27 ноября в клубе Beatnik прошел один из первых концертов нового питерского коллектива All In Orchestra, сочетающего классические инструменты с битами и необычными звучаниями гитар. Это музыка для людей, открытых новым веяниям в музыкальном мире и жаждущих, чтобы их увлекли и удивили чем-то необычным. Накануне концерта молодой талантливый скрипач Дмитрий Саетович, рассказал порталу MuseCube о том, почему он покинул Synergy Orchestra и стал участником All In Orchestra, что повлияло на его восприятие музыки, по какой причине он скрывается от зрителей после концерта и кто является самым надежным партнером.

— С чего Вы начинали музыкальную деятельность? Почему выбрали скрипку?

— Это началось без моего участия. Мои родители музыканты. Когда мне было 4 года, они решили, что мне уже пора заниматься музыкой. Сначала отец принес флейту, но у меня не было передних зубов, и ничего не вышло. Мама играет на фортепиано, поэтому пыталась на нем научить играть. Но в итоге выбор остался за скрипкой

— Обычно детей приводят в музыкальные школы, усаживают за инструмент и говорят: «Играй!». Это Ваш случай?

— Да, это было именно так. Но, поскольку, дома всегда была музыка, то для меня это не было необычным. Меня привели, у меня стало что-то получаться. Начиналось все в Краснодаре. Потом мы переехали в Петербург. Здесь я поступил в школу для талантливых детей, проучился там какое-то время. Это средне-специальная музыкальная школа при  консерватории имени Римского-Корсакова. После школы я поступил в консерваторию. На 3-ем курсе уехал в Англию, проучился год в Бирмингеме. И после этого еще 4 года не мог закончить  Петербургскую консерваторию.

— Почему?

— Когда я вернулся из Бирмингема, через какое-то время появился оркестр. Я все время занимался только им. Но в прошлом году решил, что надо все-таки закончить консерваторию.

— То есть, Вы закончили консерваторию в прошлом году?

— Да.

— Как проходили первые годы обучения игры на скрипке? Вам было тяжело от того, что все дети гуляют во дворе, а Вы должны заниматься?

— Для меня это было интересно. И родители помогли организовать время, чтобы мне хватало его и на футбол, и на занятия. Но заниматься, конечно, приходилось много. У меня многое быстро получалось, не было особых сложностей, как мне казалось.

— Чем тогда была наполнена жизнь, кроме скрипки?

— В общем-то, ничем, какой-то детской ерундой, компьютером, дворовыми друзьями.

— Каким Вы были ребенком?

— Я мало изменился, остался, по сути, таким, как был. Естественно, в голове с тех пор что-то изменилось. Моя школа была  достаточно закрытым объектом, где дети находились, словно под куполом: для них не существовало ничего вокруг, все занимались только музыкой. В ней был даже интернат, т.е. некоторые дети там еще и жили. В 10 классе меня за двойки отчислили из школы. И я попал в школу Тутти, хоть она тоже с музыкальным уклоном, но там все свободнее, много детей, которые по своему желанию и с не поддельным интересом занимаются музыкой, хоть и не так профессионально. Был очень поражен тому, насколько обычные дети отличаются от тех, что были в закрытой школе. С новыми одношкольниками общаться было интереснее, и темы всякие разные были, да и интерес к учебе даже появился. Так же сильно изменила сознание моя учеба за границей. В Англии произошло некоторое осознание того, чем я на самом деле занимаюсь: в России нас учили технологиям: как сыграть, какие пальцы ставить, как руками двигать. Это важно, но никто не объяснял, для чего. А за границей как будто бы разблокировалась часть мозга, которая отвечает за творчество. Там я понял, что каждый музыкант должен раскрыть себя, найти связь и гармонию со своим инструментом. Это главное, а не концерты и иные мотивации. В школе нас приучили, что существует экзамен в середине года и конце года. И ты существуешь от экзамену к экзамену. Позже, уже во взрослой жизни, если повезет, то это перерастет в жизнь от концерта к концерту. Но важно при этом помнить, что ты занимаешься творчеством. Очень мало музыкантов, которые, работая по специальности, осознают это.

В России научили играть, а в Англии научили слышать и слушать. Это, несомненно, разные вещи, но одно без другого быть не может.

— Как строилась ваша жизнь за границей?

— До Англии я жил с родителями. Уехав из дома, много тусил, из-за этого отчасти я и вернулся оттуда.

— Вас из-за этого отчислили?

— Меня не отчислили. Там я жил на полной стипендии. И надо было подтвердить ее хотя бы знанием языка. Поскольку у меня не было сертификата языкового, то мне не смогли продлить стипендию. Я, естественно, не мог потянуть такую сумму, это были очень большие деньги.

— Вы вернулись в Россию, но еще не стали участником оркестра. Чем Вы наполняли свою жизнь?

— Я женился. Потом быстро развелся. Вот этим я и заполнил свою жизнь до оркестра. (Улыбается).

Отчасти моя жена и помогла мне: она пиарщик по образованию. У нее много идей было, она нарисовала логотип, придумала название.

— Почему Вы женились?

— Мне это казалось совершенно нормальным делом, что этот поступок ничего не изменит в моей жизни. Женитьба для меня лично ничего и не изменила: ни мое отношение к людям, к миру. Не знаю, почему я женился. Это было прикольно, я никогда такого не делал раньше! (Смеется).

— Считается, что все творческие люди очень увлекающиеся личности. Для Вас супруга была Музой? Или Вы искали что-то иное в женщине?

— Да-да, именно так. Она была Музой, которая сподвигала меня на что-то, которая заставляла много думать.

— Почему вы разошлись?

— Как и все творческие люди, я очень непростой человек, со мной сложно ужиться.

— Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в Synergy Orchestra. Как Вы уживались в коллективе, находили общий язык?

— Изначально я наладил общий язык с Ильей Теном (он нынешний руководитель оркестра). Мы начали дружить, много общались. Нам хотелось сделать что-то совместно. Мы вместе и решили собрать оркестр. Я уехал в Москву, где меня познакомили с человеком, который пообещал, что поможет нам в развитие. Это мотивировало к действию. А потом человек пропал, но мотивация осталась. Изначально было 15 человек: мы позвали своих знакомых музыкантов. Музыканты постоянно менялись, потому что половина людей не верила, что что-то получится. Половина просто не понимала, что мы делаем. И именно они долго с нами и проработали. Изначально я позиционировал себя руководителем, хотя совершено не понимал, что это такое. Через какое-то время вжился в образ, что дало толчок и в музыкальном развитии. Я взглянул на все глазами дирижера, который продумывает, как объединить людей общей идеей.

— Вам нравилось руководить?

— На самом деле, нет. Но когда что-то получалось, то мне это нравилось.

— Для чего вы с Ильей создали коллектив? Какие преследовались цели?

— Тогда было ощущение, что в Петербурге нет коллектива, который был бы интересен таким, как я, и сильным в плане энергетики. Большинство академических коллективов казались весьма скучными. Эта ниша была свободна. А целью являлась сама игра, музыка. Всё делалось ради музыки и ради того, чтобы играть ее вместе.

— Как продвигали Synergy Orchestra?

— Мы решили делать концерты в необычных местах. Летом мы сделали концерт на крыше. По моим данным, это  был первый концерт на крыше в истории Петербурга. И буквально за 3 дня собралось 400 человек. Крыша ломилась от людей. Потом мы делали концерты в отеле Азимут на 18 этаже. В пространствах, в галереях, там, где концерты оркестров не проходили ранее. Мы собрали аудиторию, которая ждала и хотела слушать нас. Мы играли разные каверы, джаз, не только классику. В 2013 наш друг Володя Розанов написал для нас кавер на песню Ассаи «Счастье», и видео собрало тысячи просмотров, это был успех. Мы вели себя очень свободно, могли шутить на сцене. Мы сняли забавное новогоднее видео. Мы делали, то, что нам нравилось.

-На тот период это была основная работа?

— Это сложно назвать работой. Первое время мы не получали за это денег. Хотя потом резко настал момент, когда нас стали приглашать выступать на корпоративах. Все где-то работали, играли в разных оркестрах. Я работал барменом в клубе. (Смеется).

— Вы профессиональный бармен?

— Изначально не был им, но потом уже научился. Ночью я работал в клубе, днем у нас были репетиции и записи. Потом настал период, когда можно было не работать, мне на все хватало.

— Почему Вы ушли из оркестра?

— В сентябре мы пришли к тому, что у меня и Ильи два разных варианта развития оркестра. Хотя, цель, тем не менее, общая. Мы оба упертые ребята, поэтому каждый захотел идти своим путем. Я понял, что не смогу просто играть в оркестре, когда там происходит то, что я не разделяю. Поэтому мы приняли решение, что я покину коллектив. Я хочу получать удовольствие от того, что делаю. Если это не так, то я ничего не могу делать.

— В каком стиле вы выступали на концертах в плане одежды, внешнего вида?

— Я долгое время играл в красных кедах. А так, обычно в черном. Все зависит от мероприятия, если это наш концерт, то мы можем одеваться, как нам захочется, главное чтобы красиво было. Тут мы не ставили рамок тоже. Красиво — это может быть и дорогой смокинг, и кеды с реперскими кепками.

— Какой Вы на сцене и за ее пределами?

— Я стараюсь быть настоящим: то есть и на сцене и за ее пределами оставаться одним и тем же человеком.

— Какая у Вас скрипка?

— Моя скрипка сделана в средине 19 века, на немецкой фабрике. Ее мне посоветовал приобрести мой профессор у одного из петербургских мастеров. Она хорошая, но уступает, конечно, более хорошим мастеровым скрипкам за десятки-сотни тысяч евро. Тем более, она сейчас не здорова, как после тяжелейшей операции, период реабилитации, который может продлиться и полгода. Я играл несколько месяцев на скрипке, которой более 300 лет (Италия). В это время я как раз отдал свой инструмент на ремонт. Итальянская скрипка живая, хоть и с тяжелой судьбой, ее собрали по кусочкам, и она похожа на Франкенштейна. У таких инструментов есть душа, есть свой  голос и богатый тембр.

— Что для Вас скрипка?

— Надежный партнер. Самый надежный, наверное. У нас взаимность. Если я люблю ее, то она меня тоже любит. У нас  с ней самые честные отношения. Роман, которому уже больше 20 лет. Она и друг, и возлюбленная. Мы можем с ней много времени проводить вместе, она постоянно открывает что-то новое для меня

— Какие у Вас интересы по жизни?

— Слушаю много музыки, смотрю видео с музыкантами. И сейчас подаю документы в Берлин, чтобы поехать учиться на мастера (аспирантура по-нашему). Я играю в оркестре All In Orchestra. Там всё совершенно иное, отчасти то, к чему мы хотели прийти с Synergy Orchestra.

— А кроме музыки?

— У меня есть девушка, поездки, я интересуюсь самолетами и с удовольствием когда-нибудь съезжу на рыбалку. А вообще, рано или поздно у меня будет пасека в Альпах, и я там буду выращивать помидоры, строгать скрипки.

— К вопросу о новом оркестре: как Вы пришли в него?

— Есть Максим Копытов, который позвал ди-джеев, музыкантов из Synergy Orchestra, композитора Александра Карпова, и предложил делать свою музыку. Мы собрались вместе и начали создавать музыку. Первое время это давалось очень непросто, но мы все упертые и в итоге у нас получилось написать 8 треков за три месяца. В июле была презентация в Александринке, потом был первый концерт в Москве, а сейчас – второй, в Петербурге (27 ноября).

— На какую публику ориентирован коллектив All In Orchestra?

— В этом мы еще сами не определились. Но аудитория очень широкая.

— Где Вам комфортнее: в новом проекте или в Synergy?

— В новом, потому что здесь я просто участник, у меня есть конкретная ответственность, за то, что я делаю.

— Давайте вернемся к теме вдохновения и муз.

— На самом деле, меня вдохновляют не только девушки, но и яркие личности в принципе. Настоящие люди, открытые. Человек может вести себя как угодно, важно, чтобы он был искренним.

— У Вас есть кумиры или те люди, на которых равняетесь?

— Есть люди, которые сильно вдохновляют. Например, скрипач, Леонидас Кавакос: он интереснейший музыкант, свободно владеет инструментом и оказывает на меня расслабляющий эффект. Есть Найджел Кеннеди. Он необычен по своей манере: он играет на скрипке все. Есть электронные музыканты, которых я люблю слушать.

— В любой творческой среде есть поклонники-меценаты, которые готовы поддержать любимого музыканта или иного творческого человека в обмен на своеобразные услуги: начиная от того, чтобы просто иметь возможность общаться лично с артистом и заканчивая  более интимными взаимоотношениями. Вам делали подобные предложения?

— Нет, я с таким не сталкивался, не знаю, к счастью или к несчастью. (Смеется). Если встречусь, то я подумаю об этом. Даже интересно, почему это ко мне не подходят? (Смеется). Ко мне в основном подходят юные девушки.

— С просьбой оставить автограф?

— С разными просьбами! Но и с такой тоже.

— Как Вы реагируете на то, когда к Вам подходят после концерта девушки пообщаться?

— Я всегда очень смущаюсь. И стараюсь скрыться. Мне тяжело общаться с большим количеством людей. Со сцены нормально. Вот в этом я, наверное, и разделяю сцену и обычную жизнь. На сцене не думаешь о том, сколько людей в зале. Ты выходишь и делаешь свое дело. Мне приятно внимание публики за пределами сцены, но это меня всегда смущает. Иногда обижаются друзья, что я скрываюсь сразу, но я очень не люблю общаться с людьми после концерт, когда хочется побыть одному. Хотя это очень неправильно. Но мне нужно осмыслить, что произошло, как прошел концерт.

— Цветы дарят?

— Мама иногда дарит цветы на концертах. А кроме мамы никто не приносит. Мы ориентируемся больше на молодых, а у них нет такой традиции, как дарить цветы музыкантам. Но это одна из лучших филармонических традиций.

— С кем из известных музыкантов хотели бы выступить?

— с Люка Дебаргом: это феноменальный пианист и очень интересная личность. Но у него расписан график с сольными концертами на несколько лет вперед,  Это очень необычный музыкант, неординарный. Не в плане особой программы, виртуозной игры, а именно как музыкант-творец. Он умеет погружаться в такое состояние, глубочайшую концентрацию, как медитация или сон, и он увлекает за собой всех слушателей, каждого, и все с открытыми ртами слушают. А потом у многих истерика или слезы. Мощнейшая энергетика.

— У Вас получается уходить в такое состояние?

— Да, иногда такое бывает. Сцена магически действует на меня. Когда я на сцене, больше ничего не существует. Хочется сказать, как этот пианист в интервью: «Я вижу сны, образы и воспроизвожу их». Что-то подобное на концертах и происходит. Если это ансамбль, то можно ощутить взаимосвязь. Почувствовать, как растягивается время.

— Во время выступления Вы смотрите на лица людей в зале?

— Не всегда их видно. Но я стараюсь не смотреть на них вообще. Меня может отвлечь взгляд конкретного человека, это сбивает с концентрации. Можно увидеть знакомого, которого тебе не хочется видеть.

— Сколько часов Вы репетируете каждый день?

— Часа четыре: я провожу время со скрипкой, не обязательно играю. Могу перебирать струны. Кроме этого, много работы происходит вне скрипки: анализирование и продумывание той музыки, с которой ты будешь работать. Смотрю в ноты, придумываю, как сыграть, проигрываю у себя в голове какие-то важные, на мой взгляд, моменты, чтобы понять логику, архитектуру музыкального произведения. Когда ты играешь, то ничего уже не можешь анализировать, кроме собственной игры, а есть что-то большее, идея композитора, например.

— Не раз приходилось слышать отзывы о музыкантах, в частности, о скрипачах, что это люди инфантильные, экзальтированные, утонченные и витающие в своем мире. Как бы Вы себя описали?

— Не знаю. Я не очень утонченный, надеюсь! (Смеется)

— Нет, совсем нет!

— Маленький блиц-опрос. Любимые страна и город?

— Испания, Барселона.

— Автор?

— Бегбедер.

— Книга?

— 99 Франков.

— Музыка?

— Сложный вопрос. Я люблю разную музыку.

— Кино и режиссер?

— Тим Бертон, фильмы с Джонни Деппом, Адамом Сэндлером, Джимом Керри.

— Блюдо?

— Морепродукты.

— Инструмент кроме скрипки?

— Рояль.

— Цвет и почему?

— Синий. Не знаю, почему.

— Качество, наиболее ценное в людях?

— Честность.

— Наиболее неприятное качество?

— Не знаю. Глупость, наверное.

— Идеальный зритель, слушатель?

— Понимающий.

— Любимое времяпровождение?

— Музыка.

— Ваши цели на данном этапе жизни?

— Стать музыкантом. Найти источник мощной концентрации. И иметь возможность спокойно делать то, что нравится, что хочется делать.

— Какая эпоха ближе по духу?

— Барокко. Есть фильм: «Все утра мира». В нем рассказывается про жизнь музыкантов той эпохи. Мне, наверное, нормально бы жилось там. Тогда люди были более настоящими: в плане преданности своим убеждениям, своему делу, своим идеалам.

— Как Вы стыкуете мир творчества и бытовую повседневную жизнь?

— Я стараюсь избегать быта. Если сталкиваюсь с ним, то меня это выводит из себя. Я стараюсь не выходить из зоны комфорта. Но бывают ситуации, когда приходится, например, съездить сменить колеса, пообщаться с незнакомым автослесарем. Это тоже интересно: он рассказывает о себе и своей простой жизни. Это вдохновляет, потому что он настоящий, ничего себе не придумывает. Он не какой-то особенный, просто он настоящий. Это очень важно для меня.

— Вы романтик?

— Так сказали, когда мы с мамой ехали на поезде в Сочи, мне тогда было 4 года. Проводница открыла дверь на ходу, а я сел и смотрел на море. И она сказала, что я романтик. В этом плане – да. Меня трогает красота сама по себе.

 

Алена Шубина-Лис специально для MuseCube

Фото предоставлены Дмитрием Саетовичем