Михаил Елизаров, писатель, автор известных книг «Ногти», «Библиотекарь», «Кyбики», с 2010-го года открыл для себя еще однy сферy деятельности и стал исполнителем собственных песен. Они носят присyщие Елизаровy-писателю черты литературного лаконизма и остроyмия. Сегодня мы yслышали новый сборник песен – «Дом и Краски». Концерт продолжался более двух часов. После выстроилась очередь за автографами. Мы поговорили с Михаилом об особенностях творческого процесса и зрительского восприятия.— Почему у Вас в Питере концерты проходят чаще, чем в Москве?
— Там чаще организовывают.
— Там чаще друзья помогают?
— Нет, это не вопрос друзей, просто люди есть, которым что-то нужно, вот они и организовывают. Я сам этим не занимаюсь. Мне самому себе петь не нужно, это не для меня. Это – для людей. И чтобы был концерт, они каким-то образом должны приложить усилия.
— Если я сейчас, например, начну петь, я же не смогу пробиться. А что делать?
— Я не знаю. Вопрос в том, что значит пробиться. Искать какую-то адиторию, или что? Сейчас достаточно простое время, когда не так сложно заниматься тем, чем тебе нравится. Но другое дело, что я пришел со своими песнями, уже имея какое-то имя как писатель.
— А если бы его не было, этого имени?
— Значит, была бы другая адитория. Ну, занимался бы чем-то. Не знаю, я же об этом не задумывался, я уже существую в своей системе координат. А если бы мне оторвало ногу, что тогда? То есть так получилось. В моих предлагаемых обстоятельствах не нужно было ничего такого делать. Я писатель, которому захотелось петь.
— Вы занимались на каком-то оперном отделении?
— Я, когда учился в юности, хотел быть серьезным певцом, занимался академическим пением, но сейчас это не имеет никакого отношения к академическом вокалу…
— Но академизм слышен.
— Ну это просто некий такой профессионализм.
— У Вас в двух песнях с последнего альбома – «Ассоль не срет» и «Солдатская», слышны какие-то отсылки к Гребенщикову и Летову.
— Честно говоря, я не знаю. У нас же есть какой-то слуховой и визуальный запас. То есть, если вам так кажется, то мне это никак не мешает. Если вам это не мешает слушать. Но это не подразумевалось. Я не могу сказать, что меня интересует ловить какой-то уже известный тренд и в его канве просуществовать. Гребенщшиков — довольно далекий от меня большой исполнитель, и мы ни одним пространством не пересекаемся. Кажется – ради бога.
— Там есть какие-то аллюзии.
— Ну да, у Изи аллюзии.
— В песнях многие слышат высокомерие.
— В чьих песнях?
— В ваших.
— В моих песнях?
— Да. Говорят, высокомерно и цинично.
— Да ради Бога. Я думаю, это у них какая-то проблема с восприятием самих себя, безусловно. Я никогда не относился к людям высокомерно, так мне кажется.
— То есть высокомерия нет?
— Нет конечно, зачем? А смысл какой, прок? А в чем выражается высокомерие?
— Наверное, в пафосе.
— А что мне нужно ползком по-пластунски выползать на сцену?
— То есть, это у слушателей проблема?
— Да, это они должны себя лучше воспринимать, я не могу прикидывать каждый раз, что люди подумают.
— Когда Вы пишете свои песни, происходит какая-то рефлексия? Или песня — это уже самодостаточное произведение?
— Нет, я уже достаточно взрослый человек, чтобы 20 раз думать, как, что… Получается, я говорю «спасибо» этой функции, которая может что-то придумать. Я смиряюсь и жду, когда получится. Хоть что-нибудь.
Беседовала Мария Черкасова, специально для MUSECUBE
Фото — Молли Глотт-Родькина
Добавить комментарий