«Играем Шекспира» в театре им. С.В. Образцова манил не только именем величайшего драматурга и обещанным афишей разнообразием кукол — манил, прежде всего, названием. Почему «играем»? Почему «Шекспира»? Почему, я не знаю, не «Гамлета» или вовсе не «в Шекспира»?
Наверное, любому погружённому в театр индивидууму по эту сторону сцены рано или поздно становятся интересны закулисье и актёрское бытие. Наверное, любого хоть когда-то интриговал феномен английского драматурга, куда более популярного за пределами туманного Альбиона, нежели внутри него. Наверное, каждый хоть когда-то удивлялся, что Вильям наш Шекспир (именно так его именуют в этой постановке) был, прежде всего, актёром «Глобуса» и терял всякие права на свои пьесы, передавая их театру.
Так или иначе, но кукольный спектакль «Играем Шекспира» является одновременно продолжателем традиций «Глобуса» с его вертикалью сцены (и пространством для Стены!), закулисьем любого, наверное, театра и спектаклем не про героев Шекспира, но про актёрское существование вообще (но и внутри пьес Шекспира тоже!).
Пока заполняется зал, шуршат свитки-программки, горят экраны телефонов, на сцене уже зарождается таинство.
…В закрытых рабочих прогонах накануне премьеры есть особый вайб: вроде и нет еще работы на зрителя, артисты сосредоточены друг на друге, но в то же время это уже оформленный спектакль, на который ты почему-то допущен — вот и здесь, уже кипит работа, но свет ещё не погашен. Вроде и таинство, а вроде…
Шекспир был именно потому гениальным драматургом, что, обладая неким режиссёрским чутьем, он писал из позиции играющего актера. Он понимал, как надо читать текст, как пребывать на сцене, как убирать, в конце концов, со сцены тех, о ком позаботятся Гробовщики — причём в пьесах нет никаких пометок о необходимости удалить тех самых ушедших в мир иной, это, образно, вменяется кому-то по ходу игры. Все переживания и перемещения героев у Шекспира не обозначены курсивом, но вплетены в тексты. Кроме того, «Глобус» был, по сути, площадным театром, весьма отличным от того театра с декорациями и несколькими планами, к которому мы привыкли. Актёр в Средневековье должен был не просто знать текст и сыграть, он должен был заполнить собою все пространство.
Наш современник, драматург Сергей Плотов так качественно и своеобразно переработал несколько трагедий и комедий Шекспира, что остаётся только диву даваться: неужели никто раньше до этого не додумался! Тем не менее, этот театр в театре позволяет и артистам играть в игру: работают с куклами, но при том остаются самими собою — дают какие-то наставления своему коллеге. И вот здесь далеко не всегда есть граница между жизнью внутри театра и спектаклем на зрителя, сарказмом в адрес молодого артиста или рассказыванием баек, подметанием сцены или игрой с кукольной собакой — и это очень, очень любопытно и воодушевляюще, скажу я вам.
Будет изрядным лукавством сказать, что это вот воодушевление случилось только лишь потому, что, сидя в зале, зритель видит то, что обычно видеть… не должен.
Сопричастность в разы усиливает мощь текстов и их искусное переплетение: трагедии не выбивают слезу и не ложатся камнем на сердце, но дают возможность улыбнуться, посмеяться (хохотнуть даже!) и увидеть в фонарике — Луну, в голове артиста — зрачок чужого глаза, — ровно так, как средневековый зритель видел то, что ему было предназначено увидеть в пресловутых предлагаемых обстоятельствах.
Приглядитесь к куклам: вполне же очевидно, что юные Монтекки и Капулетти принадлежат к разным кланам (и потому не могут быть вместе), сломанная марионетка Ричарда оживает в умелых руках, а венчающий спектакль Король Лир взрослеет и вырастает из озорного Пирама также, как взрослели герои Шекспира вслед за ведущим артистом «Глобуса»! За кукловодством не прячется, но растёт актёрское мастерство: адресуемое то ли в зал, то ли друг другу оно лишено фарса соперничества, но переливается всеми гранями таланта, импровизации и любви к своему делу — надо только захотеть увидеть этот рост внутри себя и эту боль несыгранных ролей, эту готовность играть даже на пустой зал и обещание звонкой монеты, этот восторг, что все получилось, и радость от сорванных оваций…
Спектакль Виктора Никоненко соткан из множества смыслов и слов, он весь, как сшитый из лоскутов занавес, но не наспех и на коленке, а любовно и заботливо — с мыслями о нестрашном Льве и выученной роли, ревнивом Отелло и роли упущенной, задумчивом Гамлете и роли мечтаемой. Он такой объемный, но помещается в Ладони! Он — в меру!
Играть Шекспира — мечта многих, но увидеть одноименный спектакль должны абсолютно все, влюблённые в Его величество Театр…
Ольга Владимирская специально для MuseCube
Фотографии Анастасии Фолманис можно увидеть здесь
