Он знает: красота не прихоть полубога,

а хищный глазомер простого столяра.

О. Мандельштам

 

С любимыми не расставайтесь — всей кровью прорастайте в них.

И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг.

А. Кочетков

 

Заметки о театре Алдонина (2009 – 2020).

 

«Мастер и Маргарита»

 

Знаете, пришла с любопытством, конечно. Когда узнала, что длительность около 4 часов, вздрогнула. Когда начали в 19.30, засомневалась… А в антракте позвонила домой — мол, а не жди-ка ты меня, мама!

 

Наив мой, конечно, позорный, но весь первый акт я предавалась изумлению, как так сумели найти и выучить артиста, что он явно делает на сцене в точности то, и более чем то, что придумал, чем, не побоюсь этого слова, осенило режиссера… гм… ну да, ну не знала как выглядит Сергей Алдонин!

 

Воланд не всевластен, зачем — Воланд просто свободен. Это грандиозное преимущество, которого нет ни у кого на земле. А кто свободнее в спектакле, чем дедаскал? Воланд был хамоватым гением, Хаусом-Болингброком. Он на землю попадает как взрослый в детсад. Детки такие забавные, надоедливые, всё те же, но иногда удивляющие даже его.

 

Вопреки отчаянному благоговению Маргариты, Воланд – не бог (даже если брать с обратным знаком). «Не бывает всё как прежде!!!» — вот правда. Можно попробовать, да, но в другом месте. Совсем другом… где, кто знает, может быть ты уже не будешь ты.

«Мастер и Маргарита» — о чём эта история? Кажется, она про всё сразу, а это часто означает, что ничего толком не рассказано. Не в этом случае… О чём спектакль Алдонина? Сергей Эдуардович мастер перефокусировать акценты первоисточника. Но в этом случае ему не пришлось ничего менять. «МиМ» — история любви. Любви к женщине, любви к творчеству, любви к Богу. Не так уж сильно отличны друг от друга эти чувства. А у Мастера и вовсе — одно. Не приходилось мне до сих пор слышать от Игоря Балалаева со сцены исключительно прозу: чаще рифмы. За рифмами при случае могут прятаться зазоры смысла — за прозой не спрячешь, прозу надо собой заполнить до предела. Собой-артистом, собой-человеком. Мастер Балалаева состоялся. Я слишком люблю этот спектакль — в какой-то мере действительно слишком, это какой-то акт веры мой — и меня волновало, как скажется на нём ввод нового человека. А он состоялся. Нового, «мастерского» Балалаева нам еще предстоит открывать. Он не в словах и не за ними, он и есть слово, только живое: оно болит, оно казнит себя, оно трепещет от страха испугаться…

 

Много сатиры, много смеха в спектакле. Скучное человечество не меняется: всё воюет, подличает, бредит, «любит власть и не доверяет таланту». Алдонин не боится никакого ржача в зале, он провоцирует его даже в самых драматичных моментах (трагический уход героев, прощание в больничной палате, Маргарита говорит Ивану — «бедный» — а он поправляет снова и снова: «я — Бездомный»; или самый финал «не каждый день встречаешь нечистую силу» — «жирно было бы») — но внутри всё завязано в узел, и, не будь этого смеха, просто перервётся.

 

Удивительная внешность режиссера-актера позволяет ему играть полную перемену образа: из романтически-залихватского злого фокусника он превращается в… режиссера, в того, кто наделен способностью управлять судьбами, хотя создавать их по-прежнему прерогатива Иного. Кто скажет, что Алдонин красавец? Можно сказать, что он завораживает… но это значит терять волю, а волю после его спектаклей как раз обретаешь. Недаром это слово у нас многозначно.

 

Бог судит, Иисус прощает. А Воланд воздаёт. Много работы. Можно не соглашаться, можно по-разному судить о сценографии и прочем (хотя я «за» во всём) — но этот спектакль силен тем, что выстрадан и рожден живым, что автор ДУМАЛ и заслужил этим право стать соавтором.

 

Сценка «рукописи не горят» — восклицательный знак в диалоге МБ и СА. Ибо да, там диалог, которого мы свидетели. Черт возьми (ой), спасибо за возможность присутствовать.

 

«Ромео и Джульетта»

 

Лоренцо — Алдонин. Не будь его фармакологических знаний и политического ума, не было бы и уникальной трагедии. Трагедия была бы бытовая — девушку выдали замуж, юноша пошел своей дорогой. Каждый шаг интриги был логичен — а логику результата невозможно принять и остаться в лоне веры.

«Стакан воды»

 

Так посмотреть на эту историю мог только человек с добрым сердцем — и с мозгом как скальпель. Но, к счастью, с добрым сердцем…

 

Не раз видывала я «гастрольные версии» больших постановок: в основном мюзиклов, приспособленных для перевозки по городам и весям и урезанных по этому случаю до, говоря условно, «трёх табуреток и ширмы». Когда такому просмотру не предшествует масштабный театральный вариант, еще полбеды. Но «гибель колосса» горчит и огорчает (самым трагическим зрелищем были, конечно, «12 стульев» без их «башни»).

 

Я дважды видела «Стакан воды» в театре им. Станиславского, когда он еще не был «Заговором по-английски». И когда стал им, но показывался на большой сцене в РАМТе. Я помню, сколько нужно пространства для этой иронической поэмы, чтобы хореография и усмешка добрасывали до зрителя на балконе. Но впечатления какого бы то ни было «умерщвления плоти» спектакля, замкнутого в скорлупе ореха на крошечной площадке Булгакова Дома, у меня не возникло.

 

Можно было, наверное, всё перестроить так, чтобы не отшибать локти о стены и не ходить по ногам зрителей в первом ряду. Уж втиснуть что угодно куда ни попадя такому мастеру инсценировки всего, как Сергей Алдонин, это как два пальца… эмм… легко бы удалось. Бывают режиссёры, которых затрудняет смена масштаба (некоторым спектаклям театра у Никитских или «Луны», к примеру, было уютнее на малой сцене, а на большой они живут/жили как «крокодил» Данди в номере-люкс шикарного отеля). «Алые паруса» благополучно сменили платформы на качели – и смотрятся, прижмурившись скажем, неплохо. Однако по пути переформатирования автор не пошёл.

«Заговор» остался тем же в своих новых обстоятельствах. Ну, во-первых, потому что он гастролирует, и отнюдь не по подвалам. А во-вторых, сама-дура-виновата-столица, если не даёшь играть аншлаговый спектакль в размерно более достойном месте. Так-то БД – это и есть их Д. Две студии (в хорошем смысле слова) известны мне, кочующие там и сям, не теряя зрителя, популярности и качества: театр Панкова SounDrama (ныне осевший в бункере на Соколе) и театр Алдонина. Сергей Эдуардович создал «надежды маленький оркестрик», который играет и играет на палубе нашего «Титаника» — и пока он играет, корабль плывет.

 

В Лондоне у нас была гид-англичанка, но русский язык она знала и русский язык ее прикалывал. И вот, описывая Лондон, она упомянула о многочисленных его площадях и прокомментировала лукаво: «Лондон очень СКВЕРный город».   Эжен Скриб не подозревал, что его Лондон тоже окажется необычным — в постановке Сергея Алдонина здесь происходят чудеса: королеву на брудершафт называют Аней, целуются трижды — чтоб по-русски, темно как у негра в…, в дефиците гречка и совсем нет гороха, а в епископах держат маньяка и мн. мн. другое. Можно увидеть в этом дешевый популизм, а можно — мудрое обобщение. Потому что комедия масок вечна, и вечно двое влюбленных страдают от козней злой ведьмы, а королева томится в замке. И вечен Арлекин — смеющийся, интригующий, подставляющий всему кривое зеркало, где отчего-то всё видно яснее. Арлекин, оказавшийся рыцарем Королевы, когда спектакль уже ушел, а реальность еще не вернулась. Монолог, то есть сбивчивая финальная мольба Анны, целиком придуманы постановщиком — у драматурга этого нет. Так ли успешна интрига, так ли почетен мир, так ли невинна любовь, если цена всему этому — страдания существа, обреченного на зависимость и одиночество, без тепла, без человеческой близости и воли? Всё в вашей власти. Такой уж это скверный город Лондон.

 

Когда в союз красоты, добра и правды вступает ирония – матрица схлопывается и обнажает мир какой он есть: прекрасный-чёрт-возьми.

 

 

 

Елена Трефилова специально для Musecube

Фотографии из официального сообщества Сергея Алдонина вконтакте