В Московском художественном театре им. А.П. Чехова случилась очень удачная коллаборация с Александринским театром: Николай Рощин, который с 2016 года занимает должность главного режиссера Александринского театра, поставил на сцене главного московского драматического театра сатирическую драму Николая Эрдмана «Самоубийца». И более подходящего места для постановки этого произведения не найти, потому что сам создатель Московского художественного театра Константин Сергеевич Станиславский очень полюбил эту пьесу и даже лично писал Иосифу Сталину, чтобы тот разрешил её поставить, но, к сожалению, версия двадцатого века не обрела сценическую жизнь.

Спектакль «Самоубийца» Николая Рощина поставлен в честь 125-летия МХТ им. А.П. Чехова, поэтому режиссер очень интеллигентно и ненавязчиво в этой постановке отдает дань уважения такому знаменательному и важному событию, вплетая черты документального театра в текст пьесы Эрдмана. В самом начале спектакля на экране появляется как будто написанное в режиме реального времени на старинной печатной машинке письмо Станиславского с просьбой поставить спектакль по пьесе Эрдмана, а перед вторым действием — написанный в таком же формате ответ Сталина. Рощин — умный режиссер, поэтому письмо Сталина оканчивается фамильярным обращением «Привет», тем самым постановщик выводит реальный факт переписки Станиславского и Сталина в театральный, иллюзорный мир.

Честно сказать, у меня было определенное предубеждение относительно реализации на сцене этой пьесы. Объясню почему. Много лет назад в СТИ я смотрела «Самоубийцу» Сергея Женовача, и версия от СТИ была решена в бытовом ключе, с чрезмерно насыщенным предметным миром спектакля и в попытках сыграть едкую злободневную сатиру Эрдмана в манере психологического театра, что, конечно же, не получилось. Именно этого я и боялась, к счастью, — напрасно. С первых кадров максимально сюрреалистического видео с Подсекальниковым (Иван Волков) и его женой (Юлия Чебакова) стало понятно, что Рощин знает, как работать с текстом Николая Эрдмана.

Первое, что обращает на себя внимание, — это сценография спектакля от самого режиссера. Форма комнаты, в которой живет семья главного героя, и постель Подсекальникова по форме напоминают гроб, что никого из персонажей не смущает и не пугает. Да и стены этой комнаты сделаны из каких-то досок, единственное окно плотно закрыто. Правда, когда Калабушкин (Игорь Золотовицкий) по принуждению жены и тещи Подсекальникова рассказывает, какой прекрасный мир снаружи, и открывает створку, оказывается, что окно заляпано птичьими экскрементами, и в тот же самый момент невидимая птица со страшным криком ударяется об стекло. Сама обстановка и атмосфера окружающего Подсекальникова мира монотонно и перманентно его настраивают на совершение самоубийства.

Очень точно Николай Рощин уловил горько-сатирическое настроение пьесы, и в начале намерение Подсекальникова уйти из жизни добровольно кажется глупым, оно появляется как будто бы от безделья главного героя, Семен еще умудряется тиранить жену, которая, по сути, единственный кормилец в семье. Как только Подсекальников становится местной знаменитостью, он не гнушается и ласками женщин, готовых ему отдаться, если он посвятит им свою смерть. Но безделье Подсекальникова — это следствие пустоты жизни, его нереализованности, невозможности существовать в прогнившем и изломанном окружающем мире. И доказательства разрушения мира повсюду.

У Калабушкина недавно умерла жена, но его уже утешает Маргарита Ивановна (Ксения Теплова) — и Мария Лукьяновна, жена Подсекальникова, застает героев в одном белье. Да и когда сама Мария Лукьяновна говорит о пропаже мужа, Калабушкин не упускает возможность плотоядно её пощупать, этот герой вообще всегда готов без разрешения поцеловать, потрогать любую женщину.

Дамы в семье Подсекальникова тоже не ангелы. Да, жена и мать убиваются, когда узнают о мнимой смерти героя, но не покидает чувство, что эти переживания тоже ненастоящие. Когда женщины узнают о фарсе, то начинают сердиться, потому что им уже платья новые отшивают и даже шляпки модные куплены!

Доведена до абсурда сцена выноса гроба с Подсекальниковым, которая вызывает гомерический хохот в зрительном зале: гроб с Семеном ставят на сцене МХТ им. А.П. Чехова, что очень напоминает прощание с артистами этого театра, после чего его выносят в зрительный зал, откуда он перемещается в фойе. Мы, зрители, остаемся на своих местах, но имеем возможность наблюдать условно прямую видеотрансляцию прощания, адскую смесь всех «желтых» телепрограмм. Сначала речь «скорбящих» не было слышно из-за прерывающегося сигнала, потом «вдова» бросалась на гроб и пыталась сломать камеру, а теща просто превратилась в персонажа хоррор-фильма, который появляется внезапно в углу экрана, устрашающе смеется и… видео внезапно прерывается. Для полной картины опишу, как выглядят теща и жена на протяжении большей части спектакля: женщины одеты в рубашки, похожие на смирительные, волосы всклочены… Тем разительнее контраст в момент их появления на похоронах: дамы просто богини немого кино в огромных шляпах с перьями и сложносочиненных черных платьях со стразами, бисером, какими-то невероятными вставками из шифона… Такое эффектное появление вызвало вздох восхищения в зрительном зале.

Все герои спектакля очень яркие и живые, буквально любую сцену с каждым персонажем хочется разбирать и с актерской, и с режиссерской точки зрения. Виктор Викторович (Алексей Варущенко) устраивает целый перфоманс с переодеванием, музыкой, цветами, краской из своей отвлеченной, патетической речи, произнесенной в ресторане «Красный Бомонд», хотя до этого момента герой не показывал внутреннего бунтаря. Егорушка (Павел Ващилин) — типично негативный озлобленный представитель пролетариата, пытающийся занять более высокое социальное положение нечестными способами, он весь прилизанный, постоянно ходит с коричневым портфелем, который всегда цепко держит впереди себя, как будто боясь, что его украдут, и который абсолютно не сочетается с его черными брюками и бадлоном. Или страстная, но вместе с тем абсолютно наигранная любовная сцена на кладбище между Клеопатрой Максимовной и Олегом Леонидовичем! Чувствуется, что героиня пересмотрела фильмы с Верой Холодной, и она хочет жить кинематографично, поэтому внезапно раздевается до одной комбинации, картинно играет волосами, запрыгивает на своего возлюбленного…

После спектакля появилась мысль, что постановка не столько об индивиде Семене Подсекальникове, а о российском театре, который олицетворяет главный герой: каждая страта общества хочет его смерти во имя абстрактной идеи, а он, зараза, упирается всеми руками-ногами и просто хочет тихонько говорить о насущном и наболевшем. И тогда конец постановки смотрится очень символично: российский театр — Подсекальников снимает всю одежду, оставаясь в одном белье, загружает все свои вещи в печь крематория, которая очень богата на спецэффекты (на её панели есть кнопки, которые нажимает Семен при включении, и дым идет, и даже виден огонь внутри). Оставшись в таком внешне беззащитном виде, но вспомнив себя как личность, Подсекальников уходит со сцены.

Писатель Саша Филипенко написал роман «Кремулятор», посвященный директору Московского крематория Петру Нестеренко. И в этом произведении Нестеренко на допросе рассказывает страшный факт, суть которого в том, что в тридцатые годы продавали билеты на процессы кремации людей! И билеты были разных ценовых категорий, точно как в театре. На какое-то мгновение во время финальной сцены я почувствовала себя тем человеком, который пришел посмотреть на процесс кремации, и это было жуткое чувство.

Когда я вышла из зрительного зала, у меня появилось внутреннее ощущение, что вместе со спектаклем «Самоубийца» МХТ им. А.П. Чехова снова обрел собственный голос, который точно и метафорично говорит о насущном и о том, что действительно важно.

Ксения Вязьмикина для Musecube

Фотографии Ирины Петровской-Мишиной можно увидеть здесь