Наталья Боровкова: Чувства нужны везде

Наталья Боровкова: Чувства нужны везде
Фотография предоставлена пресс-службой ТЮЗа имени А.А. Брянцева

В ТЮЗе есть свои легенды: образ заслуженной артистки России Натальи Боровковой с теплотой и нежностью отзывается в сердцах зрителей. 50 лет актерской деятельности —  большая, насыщенная творческая жизнь. Ученица З.Я. Корогодского была занята во всех знаменитых спектаклях мастера: «Наш цирк», «Наш, только наш». «Наш Чуковский», «Месс Менд», «Открытый урок» и др. Снималась в культовых фильмах — «Заячий заповедник», «Кончина», является лауреатом премии «Золотой Софит» за роль Мирской в спектакле «Учитель ритмики». Сейчас в репертуаре актрисы 8 спектаклей: нежная и трепетная Арина Власьевна («Отцы и дети»), энергичная и чувствительная Аленка («Денискины рассказы»), сложная и многогранная мисс Полли Харингтон («Поллианна»), запутавшаяся в своей жизни Училка («Как тебе такой тятр, Илон Маск?») и др. В прошлом сезоне актриса приняла участие в спектакле «Время и место» Андрея Слепухина, погружающем в историю становления ТЮЗа. О пути в искусство, творческом методе    З.Я. Корогодского и ценности человеческого общения читайте в нашем интервью.

— Наталья Леонидовна, как в вас зародилась тяга к театру?

— Я выросла в среде музыкантов. Дед — один из первых дагестанских композиторов, писал оперы в 20-ые годы 20 века. Он владел всеми инструментами, написал пять опер, замечательно пел и собрал свой коллектив. Мама играла на фортепиано, прекрасно танцевала, была директором музыкальной школы —  в нашей семье творческое начало было до меня. Впервые я вышла на сцену в Каспийске в Доме офицеров в 3 года — на празднике  танцевала номер под полечку Рахманинова, который поставила мама, она же мне и аккомпанировала. Изначально я хотела быть балериной, мама была мне примером. Меня не приняли в Вагановское училище, и я стала посещать драматические, танцевальные кружки и дома творчества — и из этой системы уже не выходила. В школе я занималась в студии для старшеклассников у Сандро Товстоногова, он обволакивал нас театром, даже водил на встречу с Марселем Марсо в Учебный театр на Моховой. Родители поддержали мой выбор, а моя школьная учительница Елена Викторовна Назарова, которая потом занималась архивом театрального института, посоветовала идти конкретно в ТЮЗ. Она меня очень верно направила.

— Когда началась работа на профессиональной сцене?

— Отучившись 4 месяца, мы вышли на Большую сцену ТЮЗа в спектакле «Наш цирк», в котором был занят старший курс и несколько актеров театра. Авторами этого спектакля были Коррофидин: Корогодский, Фильштинский, Додин, наши педагоги и режиссеры. У нас с Леней Михайловским был свой номер — Канатоходцы Хаджа Бей и его дочь Наташа, которым мы открывали спектакль. Мне было откуда черпать впечатления — в Каспийске на прибазарной площади натягивали канат и я наблюдала это завораживающее, страшное, любопытное действо. Спектакль «Наш цирк» стал новой волной в театральном мире, настоящим открытием: на каждом курсе студенты занимались упражнениями по наблюдению, но никто не выводил это на профессиональную площадку. Потом начались вводы в репертуарные спектакли ТЮЗа. После 1 курса с Львом Абрамовичем Додиным мы поехали в лагерь «Регал», под Приозерск, где репетировали спектакль Александра Голлера «Модель 1868». В начале второго курса мы сыграли этот спектакль на Большой сцене театра.

— В каком ключе работал З.Я. Корогодский со своими студентами?

— Зиновий Яковлевич Корогодский работал только с актерской природой: если ты двигался в верном направлении, он просто подсказывал, куда идти, иногда довольно жестко. Он вытаскивал из нас личностное начало, которое может сработать в тех или иных обстоятельствах, воспитывал чувства. Моя первая роль как дипломированной артистки — старушка Знобишина, у которая была коза Маня, спектакль «Весенние перевертыши». Я была поражена назначением. Я — лирик, никогда не думала про характерные роли. Зиновий Яковлевич Корогодский нащупывал в нас нашу индивидуальность. Острохарактерное существование мне не было дано, но я через себя вытягивала все, что чувствовала по этому поводу.

— Кто стал вашим наставником, когда вы пришли в театр?

— Ирина Соколова, как была мне близка, так и осталась до сих пор. Антонина Шуранова была очень влиятельная, честная и справедливая, доброжелательно помогала начинающим артистам. Борис Самошин — это была просто любовь — с ним были прекрасные и партнерские, и человеческие отношения. Всегда нашими наставниками оставались: Лев Абрамович Додин, который был педагогом курса и изо дня в день был с нами (мы были его первыми студентами!), и Зиновий Яковлевич Корогодский — наш мастер, главный режиссер ТЮЗа, который вел театр в указанном направлении, вместе с художественное советом.

— Сейчас вы активно сотрудничаете с молодыми режиссерами. В «Сказке о потерянном времени» Ирины Кондрашовой вы играете роль бабушки, пытающейся выйти на контакт со своим внуком. Что для вас значит цифровой мир?

— Начну издалека: на Моховой жила женщина, она была больная — разговаривала сама с собой и при этом сильно жестикулировала. Сейчас в мире происходит тоже самое: люди идут в наушниках, а зимой этого не видно, разговаривают, хихикают, сосредоточенно слушают оппонента. В этом заключается абсурд нашей жизни — больной человек и супер здоровый, продвинутый, внешне оказываются неразличимы. Но самое главное для меня — телефоны отвлекают от непосредственного общения, и это обидно. Я с уважением отношусь к этим приспособлениям, но мне хочется общаться глаза в глаза. Этого же не хватает и моей героине.

— В спектакле Олега Христолюбского «Как тебе такой тятр, Илон Маск?» вы играете  учительницу, которая совершенно не нацелена на контакт с детьми. Вы оправдываете ее? Каким должен быть учитель?

— Она — непростой персонаж, но я ее, конечно, только защищаю. Ее первое появление — пьяной, но от хорошей жизни что ли? Я придумала, что она мать одиночка, и ей очень тяжело тянуть детей. Ее главная задача — выстоять. Конечно, учитель должен воспитывать личностно, индивидуально, это — профессия, и надо ее любить.

— В спектакле Андрея Слепухина «Время и место» актер поставлен в весьма непривычные условия существования, погружен в непосредственный контакт со зрителем. Сложно ли вам работать в таком жанре?

— Андрей Слепухин поставил условие — не нужно никого и ничего играть, необходимо пропускать текст через себя, просто вести рассказ, создавать эффект сопричастности. Я очень боюсь зрителя, если я не в образе, общение дается мне тяжело — четвертую стену никто не отменял. Способ существования был для меня сложен, я никогда так не работала. Даже выход в зал в классическом спектакле — непривычный для меня момент. Поэтому это далось не сразу. Я очень благодарна Андрею, я люблю эксперименты, это новый для меня опыт — я завожусь, оживаю. Про себя этот спектакль я называю путешествием. От зрителя в этом спектакле очень многое зависит: сиюминутное общение преподносит сюрпризы —  зрители задают неожиданные вопросы, подходят с благодарностью. Это и актерски, и по приспособлениям живой спектакль. В этой работе я встретилась с нашей молодежью, мы разбирали различные аспекты творчества в соприкосновении с нами как личностями, происходило плотное общение, я больше узнала о них, а они — обо мне, и мне это приятно. У нас сложилась симпатичная, на мой взгляд, компания.

— Погружение в историю обновило восприятие театра?

— Конечно, я была наслышана про Александра Александровича Брянцева — из рассказов, впечатлений от стариков, отзвуков прошлого, книг  — и всегда с огромным уважением относилась к нему. Но когда я  узнала сколько мытарств пришлось перенести и чего стоило построить театр, я испытала гамму невероятных чувств. Время было безумное — надеть нечего, есть нечего, холод — а Александр Александрович Брянцев делает театр, подкармливает беспризорников, которые становятся одними из первых делегатов ТЮЗа. В результате они пригрелись в театре, получили образование, выросли людьми — театр напрямую реализовал свою воспитательную функцию. Почему была педчасть? Почему мы ездили по школам? И дети для нас играли концерты. Они тянулись в театр, это была такая крепкая связь, взаимная необходимость школы и театра.

— Что важно сохранить в ТЮЗе?

— Для меня это дом: я здесь родилась как человек, выросла до своих лет и даже замуж вышла в фате из «Мухи Цокотухи». Для нашего театра важна студийность, ансамблевость, человеческие связи. Мы друг друга уважаем, в театре большая занятость. Хорошо играть главные роли, но ансамблевость и общность дают ауру. Я, например, обожаю выходить в спектакле «Конек-Горбунок» в народе, потому что мы друг друга видим, понимаем, о чем мы поем и что мы хотим сказать зрителю. Вместе мы кулак, а когда кто-то тянет одеяло на себя —  нити теряются.

— Наталья Леонидовна, как вы считаете, театр показан всем детям?

— Театр показан всем, но можем произойти отторжение — зависит от того, на что пригласили ребенка, что именно в этот период становления ему важно. Наш театр от 7 до 70, и в любой период времени необходимо, чтобы спектакль соприкасался с тем, чем человек дышит, что в нем отзывается. В гаджет ты погружаешься и пропадаешь, а в театре, наоборот, раскрывается человеческая личность, зарождаются чувства. А они нужны — везде!

С Натальей Боровковой беседовала Елизавета Ронгинская, специально для Musecube


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.