О ней вы однозначно где-то и что-то слышали. Наверняка в связи с ее бывшим мужем, Александром Гордоном. Или в разделе светской хроники натыкались на ее фамилию рядом с именем Ксюши Собчак и словом «скандал».

Но если вы когда-либо слышали ее саму, то вы знаете, что Катя Гордон – это журналист, мать-одиночка, лидер группы Blond Rock, организатор фестиваля Rocksobaka и многое, многое другое. О том, кто же она на самом деле, Катя рассказала в своем масштабном интервью порталу MuseCube накануне своего концерта в клубе «Б2».

— Как настроение в преддверии концерта?

— В данный момент жутко геморройное: всем недовольна и всех строю. То один песню недоучил, то другой партию забыл… А нами сейчас занимается Надежда Новосадович, и мне просто жалко тратить ее драгоценное время, когда мои олухи что-то там не доделали. Поэтому сейчас у меня активный период репетиций и муштры.

— То есть ты вообще из студии не выходишь, получается?

— Да, практически. Все время кручусь между работой, ребенком и студией.

— Как тебе удается все совмещать?

— Вообще никак не удается. Я делаю все из последних сил. Но 11 апреля, чего бы это не стоило мне и моему здоровью, отожгу по-настоящему!

— Ты в своем блоге обратилась к женщинам – жертвам семейного насилия и пообещала бесплатный вход на концерт каждой, кто откликнется. Весьма провокационная подача вышла…

— В моей жизни есть определенные события, и я всегда стремлюсь их как-то связать с творческими моментами. Я это делаю абсолютно рационально и осознанно. Это не крик утопающего. Я действительно считаю, что эту тему надо всячески раскручивать. И полагаю, что чем больше барышень в нашей стране перестанут испытывать какой-то комплекс неполноценности из-за того, что их кто-то там побил или бросил, тем будет выше качество и самих мужчин. Потому что сейчас многие женщины уверены, что лучше кривенький да свой, любой дурной, лишь бы не одной. А это совсем не так.

Ни одна европейская женщина никогда в жизни не выберет алкоголика или мужчину, страдающего рукоприкладством, только потому, что ее ближайшее окружение или родственники будут называть ее матерью-одиночкой. Или одинокой и ненужной барышней преклонного возраста.

Я вообще не испытываю подобных комплексов и всегда выбираю тех мужчин, которые мне интересны. В силу того, что в моей жизни был тяжелый гормональный период во время беременности, мой мозг работал не на полную силу, и я позволяла делать с собой недопустимые вещи. Когда этот период прошел, я ужаснулась тому, что разрешал вытворять с собой и отправила в глубокую жопу того человека, который считал нормальным подобные вещи.

— Получается, теперь ты счастливая мать-одиночка?

— Нет, я не счастливая. У меня куча геморроя! Мне никто не помогает деньгам (бывший муж не платит алименты). Но я ни у кого и ничего выпрашиваю. Поэтому приходится каким-то образом зарабатывать на няню, бежать туда, бежать сюда. Меня крайне напрягает моя бытовая ситуация, но я потихонечку ее разрешаю.

Первые недели после кесарева сечения объективно было очень сложно зарабатывать. Вот сейчас могу сказать, что два раза мне было плохо. Сейчас уже вижу перспективы, какой-то свет прорезается. А первый месяц я думала, что это самое черное время в моей жизни и лучше уже никогда не будет.

Сейчас в норме. Вот три песни Лепсу продала. Жутко им горжусь, потому что он крутой. Если у него будет еще и классный материал, он вообще станет мировой звездой. Плюс с работой как-то что-то вырисовывается. Поэтому потихонечку, назло врагам, которые у меня почему-то есть, независимо от того, ссорюсь я с кем-то или нет, я восстанавливаюсь, и жизнь начинает снова меня радовать.

— В журналистику вернешься?

— На данный момент вынуждена пописывать статьи в разные журналы: Playboy, «МК» и др. По четвергам работаю на радио «Комсомольская правда». Но я делаю это исключительно для того, чтобы подзаработать. В современной нашей ситуации я не вижу перспектив для журналистики в России. Нужно либо осваивать чисто развлекательный жанр, где есть люди намного лучше меня. Либо заниматься политической и аналитической журналистикой. А ее у нас просто нет! И там нечего делать: то это не говори, то другое… Лить воду мне бесконечно надоело. Я уже слишком взрослая для того, чтобы получать удовольствие просто от того, что я – в прямом эфире.

— Я заметила такую тенденцию, что многие журналистки сейчас активно штурмуют сцену. К примеру, Елена Погребижская, Татьяна Зыкина, с которой твои песни частенько сравнивают…

— (улыбается) Про меня один известный музыкальный критик сказал как-то, что я «самое худшее из того, что написала Земфира, и самое лучшее из того, что написала Зыкина». У нас вообще очень мало музыкальных персонажей, поэтому всех друг с другом сравнивают. Когда появилась та же Земфира, ее сравнивали с Жанной Агузаровой. А если бы рынок был больше, то было бы очевидно, что между нами всеми широкие водоразделы и никакой связи нет. Но пока каждый последующий обречен на сравнения. Постепенно сравнения либо прекращаются и тогда ты победил. Либо продолжаются бесконечное количество времени, и тогда тебе приходится уходить со сцены.

— И все-таки для бывших журналистов сцена – что это? Попытка донести то, что не удалось передать словами?

— Не думаю. Просто есть изначально у человека определенные таланты. Например, человек чувствует слово. Или стремится к публичному выражению мысли. И это уже как следствие, что он проявляет себя в каких-то общественных профессиях. Артист приходит на сцену из профессий сферы «человек – человеку». Апполонов, например, закончил педагогический, как и я. Такое стремление к общению с людьми, поделиться чем-то есть у педагогов, психологов, журналистов….. Словом, все те профессии, в которые приходят с желанием общаться с людьми, учить, лечить.

Так что я не думаю, что стремление к сцене связанно как-то с недосказанностью. Я за пять лет на радио сказала все, что я хочу и всем, кому хочу. И об этом страна знает. Журналистика – это тоже один из способов выражения мысли. Просто менее творческий и более банальный. Более ограниченный рамками работодателя и страны.

— А из западных звезд кто тебе близок?

— Для меня абсолютно западная звезда – группа «Океан Ельзи». Они сейчас работают с саунд-продюссером Coldplay. Несмотря на то, что им говорили перестать петь на украинском языке, и делать саунд помягче, и все прочее, им всегда было по барабану на это. Они всегда шли своей дорогой, кайфовали от того, что делают и сейчас, на мой взгляд, это группа №1 на постсоветском пространстве. Они действительно группа высокого качества. Я в восторге от их последнего сингла «Обійми». Одни гитары, один голос, офигенные клипы – это очень круто! Они взрывают мне мозг!

Что касается американских звезд, то мне идеально близка по смыслу и призыву Pink и ее хит Try. Абсолютно платиновый! Это для меня идеальная песня. Петь просто про то, что «ты меня любишь, я тебя люблю», мне скучно. Мне всегда интересен какой-то разлом, драма. Когда кто-то от кого-то уходит и лирический персонаж, несмотря ни на что, выживает. А это как раз свойственно творчеству Pink. Ее вот это преодоление, вот это «пошли все к черту, я смогла!». Этим она мне близка по энергетике и смыслу. Хотя там конечно гигантская индустрия, а мы занимаемся таким кустарным ремеслом и вечным поиском толкового звукорежиссера…

— Ну так уж и кустарным…

— Практически. Да, если можно, я хотела бы сделать объявление через ваш портал. Я сейчас в поиске человека для совместного творчества. Очень хочу найти толкового саунд-продюссера, который, возможно, учился за границей. Потому что наши, в большинстве своем, реально не делают качественного звука. Хоть ты тресни. Возьми композицию даже самого «сытого» нашего артиста, поставь рядом с зарубежным, и ты услышишь разницу.

— Помимо музыки и журналистики, ты уже много в чем выразила себя. В режиссуре, например…

— У людей иногда возникает путаница в голове от того, что я много чем занимаюсь и многое пробую. Я хочу сказать одно: конечно, я не режиссер. Такой маститый, как например, Тодоровский. Я не сняла ни одного полного метра и, как некоторые клип-мейкеры, себя режиссером все равно не буду никогда называть. Я снимаю в силу имеющегося профессионального навыка и по желанию малобюджетные клипы.

Я и не писатель. Писатель – это Аксенов, Ремарк, допустим. Но ни в коем случае не я. Я пишу стихи, но не считаю себя поэтом. Вот Цветаева – это поэт. Просто у меня возникает физическое желание иногда выразить себя в какой-то форме и это все – только способы.

Что касается музыки, я действительно считаю себя музыкантом и автором песен, поскольку я понимаю, что делаю это хорошо. И судя по тому, что на мои песни возникает спрос, значит, я в чем-то права и пишу действительно хорошие песни. Разумеется, есть куча моментов, над которыми я по сей день работаю, хожу на уроки и учусь. Но вот музыкантом и автором песен я себя, пожалуй, назову. Как и журналистом в силу того, что у меня гигантский опыт, много написано и я здесь как-то реализовалась. Все остальное – это так, дополнительные опции или хобби. Поэтому не обзывайте меня! (смеется)

— Ок, не будем. А в разряд твоих хобби театр входит?

— Когда-то мы ставили мою пьесу «А счастлива ли жена президента?» в театре Райхельгауза. Я провела несколько репетиций, потом это все потихонечку развалилось, Райхельгауз был недоволен моим революционным подходом к сцене, и опыта у меня было мало. Зато несколько областных театров эту пьесу поставили.

Я не знаю, куда деть то гигантское количество энергии, которое во мне сидит. Я очень хочу постоянно спасаться из реальности тем, чтобы что-то ставить, писать, петь…Для меня это единственное оправдание того, что я тусуюсь в этом довольно скучном мире с огромным количеством конченных людей вокруг. Я хочу быть рядом с талантливыми людьми. Я готова быть вторым режиссером, водителем у крутого писателя. Я сбегаю к творчеству и талантливым людям из бытовухи, в которой мне очень плохо. Поэтому для меня это – способ жить. Пока я живу, я точно буду ставить, писать и петь. Иначе я зачахну. И если меня запереть как одну олигархическую барышню даже в 13-комнатной квартире, долго точно не протяну.

— Даже материнство не привязывает тебя к одному месту?

— Вообще нет. Я скоро буду брать сына с собой. Он вот сейчас чуть-чуть окрепнет и будет со мной везде тусить. Он вообще классный чувак! Все понимает, с удовольствием слушает музыку, поет. У него уже есть таланты! Он гипер-развит для полугода. Я даже скоро выложу песню, которую он мне недавно напищал.

Мне кажется, что в этой среде он будет расти куда быстрее, чем валяясь как овощ в кроватке. Поэтому я постоянно ставлю ему музыку. У него есть любимый композитор – Рахманинов. Вот включишь ему Баха – нет, не прокатит. А вот Рахманинов – прямо в кайф. Очень не любит «Времена года» Вивальди. Или что-нибудь, что Моцарт писал на продажу. Прямо чувствует, что тут не от вдохновения. А Рахманинова обожает, успокаивается сразу.

Слава богу, со мной не произошло того, что происходит довольно часто по физиологическим причинам с женщинами, которые родили. Они не восстанавливаются на работе, перестают читать книжки, и дальше оправдывают свою бездействие исключительно тем, что «я родила, выполнила долг и теперь буду сидеть дома». Это не про меня. Мне наоборот хочется делать еще больше, чтобы мной гордился еще и мой любимый мужчина.

— А ты своему «любимому мужчине» свои собственные песни исполняешь?

— Я пою ему в основном детские песни. «В траве сидел кузнечик» и все такое. Детская классика, словом. Потому что мне пока не хочется ему рассказывать, что бывает какое-то расставание, преодоление. Пусть пока живет в условном мульт-мире.

—  Твой последний альбом «Ничего лишнего» записан во время беременности. Даниил как-то принял в нем какое-то участие, вдохновил тебя?

— (улыбается) Этот альбом был побег из треша, в котором я пребывала во время беременности. Своеобразный способ осмыслить в словах и музыке все то, что со мной происходило. Я поняла, что больше не могу терпеть скандалов, расставаний, возвращений, всей это пошлятины. Я просто закрылась на студии с Вовкой Ериным, и мы записали песни. Сформулировала какие-то переживания, в частности в песне «Румба». И как-то исцелилась. Записав этот альбом, я поняла, что в этом всем точно больше не останусь.

— В одном из последних интервью ты сказала, что все, что делаешь, пишешь, поешь – разговор об одном и том же. О чем именно?

— Мне кажется, что все какие-то интеллектуальные экзерсисы – они на тему смысла жизни. Все эмоциональные волнения сердца – они всегда о любви. Поэтому думаю я всегда о смысле жизни, а чувствую всегда о любви.

— У тебя, как у музыканта, уже сложилась своя целевая аудитория?

— Как раз для того, чтобы она сформулировалась как-то окончательно, я и призвала на помощь Надежду Новосадович. Потому что у меня очень разный материал. Хотя и не принято так говорить о собственном творчестве, но есть песни действительно высокого поэтического уровня (ухмыляется). Есть песни, которыми я горжусь как профи. Это «Румба», «Бисер машин» «Сердцем», которую, надеюсь, в ближайшем будущем исполнит Лепс. Они действительно сложные, необычные, нестандартные, рассчитаны на более взрослую аудиторию. А есть песни совершенно противоположные, типа «Сны и голуби». Их любит наша какая-то условная аудитория, но мне как автору они не интересны, потому что кажутся слишком простыми.

Вот я и позвала Новасадович – за что большое ей спасибо – для того, чтобы как-то объединить свой репертуар. То есть не обидеть тех, кто с нами из-за тех песен и привлечь все-таки тех, кто мне интересен как автору, который стремится к росту. Удастся ли ей это объединить и сформулировать, мы поймем 11 апреля.

Открою также маленький секрет: у меня там будет новый образ, мы будем звучать по-другому, и это будет некий наш, можно сказать, первый взрослый концерт. До этого мы пробовали, хулиганили. Я могла позволить себе на сцене напиться, разговаривать, читать. То есть делала что хотела. Мне было по барабану как надо. Я могла выйти в джинсах и майке и не париться. Могла выйти в платье и на каблуках, и весь концерт мучиться, подтягивая лямки: «Боже мой, зачем я это надела?!». А сейчас мы стараемся подойти к концерту реально профессионально. По-взрослому. Я волнуюсь (посмеивается).

— Название твоей группы – BlondRock – выглядит как претензия на некое музыкальное течение в женском роке…

— Да-да, с этим прицелом оно и делалось! Многие говорят, что очень крутое название, потому что оно действительно стремится задать некое направление. Такой light девичий рок. Есть хард-рок, готика, а это светлый рок. И мне совершенно в кайф, что мы пока остаемся одни в этом направлении. Если говорить о Земфире, то она выпустила абсолютно декадентский альбом. Типа «Умри все живое». У меня даже алоэ завяли! (смеется). Нет, я не оспариваю ее гениальности. Но я не уверена, что я поставлю этот диск три раза, как ее первый альбом.

В этом плане я принципиально не хочу прессовать слушателя. Я хочу, чтобы он уходил с концерта как минимум с надеждой. Потому что прийти и рассказать ему, что все хреново, я не хочу. У меня есть определенная задача его развеселить и подбодрить. И это свойственно мне самой. Я сама из любой сложной ситуации вытаскиваю себя за волосы и стараюсь подбодрить всех. Это моя жизненная позиция. Поэтому, несмотря на то, что у меня есть какой-то грустный материал о расставаниях, уныниях, я принципиально всегда заканчиваю на позитиве. Иначе мы все коллегиально должны закончить жизнь самосожжением, потому что постоянно говорить о грусти нет никакого смысла. Нужно друг друга обманывать тем, что все будет хорошо (улыбнулась).

— В прошлом году ты организовала необычный фестиваль в защиту собак – «Рок собака». В этом году он состоится?

— Хотелось бы. Было очень сложно его организовывать, поскольку мы делали все сами и, к моему ужасу, одна из компаний-собачников пыталась меня обвинить в том, что я хотела заработать на этом денег и что-то кому-то не додала. Поэтому, дабы избежать любых обвинений, я выкладывала видеоотчеты о вскрытии коробочки и прочих своих действиях. К сожалению, много мы не заработали. Потому что хочешь, не хочешь, все равно какую-то часть денег забрал клуб. Хотя надеемся, что когда-нибудь клубы под гуманитарные цели будут предоставлять площадки бесплатно.

Вообще я очень хочу продолжить эту традицию и привлекаю серьезных спонсоров. Для меня тема животных в стране остается больной, потому что беспредел продолжается. К сожалению, не вижу пока никаких перспектив. Собак уродуют, убивают, и ни один урод, который поиздевался над собакой, отрезая ей лапы, так и не сидит. А я считаю, что они должны сидеть! К ним нужно применять химическую кастрацию и как-то изолировать навечно от всего живого. Потому что человек, который получает удовольствие от убийства, не здоров. И он с таким же успехом однажды убьет и ребенка. При этом меня все время обвиняют в том, что если я жалею собачек, мне не жалко детей.

— Ты поддерживаешь перепосты в соцсетях с просьбой приютить, накормить или помочь бездомным животным?

— Я стараюсь следить за сообществом «Ненужная порода» и стараюсь делать перепосты. Но когда сообщение связано с необходимостью собирать деньги, я практически не делаю ретвиты, если мне не высылают дополнительную информацию на почту. Потому что очень много «развода». Если хотите реально помочь, сначала проверьте информацию, а потом помогайте. А попытка быть хорошеньким на халяву, репостя все подряд – опасна. Потому что тем самым популяризуется развод людей на деньги.

Я неоднократно попадалась в такие сети типа «Помогите умирающему мальчику!», когда есть и фото маленького ребенка, и номер телефона. А потом мне друзья звонят и говорят «Кать, а ты в курсе что нет никакого мальчика? А мы потеряли на этом звонке вот столько-то денег». Поэтому если в моем «Твиттере» появляется информация о сборе денег, то это 100% проверенная информация! И я сама позвонила врачу и все узнала. В частности, мы как-то собирали деньги внуку уборщицы с моей прежней работы (радиостанция «Город Москва»). И это был реальный мальчик, и мне прислали реальный отчет по истраченным деньгам, который я тоже опубликовала. Так что непроверенная типа «благотворительность» без напряга вызывает у меня негативное ощущение, если честно.

— Значит, если что, можно смело обращаться к тебе?

— (улыбаясь) Да.

— На рок-фестивалях часто появляешься?

— Мы ездили три раза на «Нашествие», выступали также и на других фестивалях. Но вообще я не вижу какого-то большого смысла от них. В этом, конечно, есть какой-то кайф, и если меня позовут, я с удовольствием съезжу на «Нашествие» или откликнусь на любое другое предложение от серьезных фестивалей.

Просто с недавних пор я никуда никакие просьбы типа «Возьмите нас, пожалуйста» не отправляю. Музыкальные продюсеры знают, что мы есть. Захотят – пригласят. Это правда. А то некоторые намекали, что здесь надо дать деньжат, а здесь надо подружиться и поужинать. К чертовой бабушке! Не вижу смысла. От дуэта с Глебом Самойловым, когда мы спели с ним песню «Под огнем», куда больше реально ощутимой пользы, чем от пения на маленьких доплощадках на каких-то фестах. Я приду на главную сцену тогда, когда я буду этого достойна. А вот в этих выходах в 00.30 во вторник я больше не нуждаюсь.

— Среди рокеров есть твои поклонники?

— Я вообще не особо тусуюсь. Я дружу с The Matrixx. Они мне близки, мы как-то друг друга поддерживаем. Дело в том, что рок-тусовка так же ревностно относится друг к другу, как поп или хип-хоп тусовка. Все те же эмоции движут людьми, та же зависть, ревность, жажда наживы (далее следует миниатюра в исполнении Кати):

— Ах, вы слышали, что Маша Рок-н-роллова не собрала «Б2»!

— Да ты слышал, какое г… она записала! А еще в Лондон ездила!

Поэтому у меня нет особых друзей по музыкальным понятиям. Но есть люди, которые мне помогают: Новосадович, Вовка Ерин, Андрюха Шабаев, лидер групп «Приключения Электроников» и «Червона рута». Он, в частности, сделал мне песню «Спасибо» И даже сейчас клип снимает. Люди, которые мне просто по кайфу и интересны.

Что до не музыкальной тусовки, то я открыта для любого сотворчества. И мне это, к сожалению, несмотря на мои 30 лет, кайфовее, чем стратегически думать о бабках. Поэтому о них я прошу думать специально обученных людей и продолжаю жечь (снова лукаво улыбается).

— То есть все, что ты делаешь, ты делаешь для души?

— Да, а как-то и не хочется напрягаться. Хочется пока прет – делать. Потому что довольно скоро все это закончится. И никакого смысла делать то, что не нравится, не вижу. И не делала этого со школы. Уроки ОБЖ и химии принципиально прогуливала. И ни одного дня в своей жизни по этому поводу не переживала. Значит, я была права? (хитрый прищур). Делай что хочешь, только не делай плохо другим

— Почти буддистская мудрость.

— Ну да. Если твое творчество радует тех, кто рядом, так вообще супер. Если ты хороший человек, ты не сможешь просто отказаться от каких-то обязательств. Я все равно буду заниматься сыном. Все равно буду ему менять подгузники и стараться заработать на хорошего врача. Вот. Но это из области долга. А все, что не касается долга, то там я не вижу никакой причины ради нездорового, невоспитанного мужчины что-то менять в себе или накачивать губы, потому что кавалер любит пухлые губы. Не носить джинсы, потому что это кого-то напрягает. Be yourself! Очень банально и по-американски, но это правда так.

— Исходя из этого посыла, тебе, видимо, глубоко на всех, кто критикует твое творчество?

— Вообще насрать. Просто гигантски насрать! Потому что если не насрать, то тебе не надо заниматься музыкой, поэзией, фильмами. Вот реально. Ты вряд ли что-то сделаешь и вряд ли не будешь посредственностью. А если «насрать», то ты настолько чувствуешь свой путь и может быть, однажды, ты победишь. К примеру, я вот так сейчас думаю про режиссера Бертрана Блие, про того же Глеба Самойлова, Земфиру…Пока им было насрать, они были мегакрутыми. И это любого человека касается. Представляете, если бы Борису Виану было бы не насрать, поймет ли его рукописи издатель? Все! «Пены дней» никогда бы не получилось! Короче насрать – это очень важно (смеется).

— Сама у себя, как журналист Катя Гордон, чтобы бы ты спросила?

— Я в принципе не могу брать интервью у тех, кто мне не интересен. Чтобы оно получилось, нужно возбудить себя на интерес к человеку. У меня есть пару интервью, которые до сих пор не могу расшифровать, потому что было очень скучно. Мне могут и денег заплатить, но я не могу! Поэтому ни в коем случае не общайтесь с теми, кто вам не интересен. А если человек интересен, то самые дурацкие вопросы могут потом смотреться круто! Касательно еды, последнего сна, воспоминаний детства…чего угодно!

Так что в данный период жизни я сама себе как интервьюеру не интересна. Потому что на какое-то время вперед я ответила себе на все вопросы про себя и мне нужно накопить новые, чтобы потом сесть с ними и разобраться. Сейчас я знаю про себя все. Что я пережила жутко сложный период в жизни, вляпалась в дерьмо, прошла через определенный бытовой ад и в очередной раз с нуля начинаю жить.

— А не надоело «опять с нуля»?

— Говорят, что развитие идет через кризис. Так что я испытываю робкую иллюзию, что это все-таки прогресс, а не регресс (улыбка). Я знаю, что никогда не смогу стать никем другим. Я живу в надежде, что на этой земле количество людей, которые будут принимать мое творчество, будет становиться все больше. И это и станет доказательством того, что мой путь тоже чего-то стоит.

Беседовала Полина Жорова, специально для MUSECUBE

Фотографировала Евгения Пайкова