Близится к финалу театральное биеннале «Уроки режиссуры»: очень скоро будут подведены итоги конкурсной части. А в рамках внеконкурсной программы москвичей побаловали «Палатой № 6» — театральным переложением чеховской повести в исполнении Льва Додина для петербургского МДТ — Театре Европы.

В Театре Наций, участливо предоставившем площадку для гостей северной столицы, собрался весь московский бомонд: почтительно занимают места в ложах и в партерах селебрити, провожаемые некоторые лично сияющим Евгением Мироновым: «Ощущение, будто вы к нам пришли», — говорит худрук.

В зале меж тем, пока рассаживается зритель, уже что-то началось: играет тоскливая шарманка, играет музыку Мордехая Гебиртига, и эта одна-единственная зацикленная мелодия является всем музыкальным оформлением спектакля, который больше частью будет происходить на фоне тишины.

Уже подготовлена декорация: красивая ограда-решетка, напоминающая что-то неуловимо питерское, то ли решетку Летнего сада, то ли ограду какого-то знакомого дворца, впрочем, ограда эта обвешана замками донельзя. Всю историю на сцену будет проливаться желтый свет – символ умалишенности, а всматриваться зритель так и будет за решетку — то ли психбольницы, то ли уже тюрьмы.

Впрочем, зрителю в принципе придется пробираться. В написанной Львом Додиным пьесе как будто и нет почти действия, тянуться она будет не полтора часа, а целую вечность, превращенная не в прямой конфликт, а в философские платоновские диалоги, блестяще отыгранные Сергеем Курышевым (доктор Рагин) и Игорем Черневичем (Громов). Появится Рагин, к слову, из зала, но как-то быстро окажется за решеткой, чем обречет на спойлер догадливых зрителей: уж как он тянется к своему единственному собеседнику, присев к нему на край ванны. Диоген сидел в бочке, а наши герои оказались и того хуже: в проржавевших ваннах, кстати, упоминаемых в повести Чеховым – там у него в больнице хранили картошку, здесь же в них наши герои спят вместо кроватей. Точный образ, созданный художником Александром Боровским, не выдуман с потолка, а абсолютно оправдан текстом.

Что до других обитателей больницы — пациенты ее выписаны исключительно ради фона, но есть два образа, на которых Додин явно делает акцент. Это Дарьюшка в исполнении невероятной Татьяны Рассказовой: в каждом ее движении, жесте, слове, коих, впрочем, совсем немного, но удивительно достаточно для создания образа, чувствуется ее любовь и забота к Рагину. Она напомнит барину, что «пора пить пиво», нежно погладит его саквояжик – все! В таких мелочах и штрихах считывается очень легко, как задача, данная режиссером, великолепно выполнена артистом.

Второй важный персонаж — Никита (Павел Грязнов). Никита показан человеком недалеким: на фоне разговоров умалишенного и доктора о политике, смысле жизни и прочих философских штуковинах, он, не стесняясь, будет спать, разливая трели хрепа (кстати, в терцию с не сумевшими вникнуть в непривычно нагроможденную чеховскую прозу некоторыми зрителями). Никита к тому же человек системы, который знает свое дело: отпирать и запирать замки. И ему совершенно неважно, кого он закрывает — своего вчерашнего начальника или сегодняшнего пациента, как говорится в тексте, ведь кому-то надо сидеть.

По темпоритму спектакль медленный, вязкий, тягучий, как жвачка, где заявленные полтора часа, с выдержанными паузами в сложном тексте, при практическом отсутствии смены мизансцен, для восприятия сложны. Додин сразу заявляет: все серьезно, зрителя мы не будем развлекать, он должен думать, размышлять, стараться. Это интеллектуальная постановка, которая кому-то может показаться поразительно страшной притчей (отсюда стоячие овации и нескончаемые «браво!»), а кому-то пыткой почище карательных процедур для умалишенных.

В любом из этих случаев открытыми остаются вопросы: кто из нас оказался за этой решеткой и как Додину через призму авторского текста удалось высветить так много актуальных и вечных проблем?

Юлия Зу специально для Musecube

Фотографии Ольги Кузякиной можно увидеть здесь