«Тёмный» бард и нарушитель спокойствия Бранимир Паршиков: за честность перед собой, активные действия и французских поэтов. Против алкоголя, наступающего миропорядка и регги. В гармонии с моментом.

Жанр «авторская песня» настолько разнородный, что в нём сложно выделиться. Но российскому рок-музыканту и исполнителю собственных песен Бранимиру это удаётся. Бранимир отличается всегда. Отличается эмоциональным напором, жаждой деятельности, звучащими в каждой песне. Отличается взвешенной, в хорошем смысле слова менеджерской реализацией своего проекта. Отличается качеством и профессионализмом как студийных работ, так и сценических выступлений. А впрочем, сколько ни перечисляй, Бранимир всё равно удивит. Поэтому просто читайте, слушайте и – да, удивляйтесь.

Бранимир, почему всё-таки «бард»?

В России, если ты выступаешь чисто под гитару, то ты – бард (улыбается). Хотя изначально слово «бард» подразумевало другое: это был посредник между богами и людьми у друидов, такая сакральная функция и профессия. А потом в 60-е — 70-е вся наша КСП-шная* движуха полностью этот термин десакрализовала и взяла в оборот, и сейчас слово «бард» знают под другим значением. В России уже так удобно называть человека с гитарой, кто бы это ни был – Юлий Ким, Александр Башлачев или Леонид Фёдоров. И я этот термин, конечно, использую с небольшим пристёбом, потому что бардовскую тусовку не особо котирую, это вообще не моё. В массе своей барды — существа пафосные достаточно. На западе вот есть понятие «singer-songwriter», которое более чётко отражает сущность того, что я делаю. Но это зарубежный термин, русским людям он неудобен.

Так сложилось, что в русском роке больше групп, команд, чем музыкантов-одиночек. Почему у тебя сольный проект?

Получилось так, что я начал играть квартирники один под гитару, никакого состава у меня не было, и я настолько к этому привык – играть одному и ездить одному, — что уже отчаялся собрать какую-то команду. Так я отвечаю только за себя, и я один вполне могу на сцене делать людям хорошо, весело или, наоборот, грустно. Мне так проще. К тому же я ещё в этом плане человек прагматичный. Группа – она всё-таки нуждается в постоянной поддержке, финансовой в том числе, её надо кормить, создавать правильный климат. А я могу семьдесят городов проехать за четыре месяца, и на гастролях провожу восемь месяцев в году. Где я буду искать музыкантов, которые тоже это всё смогут сделать? Нужны ведь единомышленники, которые не просто умеют играть, а готовы к такой жизни, которую веду я. Такие же берсерки. Поэтому пока у меня нет желания распределять свое время в пользу создания электрического состава. Но когда-нибудь он будет, это неизбежно.

Со стороны как раз складывается впечатление, что «Бранимир» – это хорошо спланированный, спродюсированный проект. Получается, менеджментом ты занимаешься сам?

Конечно, сам. Если бы «Бранимир» – это был спродюсированный проект, мы бы с тобой связывались через пиар-менеджера (улыбается), и я бы собирал народу раз в десять больше в каждом городе. Я занимаюсь всем сам, и логистикой, и построением гастролей, и переговорами с городами, и какой-то гонорарной политикой. На мне висит вся администраторская работа. И мне так тоже психологически проще, поскольку я никому ничего не должен, я не подписываю контрактов с лейблами, ни от кого не завишу. Но это цена свободы, наверно.

На эту тему приведу пример из литературы. У замечательного писателя Всеволода Гаршина есть рассказ про двух художников. Один был такой непризнанный гений вроде Ван Гога, который не работал, вел аморальный образ жизни, но при этом написал гениальную картину. А второй был успешный художник типа нашего современника Никаса Сафронова, который рисовал всё, и натюрморты, и дорогие портреты, и был всем угоден, все его любили. И вот они как-то встречаются, и второй говорит первому: конечно, пока ты пишешь картину, ты страдаешь, не находишь себе места, ловишь вдохновение, не спишь по ночам. Таскаешь каштаны из огня. Но когда ты картину уже написал, ты обязан быть купцом, уметь её продать, чтобы не сдохнуть с голоду.

И в этом проблема многих музыкантов из моего сегмента: они почему-то очень плохо относятся к продажам, к продвижению. Они жалуются на то, что андеграунду никто не помогает, что у них нет денег, а сами считают деньги дерьмом. Но пока ты считаешь деньги дерьмом, они к тебе и не пойдут, это совершенно чётко. Так же, если ты считаешь свою работу никому не нужной, то никогда в этой работе ничего не добьёшься. Нужно любить своё дело. И в наше время – во время капитализма – музыкант должен быть сам себе менеджером, только тогда он сможет куда-то пробиться. Раньше я как-то думал, что вот сижу такой гений в Волгограде, пью водку, и почему-то меня никто не знает. А те, которые в мейнстриме – они же наверняка уроды какие-нибудь продажные. А потом я понял: а чего я на них-то смотрю? Это моя жизнь! Я не обязан оглядываться на чьи-то образцы, думать о чужом творчестве, считать чужие деньги. Я должен думать о своем творчестве, потому что мне есть что сказать миру. Взял гитару, да и поехал. И как только пришло понимание того, что только я сам могу себя реализовать, и если у меня нет концертного директора, то я должен сам каким-то образом им стать, и если у меня нет никакого продвижения, то я должен продвигать себя сам… И если у меня нет богатых родителей-продюсеров, то они в этом точно не виноваты… И вот с этим осознанием мой движняк резко пошел вверх. И то я не считаю, что сильно куда-то пробился. У меня просто есть своя ниша, вот те сто гастрольных городов, в которые я езжу регулярно. Но эта ниша расширяется. В следующем году, например, я впервые поеду на гастроли в Америку и в Израиль. А так, сейчас у меня уже расписаны концерты на весну 2017 года, не говоря уж об осени и зиме. Такой вот непрерывный гастрольный тур.

Как я понимаю, тур будет в поддержку выходящего осенью альбома «Жить на глубине»?

Да, всё верно. Тур начнётся с 1-го сентября, и закончится в конце декабря. На данный момент в нём семьдесят концертов уже утверждено.

С ума сойти. Как ты успеваешь?

Ну, в прошлом году я тоже ездил в такой тур, вернулся живой, нормально. Это будет практически без отдыха, но мне нравится в таких темпах работать. Как говорит Люся Махова из группы «Дайте два», «постаханить». Хотя темп я выдерживаю не только потому что мне есть, что сказать. Этого мало. Я веду здоровый образ жизни, и всё свободное время уходит у меня на концерты. А если бы я бухал, конечно, не смог бы так.

А можешь рассказать про твоих многочисленных друзей и соратников в музыкальных кругах: это и 25/17, и FPG, и Захар Прилепин… Что это, пиар или просто потребность в поиске единомышленников?

В целях пиара я бы тогда уж постарался скорешиться с Олегом Митяевым. И наверняка был бы уже в бардовском мире второй скрипкой (смеётся). Просто так произошло, что я достаточно коммуникабельный человек, я много кого знаю, много с кем знакомлюсь. Но при этом мне очень сложно было найти себе друзей в музыкальном мире. Я вообще не особо люблю музыкантские круги, там в основном раздолбаи, алкоголики и большие дети, которые еще не повзрослели. И так сложилось, что и с Захаром, и с Андреем из 25/17 мы общаемся, потому что у нас много общего чисто по-человечески. Когда мы познакомились, у меня было ощущение, как будто мы всегда друг друга знали. Мне они очень близки по духу, потому что мы добивались всего сами, и происхождение у нас примерно одинаковое, и общий какой-то минорный жизненный опыт. У нас не было гувернёров, мы не вставали с шёлковых простыней, мы все из простых семей, и образование, самообразование давались нам нелегко. Поэтому они близки мне как люди.

А так, музыкантов я знаю очень многих. Но я не особо заинтересован в пиаре за счёт каких-то звёзд, потому что адекватно представляю масштаб своего творчества и прекрасно понимаю, что оно никогда не станет уделом большой аудитории. Плюс, по правилам большой аудитории я не хочу играть изначально. Хотя это не так сложно: нужно записать ротационный хит, в котором было бы ровно три минуты, три припева, два куплета и четыре аккорда русского рока. Пятый аккорд русский рок считает преступлением (смеётся), а шестой – это вообще арт-рок какой-то. Да, я выбрал не самую легкую дорогу, у меня много гастролей, за счёт этого аудитория растет не так быстро. Но я привык так работать, и поэтому буду продолжать.

А «Жить на глубине» — это ещё одна совместная работа с Прилепиным?

Нет. «Жить на глубине» — это мой сольный альбом, в котором принимаю участие я и только я. Но песня «Был» из этого альбома войдет в саундтрек к кинофильму «Гайлер». Это фильм Петра Дикарева, режиссера из Новосибирска. На экраны уже выходила его картина «Двойная сплошная любовь». В фильме «Гайлер», который сейчас снимается, Захар Прилепин играет главную роль. Там такая детективная история, смысл которой в том, что человеку иногда приходится снимать с себя овечью шкуру и становиться волком. А песня «Был» срезонировала с идеей фильма, и режиссёр захотел включить её в саундтрек. Для меня это первый опыт, он безусловно интересный, и я очень рад, что мои друзья предложили мне такую вещь.

Бранимир, и «Жить на глубине» — это продолжение вышедших ранее «Песен утопающих»?

Да, это вторая часть задуманной трилогии. Причем, я сейчас уже начал работать над третьей частью, которая будет называться «Спасение», там я как раз я завершу сюжетную линию, начатую в «Утопающих». И одна из песен из третьей части тоже, возможно, войдёт в фильм – другого режиссёра, но я пока не буду раскрывать карты. А что касается первой части трилогии, «Песен Утопающих», то с неё многое началось, потому что она зацепила когда-то Андрея Бухарина, ведущего программы «Родная Речь» на Нашем Радио. Это был такой трамплин, с которого меня услышали, в том числе аудитория Нашего Радио. И я за это очень благодарен Андрею. Ну а сейчас у меня серединка – «На глубине».

Ты вот рассказал про «Спасение» и разрушил всю интригу… Я всё думала – будет ли там хэппи-энд?

Да-да, все выживут (улыбается). В общем-то, ради этого всё и делается.

Что же помогает выжить на глубине?

Вера в Бога. Ничего больше.

Бранимир, кроме песен, у тебя есть ещё один канал связи с миром: авторская программа на Своём радио. Расскажешь подробнее? Для начала, почему такое название — «Цветы пустыни»?

Когда я начал работать над программой, почему-то «Цветы пустыни» — это было первое словосочетание, которое пришло мне в голову. Такое у меня было ощущение, что я пытался найти цветы в пустыне постмодерна. А программу я вёл до тех пор, пока мне было интересно. Потом просто понял, что всё надо делать от души. Но в целом я рад, что у меня была такая возможность, спасибо огромное Семёну Чайке и команде Своего радио. И, может быть, позже я ещё к этому формату вернусь. А программа была в основном про наш андеграунд. Сейчас очень много новой музыки появляется, и в этом бешеном потоке часто могут потеряться какие-то интересные вещи. Даже я по стариночке цепляюсь за старые проверенные имена. Если что-то новое выходит у Massive Attack, у Игги Попа, если про запад говорить, у Калинова Моста, если про наших, я обязательно слушаю. У группы Адаптация, Грот, 25/17, естественно. Но какие-то новые имена очень сложно открыть. Не представляю, как слушателю, который все с нуля начинает. И в этом одна из основных проблем нашего времени.

А как тебе комфортнее общаться, с живой аудиторией или с радийной?

Радийная аудитория, единственное, в чём меня тормозила, это в том, что мне надо было «фильтровать базар», чтобы не заматериться. Благо, программа в записи выходила, и всегда можно было что-то вырезать. А потом, я ведь привык к своей манере общения, у меня свой стиль – чтобы не было официоза, не было штампов – ну, знаешь, «когда образовалась ваша группа»…

И «почему ваша группа так называется»…

Да, и «Когда новый альбом», и «О чём новый альбом», и так далее. Мне вот это всё не импонировало, соблюдать какие-то условности. И самые беспонтовые интервью получались с теми людьми, кого я не знал лично. Вдруг у нас там бах – и происходило такое какое-то странное общение: я как будто из себя изображал кого-то, он кого-то изображал, и у нас не получалось выйти на нормальную волну, в хороший адекватный диалог. И это было как-то неправильно. Я стараюсь в творчестве быть таким же, как и в жизни, и старался в программе тоже это делать.

Ну а по поводу того, что сказать миру — я думаю, если тебе действительно есть, что сказать, ты можешь говорить это в любой форме. Как Пётр Мамонов: надоело ему музыку играть, он пошел в театр, надоел ему театр, он пошел сниматься в кино. А потом ему опять захотелось подурковать, и он заново «Звуки Му» собрал. И всё нормально. Он может, допустим, пойти священнослужителем, и у него это тоже получится. Или вот Ваня Охлобыстин, Захар Прилепин тот же, они себя тоже реализуют в разных ипостасях. Самое главное – зачем ты живешь, чего ты хочешь и зачем ты всё это говоришь. А выражать можно по разному.

Мне кажется, что та основная идея, которую ты выражаешь разными способами – она же звучит и в названии «Бранимир». Но раз я уже не могу спросить, «почему так называется ваша группа», то задам вопрос так: против чего ты борешься?

Хороший вопрос. Действительно, из названия понятно, что моя борьба — за мир. А против… Сейчас я бы сказал, что мой враг – это новый миропорядок, который наступает семимильными шагами, разрушая традиционные отношения между людьми, традиционные нормы морали и ценности. Вот этот, в кавычках, «Дивный новый мир». В нём не будет места для нормальных людей и добрых дел, это уже отчетливо видно. И то, что сейчас происходит, все эти конфликты вооруженные – просто его частные проявления.

В одном из постов ты написал про новый альбом, что это будет «музыка, от которой захочется плеваться»…

Да у меня вся такая (смеётся). От неё часто людям плеваться охота. Ну, как минимум, просто морщиться. Альбом будет тяжёлым для психики обычного человека. А старые мои слушатели тоже не исключено, что будут плеваться, что вот всё, Бранимир сдулся, или еще чего-нибудь. На каждый выходящий альбом всё равно находятся такие люди. Но это значит, задело за живое.

Ты, как футуристы с их «пощечиной общественному вкусу», считаешь, что творчество должно выводить из зоны комфорта?

Да, безусловно. Мои песни, особенно ранние, действительно нацелены на то, чтобы вывести человека из его зоны комфорта. Из его представлений о жизни, о мире, о том, что вокруг происходит. Моя задача – показать, что бывает по-другому. Это один из алхимических элементов моего творчества. Надо включать мозги. И чтобы человека заставить задуматься, нужно порой какие-то радикальные методы применить. Ведь иногда, чтобы кого-то поднять из мертвых, нужно сказать ласковое слово. Но это в основном Христу удавалось: «Встань и иди, Лазарь». А какому-то Лазарю надо по-другому сказать, а лучше ещё и пинок под задницу добавить. Вот я из тех, кто поднимает пинками. Но тут важно, что та чернуха, тот мир, который описывается у меня в песнях – они у меня не вызывают упоения. Просто надо видеть, что всё это есть.

Возьми хотя бы войну на Донбассе. Можно тысячу раз ходить на марши мира, можно посты гневные писать, но война уже есть. Она как данность есть, и ничего тут не сделаешь. Механизм запущен. Там гибнут люди. Голодают дети. И часто это очень не хочется замечать. Когда в Коктебеле я был на джаз-фесте в 2012-м году, я встретил там много весёлых модных хипстеров, которые сейчас прячутся по польским хостелам, чтобы их волна мобилизации не застигла. И они мне говорили: «А чего ты такой угрюмый, надо же отдыхать, расслабляться!» А я смотрел и тогда уже понимал, что — ведь придут какие-то борзые люди, которые вас сгонят с этой поляны, и вы ничего сделать не сможете; пока вы тут отдыхаете и расслабляетесь, кто-то захватит вашу территорию. Зло – оно всё равно есть, и рано или поздно ты с ним столкнешься. И как ты будешь к нему лицом стоять – это ещё неизвестно. Отсюда моя радикальность в песнях.

Но и кроме того, что ты поешь, ты делаешь. Ты уже выпустил благотворительный альбом, средства от сбора которого пошли в фонд помощи детям Донбасса.

И то я считаю, что делаю катастрофически мало. Я восхищаюсь людьми, которые делают такие важные вещи, как, например, фонд «Живи, малыш» — это Егор Бычков из города Екатеринбурга. Там люди оплачивают операции больным детям. Вот знаешь, я расскажу такую историю: однажды, когда у меня вышел фит с 25/17, мне позвонил журналист из какого-то волгоградского издания и спросил: «А почему вы сделали фит с группой, у которой репутация фашистов? На их концерты ходят бритые!». Я говорю: «А вы знаете, что эти вероломные «фашисты» со своих концертных сборов перечисляют деньги на благотворительность в фонд «Живи, малыш»?» Или группа Грот, у которых тоже была одно время такая репутация – они тоже со своего тура оплатили операцию больному ребенку. Так я тоже согласен быть таким же фашистом, как они. Причём, незадолго до этого я пытался обратиться к СМИ, чтобы они разместили пресс-релиз моего благотворительного альбома. Просто обратить внимание на эту проблему, пока стороны делят территорию. И когда я рассылал пресс-релиз по местным газетам, никто не отреагировал, всем плевать было. Ну, раз не отреагировали, я навязываться и не стал.

Так что по поводу альбома – это был такой акт доброй воли. Мы особо не семафорили, кому надо – тот услышит. И я очень рад, что у меня прекрасные отзывчивые слушатели, которые так живо на это откликнулись. Мы перечислили более ста тысяч в этот фонд, тогда он назывался «Дети под обстрелом», сейчас — «Отряд «Ангел»». Скоро ещё отправлять буду. А фонд — режиссёра Алексея Смирнова, он обычный парень, который, насколько мне известно, изначально снимал фильмы для среднего зрителя, клипы. Он поехал на войну, увидел всё это горе и разрушения, и сейчас его оттуда просто не вытянуть, он помогает вывозить детей из зоны боевых действий. Я восхищаюсь такими людьми. И несравнимо мало делаю по сравнению с ними, мой альбом — капля в море.

Бранимир, я сейчас слушала тебя и думала, что активная жизненная позиция – это ещё один алхимический элемент твоего творчества.

Конечно. Нужно начинать с себя. Просто проорать, как всё плохо кругом — так это все знают, даже бабка, которая сидит на лавочке и газету читает или просто семечки грызет. Но этого знания мало. Почему плохо и что с этим делать – вот это важно. Часто многие не знают и не хотят даже что-то с этим делать. А пока ты себя не изменишь — ничего не получится. Когда ты говоришь, что кругом безнравственность, и эти люди, которые места не уступают в метро, которые за копейку удавятся… А сам-то ты как живешь? Много ли ты сам кому помог, кому место уступил? У меня тоже был момент, когда казалось, что кругом ложь, обман… Да надо самому перестать врать, тогда не будет вокруг тебя вот этой грязи. Но важно не обольщаться, что что-то сразу кардинально поменяется. Это будет тяжелая жизнь, а в ней — небольшие постепенные изменения, на многие годы, а может быть, и целые поколения. Но уже сегодня нужно правильно приоритеты расставить, стать взрослым человеком, хозяином своей судьбы. У музыкантов вообще у многих этого нет. Они говорят о какой-то свободе, хотя там ей и не пахнет. Свобода — это чётко заданный вектор, когда ты знаешь, куда двигаться, и ничего не боишься.

И то, что будет тяжело — это ведь тоже про выживание на глубине.

Да, совершенно верно. Я просто показываю в альбоме весь трагизм жизни — насколько это тяжко. Но я показываю и выход, который я сам осознал, нащупал, расшибая лоб об стену. Может, кому-то он не понравится, а кто-то найдет свой, но я так вижу. И в качестве выхода будет цитата из одного из моих любимых французских поэтов, Франсуа Вийона.

У меня вот с твоим творчеством более современные литературные ассоциации. Паланик, например...

«Колыбельная»? (смеётся) На полном серьёзе, я когда-то мечтал написать такую колыбельную, которую человек послушает и умрёт. Сейчас я хочу написать анти-колыбельную: чтобы человек послушал и жить захотел. Жить и что-то менять в жизни.

Это то же, что ты называешь «анти-регги?»

Да. И, кстати, на альбоме «Жить на глубине» будут три песни в жанре анти-регги. Я разрабатываю эту тему еще с середины нулевых. Анти-регги — это творчество против того псевдо-позитива, который исповедуют весёлые люди с дредами. На мой взгляд, тема с растафарианством — она просто развивает равнодушие. Равнодушие к делам своим, равнодушие к ближнему. Очень удобная идеология для того, чтобы человеку было на всё плевать. Типа, у меня всё хорошо, я такой Гаутама, а вы на фиг все пошли. И вся эта история с позитивными вибрациями… В жизни ведь есть вещи, которые гораздо выше позитива. Гораздо выше. Для русского человека, по крайней мере, точно. И грош цена этому позитиву, если человеку плевать на то, где он живет, если он может сдать своих друзей. Он пустоцвет, перекати-поле. И анти-регги — это жанр, который я ставлю в противовес. Сущность его в том, что, сохраняя реггийную форму, я пою про реальную жизнь, про какие-то страшные штуки, про то, что важнее кайфа и позитива.

А ты чувствуешь себя русским? Что для тебя родина? Такие вот глобальные вопросы…

Безусловно, я — русский. Родина для меня — это территория Российской Федерации. Эти леса и поля, это место, где я вырос. Те люди, которые жили со мной в одном дворе. Я люблю свою Родину и органически не понимаю, как отсюда можно куда-то уехать. Я не имею в виду, что каждый должен сидеть в своей деревне как крепостной, нет. На мир надо смотреть, и я в свободное время много путешествую. Но когда путешествую, я понимаю, что нигде не смогу жить, кроме как в России. Не смогу пригодиться какому-то иному народу в моем качестве.

Беседовала Н.Арго специально для MuseCube