывает за рамки правил, традиций и ожиданий, а потому привычки быстро приспосабливаться к новым координатам не выработалось. Последнее обстоятельство наряду с предоставленной свободой сотворчества в некоторой степени оправдывают появление изложенного ниже текста, ибо, как оказалось, Сверлия – это заразно.

Необходимость увидеть и услышать оперную феерию очевидна хотя бы по той простой причине, что на просторах нашей родины такого проекта еще не было. Но прежде чем покориться неизбежности, пустившись во все тяжкие, а заодно хотя бы в одно из запланированных странствий в неизведанное, следует иметь в виду, что Сверлия – высокоразвитая цивилизация, следы визитов которой материализуются в мире людей в виде сверл или закрученных спиралей, будь то Вавилонская башня, ДНК, обычная строительная дрель или витиеватые кудри на голове.
Создать художественно-пластический образ мира из параллельного измерения в стенах московского театра – задача со многими неизвестными, с которой легко справляются художники Степан Лукьянов и Анастасия Нефедова, со знанием дела завивая локоны и спирали самим сверлийцам, гондолам и даже подставкам для нот музыкантов. Зритель попадает в выстроенное по строгим законам геометрии, прямоугольное, вытянутое, замкнутое пространство. Приглушенный, рассеянный свет и замедленная ритмика движений постепенно погружают в спектакль, как в неподвижную толщу воды. Ощущение пребывания в подводном царстве усиливается «плывущими» на заднем плане силуэтами столичных городов Сверлии – Пра-Венеции и Северной Столицы. Цветные картинки, как дрожащие на воде блики или извивающиеся водоросли, чьи корни не дают им оторваться от дна и вырваться на поверхность другого мира. Кто знает, может, земные Венеция и Петербург держатся корнями за ту самую Сверлию.

И сценография, и мизансцены, и музыка создают устойчивое впечатление то ли цикличности, то ли вечности, когда все движется, но ничего не меняется: динамика неподвижности, как у моря или океана. Сверлийские кентавры, напоминающие перевозчиков душ, паромщиков между земными и сверлийскими берегами, монотонно тянут на канатах гондолы по одной и той же прямой траектории по как будто замерзшей поверхности реки времени, где каждый момент существует всегда и строго закреплен в определенном месте. И снова никуда не деться от мысли, начинающейся с сакраментального «кто знает»: кто знает, может, Альберт Эйнштейн был прекрасным знатоком сверлийского устройства бытия, и потому утверждал, что не существует единого вселенского времени, а кажущаяся разница между прошлым, настоящим и будущим – не более, чем устоявшаяся иллюзия. Ведь невидимая обычным человеческим зрением Сверлия существует одновременно во всех временах.

Первый эпизод многосерийного сериала повествует о рождении Сверлийского Принца, чье высокое предназначение состоит в спасении Сверлии от гибели. Центральным, многогранным, но вместе с тем целостным образом предстает сам Борис Юхананов, объединяя ипостаси режиссера, автора либретто, художника и резидента Сверлии, главного Сверлёныша, который «выводит в эфир роман-оперу».

Философия и эстетика Юхананова – территория уникальная. Режиссерский, «юханановский» стиль уверенно заявил о себе как о сложившемся явлении уже в постановке феерической трилогии по пьесе Мориса Метерлинка «Синяя птица». Переплетение вымысла и действительности, смесь индивидуализма, космизма и мифологии, поиск новых музыкальных, литературных и сценических решений – лишь некоторые составляющие философско-эстетического мироощущения режиссера. Но если в «Синей птице» фантазия тесно переплеталась с реальностью, то в «Сверлии» фантазия и есть реальность. Непривычная, странная, спорная, но – реальность. Со своей четко выстроенной структурой, законами, языком и обитателями. И со своим звучанием. Шесть совершенно разных композиторов прислушались к нему и воплотили в подходящих для устройства нашего слухового аппарата звуках.

Музыку к начальной увертюре оперного цикла еще в 2012 г. написал Дмитрий Курляндский. На прозрачном, почти неощутимом пианиссимо воздух постепенно начинает наполняться непрерывным звучанием ноты ля – той самой, спрятанной внутри обычного камертона, задающего эталонную высоту звука, по которому обычно настраиваются инструменты и хор. Как сакральный звук «ом», согласно ведийскому наследию, некогда дал начало Вселенной, произошедшей от вибрации, вызванной этим звуком, так увертюра Курляндского с самого начала будто определяет точку отсчета для последующих пяти музыкальных творений, при этом не оказывая на них ни малейшего воздействия (все композиторы сочиняли свои произведения отдельно друг от друга).
На протяжении часа нота звенит серебром тонкой натянутой нити, отражается в бокалах с водой, переливается в цветописи декораций наплывающих друг на друга городов-столиц вперемешку со сверлийской графикой Юхананова. В какой-то момент на очередном невидимом пиано хор подхватывает у оркестра эту бесконечно длящуюся ля, вытягивающуюся в горизонт, где встречаются и переплетаются две звуковые реальности – слова и музыки. Звук голоса не летит, но на миг зависает на поверхности воздуха каплей и соскальзывает вниз, снова возвращаясь на прежнюю высоту с повтором только что произнесенной словесной фразы только для того, чтобы еще быстрее опять скатиться мелким бисером по стеклянным ступеням. Возвращаясь к динамике неподвижности всего спектакля, можно отметить, что в музыке нисходящие вокальные пассажи происходят на фоне удержания оркестром «вечной» ноты.

Что мы знаем о том, как звучит музыка, например, под водой или на Луне? Музыка, зашифрованная в неизвестных знаках незнакомого нам алфавита? Однако, известно, что по этой воде неведомого звучания, как посуху, Дмитрий Курляндский ходит уже давно. Он уже переводил в опере «Носферату» на странный и непонятный, но, тем не менее, слышимый нами язык темноту Аида и человеческого организма, создавал музыкальные карты несуществующих городов, дошла очередь и до извлечения из параллельных измерений сверлийского звукоряда. Изображать неизобразимое начали, как известно, еще в Византии, а продолжили уже совсем на другом языке авангардисты начала 20 века. Кто знает, может быть, услышать и воплотить беззвучное – следующий шаг в том же направлении. Или нет. В данном случае задавать вопросы полезнее, чем находить на них ответы. Нам остается только довериться транспозиции музыки Сверлии в более подходящий регистр для нашего восприятия. Если создатели Сверлии не боятся быть непонятыми, то и зрителю вместо того, чтобы страшиться сложности и непонимания, целесообразней попробовать услышать то, что за нотами, заглянув под поверхность звучания, как это делает мальчик в фильме К. Сауры «Бунюэль и стол царя Соломона», приподнимая поверхность огромного океана. В конце концов, самые важные вещи в жизни зачастую даются нам на преодоление, и в первую очередь – самих себя.

Имя Бунюэля в контексте сериала-оперы «Сверлия» возникло не случайно. Отсылки к эстетике и приемам сюрреализма, футуризма, дадаизма, т.н. второго русского авангарда волей-неволей неоднократно возникают в нескончаемом потоке ассоциаций во время спектакля. Художественная практика большей части этих течений основана на принципе «удивления». Текст зачитываемого актером Александром Синюковым трактата о Сверлии перемежается с либретто, которое невольно напоминает и о симультанных стихах дадаистов, и о свободнословных поэмах итальянских футуристов, и о поэзии постмодернизма. Графика Бориса Юхананова, используемая в сценографии, заставляет вернуться к автоматическому письму сюрреалистов, как к способу свободы от контроля разума при большом напряжении ума и приобщения человека к космическим тайнам мировой души. Проникновение в атмосферу всего происходящего периодически вызывает ощущение некоего гипнотического состояния, при котором и не спишь, и не бодрствуешь. Будто попадаешь в ту самую сюрреальность, которая, с точки зрения Андре Бретона, рождается из сна и реальности.

«Сверлийцы» с буквальной точностью соблюдают наказ Фридриха Ницше: «Во сне или ничего не видят, или видят что-нибудь интересное. Нужно научиться тому же и наяву: или ничего, или интересное». Попадая в новое для себя пространство, остается или попытаться освоиться в нем, или покинуть. Последнее – проще, первое – интересней.
В связи с многосерийностью оперы в критике и отзывах на спектакль часто упоминается тетралогия Рихарда Вагнера «Кольцо Нибелунга». Однако помимо формальной структуры разделения единого замысла на несколько частей общим знаменателем для Юхананова и Вагнера скорее является стремление к новому искусству, к тому самому некому «произведению будущего», представления о котором у каждого свои. Правда, если под эстетикой Вагнера часто подразумевали вызов «всякому буржуазному пошляку, все равно – музыкально образованному или музыкально необразованному», то «Сверлия» Юхананова больше походит не на вызов академическому театру, а на еще один живой путь в искусстве, по которому можно идти, а можно только знать о его существовании и иметь его в виду в своем общекультурном бэкграунде.
«Сверлия» – это совместный эксперимент ее создателей и зрителей, спектакль широко закрытых глаз и открытых шлюзов воображения. Обнаружив себя в Сверлии или Сверлию в себе (что не одно и то же) не стоит бояться преодолевать привычное и делать искусство ощутимым новыми рецепторами. Неслучайно ведь первое странствие землян в параллельную реальность начинается с детского смеха и лепета, задающих тон всему происходящему. Дети рождаются в новый для них мир, не зная его языка, не понимая в нем абсолютно ничего, но совершенно этого не страшась. Возвратить человеку изначальное переживание мира посредством нашей обыденной реальности невозможно – мы слишком к ней привыкли, а как всем хорошо известно со школьной скамьи: «Привычка свыше нам дана: замена счастию она».

В конце концов, когда надоест постоянно смотреться в зеркало и рефлексировать, можно обернуться вокруг и посмотреть на другие миры, которые здесь, сейчас и всегда. И Сверлия – один из них.
Побродить по тропам таинственной Сверлии и современного искусства, витиеватостям и спиралям воображения создателей и своего собственного – увлекательнейшее странствие. Стоит попробовать. Инструкция для непосвященных, написанная Дмитрием Курляндским, на просторах интернета имеется, а расписание оставшихся путешествий прилагается:
15,16 июня – II часть (композитор Б. Филановский); 22, 23 июня – III часть (композитор А. Сюмак); 29, 30 июня – IV часть (композиторы С. Невский и А. Сысоев); 6, 7 июля – V часть (композитор В. Раннев).

И в заключение очередное «кто знает»: кто знает, может быть, как некогда Эйнштейн разбил концепцию реальности Ньютона, так Сверлия, явив себя землянам, заставит этот мир чуть-чуть измениться. Или хотя бы обрести на него новый взгляд.

Елена Немыкина, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии с сайта Электротеатра «Станиславский»