Фёдор Воскресенский – лидер рок-группы “Тинтал”, постоянный ведущий множества этно- и фолк-фестивалей, актер фентези-мюзикла “Последнее испытание” и просто душевный человек и великолепный собеседник. В своем интервью он рассказал о впечатлениях от прошедшего фестиваля “Дикая мята”, новом альбоме группы “Тинтал” и своем первом знакомстве с кельтской культурой. Выражаем благодарность музыкальному клубу “Вермель” (Facebook, Vkontakte, Instagram) за возможность проведения интервью и фотосъёмки.

— На днях прошел очередной, девятый по счету, фестиваль “Дикая мята”, на котором Вы традиционно выступили в роли ведущего. Какие впечатления он у Вас оставил?

— В первую очередь, удивление. Удивление и уважение. Эта была красивая история сохранения репутации. Так получилось, что во время прошлогоднего фестиваля на протяжении трех дней, начиная с утра пятницы и заканчивая вечером воскресения, шел нескончаемый ливень. Это был не дождь, а настоящее стихийное бедствие. Затопило палаточный лагерь, размыло дороги, пространство перед сценой, которая больше напоминала Ноев ковчег, превратилось в трясину. Машины с артистами вязли в грязи, артисты сами вытаскивали их. Но к слову сказать, все группы добрались, программа была соблюдена, и фестиваль состоялся. Это был вызов для организаторов «Дикой мяты», возможность доказать, в первую очередь себе, что можно сделать праздник для людей даже в сложных обстоятельствах. И тогда, несмотря на потоп, зрители не уезжали, они отрывались и наслаждались музыкой. И вернулись на «Мяту» в этом году. Мне известно, что в один из дней было больше четырнадцати тысяч зрителей. Главный посыл «Дикой мяты» состоит в том, что мы предлагаем людям не закостеневать в своих музыкальных взглядах. Даже мне, человеку с устоявшейся точкой зрения, всегда очень интересно слушать то, что происходит на сценах фестиваля, потому что там выступают очень яркие, профессиональные музыканты. В этом году просто фантастический сет был представлен вновь собравшимся коллективом «5’Nizza», которые для старта фестивального сезона выбрали именно “Дикую мяту”. Совершенно бешеные боснийцы “Dubioza kolektiv” в прямом смысле слова проломили сцену во время выступления. Это было настоящее сумасшествие. Очень полюбились зрителям абсолютно дикие татуированные ребята в меховых шапках и с бас-балалайкой из группы «The Hatters». Это недавно собравшийся коллектив, исповедующий такой нарочито трешевый русский стиль. Одним словом, можно долго перечислять все интересные выступавшие команды, но самое главное — это то, что нужно быть открытым всему новому, словно ребёнок. На «Мяте» всегда много исключительно некоммерческих проектов — от диско до регги — и все звучит ярко, интересно и вкусно. Хочу рассказать одну историю. Вечером второго фестивального дня, когда я закончил вести главную сцену “Легенда”, перед тем, как вздремнуть, решил заглянуть в “Willy boys club”, импровизированный паб на территории фестиваля. Там выступала очень недурная команда, играющая фанк с таким ярким, пульсирующим звучанием. Я слушал их и разглядывал зрителей на протяжении, наверное, получаса. И вдруг понял, что никогда в жизни не видел настолько разношерстной публики, которой было бы так хорошо вместе. Разные люди, слушающие абсолютно разную музыку, мирно сосуществуют в одном пространстве. И тут я окончательно осознал суть «Дикой мяты». Организаторы многих крупных фестивалей предполагают, что человеку должно нравиться все одновременно. А здесь, образно говоря, я впервые вышел за пределы собственной шкуры и понял, что нахожусь на празднике, который создан для всех. Допустим, ты смотришь выступление какой-то команды, которую ты очень ждал и которая тебе очень интересна. Затем идешь к другой сцене, в полутора километрах отсюда, чтобы оценить выступление группы, знакомой тебе лишь по рекомендациям друзей. После них бежишь к третьей сцене, где выступает иностранный коллектив, впервые приехавший в Россию. Следом понимаешь, что в данный момент ни на одной из сцен нет исполнителя, резонирующего с тобой, и идёшь через огромный фуд-корт, чтобы перекусить вместе с друзьями, а потом вообще коротаешь время до драйвового ночного концерта, катаясь на дельтаплане! Там одновременно происходит куча всего интересного, и есть возможность выбора. Тебе не нужно стоять в поле как проклятому и помирать от жары. (Улыбается). Конечно, “Мята” – это очень непростая игрушка. Надо научиться ей пользоваться. Быть по-детски открытым и избегать представлений о том, как надо веселиться на подобных фестивалях, заведомо созданными для вас другими людьми.

— А сколько Вы уже ведете “Дикую мяту”?

— Пять лет.

— И каждый год фестиваль продолжает Вас удивлять?

— Скорее “Мята” научила меня удивляться. Так-то я очень неохотно меняю свою точку зрения. Просто этот фестиваль показал, что даже исполнитель, изначально мне неинтересный, может полностью захватить моё внимание. Знаете, словно кто-то держит за пуговицу и не отпускает. Очень странное ощущение. (Улыбается).

— А почему Ваша группа “Тинтал” не выступает там уже несколько лет?

— Сам себе задаю этот вопрос… и охотно дам себе на него ответ. (Смеется) Я отправил Андрею Клюкину, продюсеру «Дикой мяты», заявку в феврале этого года, соблюдая все приличия: письмо на официальный сайт, демо-материалы. Написал: ”Привет, ребята, это Фёдор, ведущий вашего фестиваля, было бы здорово выступить у вас”. Прошло два или три дня, я получаю ответ: ”Фёдор, ты наш бессменный ведущий, насчет “Тинтала” отвечу через пару недель.” (Смеется). Второго письма так и не последовало. Ну отпишет наверно. (Улыбается). Конечно, это смотрелось бы кумовством: ведущий Главной сцены вытаскивает на нее свою же команду. Мы никогда не беседовали об этом с Андреем, но мне кажется, что ему тоже близка такая точка зрения. Кроме того, состав участников “Дикой мяты” практически не повторяется. Лишь одна команда выступила там трижды — это раздушевнейшие ребята из Грузии, “Mgzavrebi”. Четыре или пять коллективов приезжали дважды, среди них «Тинтал». «Мельница» была один раз, Хелависа сольно — один раз. Список участников фестиваля постоянно эволюционирует, меняется. Этим он и хорош. А то, что там нет никакой «лапы» или блата, я знаю абсолютно точно, поскольку сам посылал туда заявку. (Смеется).

— Некоторые посетители фестиваля хвалят высокий уровень организации, который был в этом году, но недоумевают по поводу списка участников, который становится все дальше от понятия “этно-музыка”. Как Вы относитесь к этому?

— Только первые три года “Дикую мяту” можно было назвать фестивалем, который базируется на стилях world-music, фолк и этно. Последующие шесть лет — это праздник independent music, то есть независимой музыки, за которой не стоят продюсерские центры. Это самобытная, яркая музыка, интересная публике и создателям “Дикой мяты”, но она не загнана под стили и форматы. Абсолютно точно можно сказать, что три кита, на которых покоится “Дикая мята” сейчас, – это рок, world music и джаз. Конечно, есть команды, которые вызывают у меня недоумение. Но не может же мне нравиться вся музыка! Зато я помню, как во время выступления группы “Сплин” зрители тянулись от сцены и до самого горизонта. Знаете, как в компьютерных играх, когда дальние ряды не прорисованы. А потом эти же люди притаптывали поле под Нейромонаха Феофана, а потом они же подпевали песням группы “5’Nizza” и снимали голову с плеч себе и своим спутниками во время выступления “Dubioza kolektiv”. Как я уже отмечал, здесь нет ситуации, когда несколько десятков исполнителей тасуются из года в год. Я веду много фестивалей, очень разных фестивалей и форматных в том числе: чисто фолковых, чисто фолк-роковых, посвящённых исключительно ирландской культуре, и так далее. Но повторюсь, нигде и никогда я не видел такой разношерстной компании, как на «Мяте»: тут хиппи, там суровые бородатые дядьки, пришедшие послушать Фёдора Чистякова, а рядом с ними вообще какие-то хипстеры. Настолько разноцветная публика, что просто диву даешься. И никто друг другу, образно говоря, морду не бьет. Они вместе и радуются друг другу. Это музыка для разных людей, которым почему-то очень хорошо вместе. (Улыбается).

— Можно ли назвать “Дикую Мяту” “русским Вудстоком”?

— Ну, то, что на “Дикой Мяте” царит атмосфера в духе peace&love, это абсолютно точно. Кстати, в этом году в ночь перед «Дикой Мятой» я смотрел документальный фильм про Вудсток, к сожалению, не до конца, так как надо было выезжать. По моему мнению, тот фестиваль был неким культурным национальным феноменом, который случился в конкретное время и в конкретном месте. Он был рассчитан на пятьдесят тысяч зрителей, но в итоге их число перевалило за полмиллиона. Его можно рассматривать по-разному. С одной стороны, он имел невероятный успех, а с другой, представлял собой настоящее стихийное бедствие для местных жителей. Насчет «Русского Вудстока»… Мне кажется, ставить подобные штампы — это последнее дело. Я могу сказать, что «Дикая Мята» — это фестиваль легкости и вдохновения, на котором можно увидеть очень много красивых людей всех возрастов. И «красивые» не значит изящно сложенные, с правильными чертами лица. Это значит – открытые, улыбчивые, доброжелательные. Вот это абсолютно точно.

— С чем связано такое длительное студийное молчание “Тинтала”? Вы активно выступаете, однако, последний альбом “Семь футов под килтом” датирован 2007 годом.

— Новым альбомом мы занимаемся на протяжении последних пяти лет, и сейчас работа вступила в финальную стадию. Надеюсь, что пластинка выйдет осенью. Пишем ее на отличной студии “Винтаж Рекордс”. Планируется десять треков, некоторые из них абсолютно новые, некоторые игрались на концертах пару-тройку раз, а какие-то давно знакомы и любимы нашими поклонниками. Год назад я встречался с замечательным актером и певцом Олегом Анофриевым, которого мы все прекрасно знаем по “Бременским музыкантам” и по песне “Есть только миг”. Я приехал в его деревенский дом, в котором он сейчас живет. Мы беседовали несколько часов, включали друг другу музыку. И он сказал, что поможет нам. Я хочу, чтобы Олег Андреевич был проводником через весь альбом и перед каждой песней читал краткую, не больше полутора минут, текстовую интерлюдию, своеобразный мост к понимаю ее смысла. Уверен, что подобные вещи делали и до нас, но я, если честно, не хочу проводить исследований, так как у меня в голове есть четкое понимание, как это всё должно выглядеть, и я не хочу его нарушить. Не все музыканты согласны с такой концепцией, но я их пытаюсь убедить. (Улыбается). Олег Анофриев – артист с узнаваемым голосом, настоящий Трубадур свободы. Я испытываю к нему безграничное уважение, и, мне кажется, что кроме него никто так не справится с подобной задачей. Причем он согласился сделать это абсолютно бесплатно. Мы посидели, он послушал наши песни, потом положил руку на стол и сказал: “Вот что парень, я вам помогу и не копейки денег с вас не возьму”

Кроме того, я хочу презентовать новый альбом в полной темноте — задрапировать тяжелой тканью окна в зале, попросить людей отключить мобильные телефоны, добиться полной дезориентации их в пространстве, чтобы психофизика была нарушена и люди смогли остаться наедине с нашей музыкой. Я не знаю, получится ли у нас это реализовать, мы сейчас пробуем репетировать на базе при выключенном свете, и чтобы не видеть лампочки приборов, закрываем глаза. Мне бы хотелось необычной презентации, сделать акцент именно на звуке, а не на внешней картинке.

— Получается, это будет что-то, абсолютно противоположное тому “Тинталу”, каким его знают люди, с его концертным драйвом, яркими костюмами и т.д.?

— Ну мы сами подобный стиль выбрали, кто нам мешает от него уйти? Знаете, меня иногда встречают на улице и спрашивают: ”А почему вы без килта? ” Я в такие моменты теряю дар речи. (Смеется). Интересно же, когда придумывается что-то новое, неожиданное, когда делаешь три шага в сторону от какого-то канона, чтобы посмотреть на него под новым углом.

— Раз зашла речь о “Тинтале”, расскажите немного об истории группы. Кроме Вас остался ли кто-нибудь из оригинального состава?

— Из оригинального состава осталось три человека. Помимо меня это наш гитарист, композитор и аранжировщик Саша Миткевич и Коля Добкин, которого многие знают как джазового музыканта, у него есть собственная группа “26 Гц”, его очень часто можно увидеть и услышать в самых разных проектах. Например, у Ирины Богушевской. Почему появился “Тинтал”? В моей жизни он появился, потому что в 1999 году я развелся и понял, что могу посвятить себя чему-то, чем я действительно хочу заниматься. Состав группы устоялся лишь шесть лет назад. До этого его штормило, лихорадило, люди приходили и уходили. Помните, в детстве были такие калейдоскопы, трубочки, в которые можно было видеть разные узоры, и они менялись, если этот калейдоскоп потрясти. Так же и мы перетряхивали состав – вроде, красиво, людям нравится, но все равно не то. Вот когда пришла Ася Соршнева, все как будто встало на свои места. Она потрясающая скрипачка, очень востребованный музыкант, которая выступает в Европе чаще, чем в России. Каждый участник нынешнего состава группы “Тинтал” — это выстраданный человек, очень своевременно появившийся у нас. Дима Фролов, наш барабанщик, также играет в “Мельнице” и у Инны Желанной. Бас-гитарист Максим Семёнов — концертмейстер группы валторн в симфоническом оркестре. Женя Лапекин руководит оркестром волынщиков City Pipes. Я же вот веду фестивали, играю в мюзикле, в кино снимался одно время, был ведущим на радио и на телевидении. Все мы разные, каждого тянет куда-то в свою сторону, но у нас есть точка пересечения – и это “Тинтал”.

— Слово «Тинтал» имеет какое-то значение?

— Я объясню, о чем идёт речь. Оно имеет значение. В том-то и вся соль, что кто-то называет группу «Зоопарк», кто-то «Кино», кто-то «Мельница», кто-то как-то ещё. (Смеется). Мне очень хотелось, чтобы за сочетанием звуков, за фонемой не было заранее предопределённого понимания. Вы слышите новое слово, начинаете, думать, а что за ним стоит, что оно означает. Существительное ли это или глагол? «Тинтал» — это то, что мы делаем, выходя на сцену, «Тинтал» — это то, что происходит в зале на наших выступлениях.

— Можно ли сказать, что «Тинтал» для вас — это свобода?

— Для меня это мой способ существования, способ жить. Это не только свобода, это и усталость, и невозможность вести себя иначе, и счастье быть на одной волне с людьми, с которыми я нахожусь на сцене и в зале. Это штука, на которую нельзя навешать какие-то очень точные положительные и отрицательные ярлыки. Это масса ошибок, это невероятно красивые победы, это очень много глупостей, это веселье.. Всё на свете.

— Вы получали отклики на своё творчество из стран, где кельтская культура наиболее сильна — США, Канада, та же самая Ирландия?

— В канун празднования дня святого Патрика весной и осенью на Самайн (кельтский праздник окончания уборки урожая) мы постоянно гастролируем по России с ведущими группами жанра. Чаще всего ирландскими, иногда шотландскими, и мне, конечно, очень важно и приятно получать от них хорошие светлые отзывы о музыке группы “Тинтал”. Но я отдаю себе отчёт, что мы ни в коем случае не занимаемся реконструкцией кельтской традиции, мы не играем традиционную ирландскую или шотландскую музыку, мы не переигрываем то, что было сделано другими людьми. Мы — рок-группа. Мы — не фолк-группа, это массовое заблуждение, которое просто случилось, потому что никто до нас ничего подобного не делал. “Тинтал” дебютировал в 2000 году. Примерно в то же время Хелависа собрала «Мельницу». Забавно, до этого мы с Наташей (Хелависа) выходили на одну сцену во главе двух абсолютно других команд. (Улыбается). Она пела в «Тиле Уленшпигеле» тогда. Был еще «Калинов Мост», но это тоже рок-группа, это не фолк-группа. Одним словом, это массовое заблуждение или мистификация, что “Титнтал” играет фолк. Мы, безусловно, используем элементы кельтской традиционной музыки, народные инструменты, но также берём многое и из джаза. Мы — рок-группа. Послушайте, что мы играем, саунд какой.

— Вы один из столпов кельтской культуры в нашей стране. А когда Вы с ней познакомились?

— Да какой я столп, вы что? (Смеется). А своё знакомство с кельтской культурой я помню очень хорошо… Для меня это было настоящее потрясение. Мне было двенадцать лет, я читал взахлёб, был очень книжным мальчиком, очень романтически настроенным. Любил в том числе «Ирландский дневник» Генриха Бёлля. И тут мне товарищ притащил кассету группы «Clannad». И я “заболел” этой музыкой. Там, кстати, не было ни волынок, ни этих задорных джиг. Потом ко мне попали записи шотландцев «Silly Wizard». Я испытывал странное чувство, словно влюбленность, которое нельзя объяснить: любишь и всё. Также в то время я был увлечён творчеством коллектива «Jethro Tull». И вслушиваясь в их песни, я понимал, что люди черпают вдохновение в своей национальной культуре, это в принципе характерно для фолк-рока. Тогда в воздухе витало какое-то рок-н-рольное настроение, у всех было ощущение перемен. Уходила одна эпоха, приходила другая. Я жил в центре, и мне было идти пять минут до кафе «Бублики» на Старом Арбате, где тусовались хиппи. Мы там общались, разговаривали о музыке. Безусловно, это тоже наложило отпечаток.

— Скажите, почему, по вашему мнению, кельтская культура так популярна в мире?

— За весь мир, конечно, не отвечу, но постараюсь сказать про себя, про вас, про окружающих нас людей. Во-первых, лад кельтской музыки очень близок нашему. Я имею в виду не песни извозчиков, которые поют пьяные люди, когда напьются водки на кухнях, а настоящую русскую народную музыку. Второе, как мне кажется, — это схожесть нашей ментальности с ментальностью «айришей» (Irish (англ.) — ирландец, ирландский). Смотрите сами: драйв, огонь, вдумчивая тоска, ощущение потери, азарт, безбашенность. Описывая подобный условный образ, мы видим, что в профиль он будет очень ирландским, а в анфас — нашим, русским. А в-третьих, за этой музыкой никогда не стояло никакого лозунга, никакой политизированности. Потому что главные идеи всей кельтской музыки — это свет, лёгкость, доброта. И всё как-то… честно, что ли. Детские эмоции, искренность.

— Хочу спросить насчёт Вашего участия в мюзикле «Последнее испытание». Когда Вы записали партию Короля-жреца для аудиоверсии, то утверждали, что не будете участвовать в сценических постановках. Почему сейчас Вы изменили своё решение?

— Да, изначально учувствовать в постановке я не собирался, потому что не хотел делать ничего в ущерб «Тинталу». Мне было интересно спеть на аудиоверсии, но я же не драматический актёр, я рок-музыкант. Однажды меня позвали на репетицию, я пришёл и, честно говоря, там себя не увидел. А потом… Во-первых, мне захотелось немного поучиться у Руслана (Руслан Герасименко — режиссёр гастрольной версии мюзикла). Я вижу, он умеет какие-то вещи, которые не умею я, и понимает то, что мне не понятно. За этим, конечно, стоят две школы — актерская и режиссерская. Все-таки Руслан — ученик очень хорошего мастера, выпускник ГИТИСа. В этом году на протяжении всей весны мы плотно работали, я задавал ему много вопросов из серии: «Что мне нужно сделать, чтобы эта фраза заработала?», старался, чтобы каждая сцена была не сыграна, а по-настоящему пережита. Я не боюсь показаться дураком, потому что я пришёл туда как раз за тем, чтобы учиться. Руслан, на мой взгляд, человек с фантастическим знанием предмета, с огромным внутренним потенциалом силы, которым делится с актерами. Кроме того, я очень хочу реабилитировать своего персонажа. Король-Жрец — это не плохой Папа Римский и не дурной поп, как многие его воспринимают. (Улыбается). И он вообще не отрицательный персонаж. Его ни в коем случае нельзя играть как в детском кукольном театре, где есть только хорошие и плохие. В «Последнем испытании» вообще не понятно, где добро, а где зло. Королю-Жрецу я очень сопереживаю и вообще поддерживаю идею добра с кулаками. Мне бы хотелось, чтобы люди, которые приходят на постановки при моем участии, увидели неоднозначность, многогранность Короля-Жреца. И еще мне кажется, что у этой постановки может быть очень яркое и интересное будущее, и я хотел бы быть к нему причастен. Конечно, нельзя стоять на месте, нужно лезть наверх, срывая мозоли на пальцах, искать новые средства, возможности, выходить на новые площадки, приезжать в новые города. Я хочу это делать, и я буду это делать.

— Вам, не профессиональному актеру, было тяжело сыграть такого противоречивого персонажа? Вы считаете, Вам это удалось? Или это можно только со стороны оценить?

— Удалось мне или не удалось — это публике решать. Я могу сказать, что есть другой исполнитель роли Короля-Жреца — отличный парень и превосходный певец Алексей Толстокоров. Он классический оперный бас, и у него персонаж получился абсолютно другим. Не лучше и не хуже, чем у меня, просто другим. И подход к исполнению этой роли тоже разный. Для меня мой Король-Жрец — это булгаковский Понтий Пилат. Кто он? Хороший или плохой? Пускай зрители судят.

— А Вы читали первоисточник, знакомились с персонажем?

— Читал, еще когда был подростком, но, кстати, моему младшему брату эта книга понравилась больше. (Смеется). Я ведь жанром фэнтези, по сути, не увлечён. Но я люблю сказки, я люблю Льюиса Кэрролла. Фэнтези для меня — это не драконы или мужики с мечами в руках, а, в первую очередь, воображение. Это язык, которым написана хорошая книга, и ее основной посыл заключается в том, что самое главное — это выбор человека.

— Фёдор, вы солист популярной фолк-рок группы, постоянный ведущий множества фестивалей, так или иначе связанных с фолком. Как Вы считаете, это жанр по-прежнему популярен или уже сходит на нет?

— Я очень хочу, чтобы он сошёл на нет, и всё для этого делаю. (Смеется). Потому что нет ничего хуже моды. Время пройдёт, и все хорошее останется. Но не нужно слушать фолк только потому, что он в тренде. Слушайте то, что нравится. Если это фолк — прекрасно. Фолк-рок или джаз — прекрасно. И так далее. Нельзя слушать направление, нужно быть открытым идеям, которые стоят за музыкой, а манера исполнения, звучание, инструменты пускай уйдут на второй план. Когда «Тинтал» начинал, мы, фактически, ничего не делали для рекламы группы. Просто назначали концерт в Центральном доме художников, раз в два или три месяца, и на него приходили шестьсот человек! Назначаем следующий — опять шестьсот человек. Но это было время такое, это была волна. Сейчас все как-то по-другому — социальные сети, краудфандинг. В общем, что я хочу сказать. Очень здорово, когда люди играют музыку. Очень здорово, когда они это делают без оглядки на успех. Когда мы собрались, то даже не думали, что можем быть успешными. Я просто понял, что хочу оставить банковскую деятельность и заниматься тем, что мне нравится. Да-да, я был экономистом-управленцем и несколько иначе выглядел в свои двадцать три года. (Улыбается). Поэтому стиль стилем, но важнее то, зачем человек выходит на сцену. А фолк это или не фолк, это уже третьестепенно.

— Вы упоминали в интервью, что любите море, ходите под парусом. Влияет ли это на Ваше творчество и есть ли песни на морскую тематику?

— Я не профессиональный яхтсмен и давненько не был в море. В свое время один мой очень хороший друг научил меня управлять судном. Мы собрали свою команду и ходили под парусом, в том числе в Средиземноморье, от острова к острову. Это, конечно, невероятное ощущение свободы. Одно дело, когда тебя куда-то тащат, везут, и ты сидишь, ничего не делая. И совершенно другая история, когда ты управляешь судном. Что касается морской тематики в творчестве, то у нас есть песня, которую написала моя хорошая подруга Света Тень. Она называется «На палубе». Существует понятие «шанти», жанр морских песен, зародившийся во времена парусных судов, распевая которые моряки делали различную работу — тянули канаты, гребли вместе. И мне хотелось, чтобы у людей от нашей песни было ощущение качки под ногами, эффект присутствия на палубе. История там очень простая, отчасти это перекличка с Генри Мелвиллом — человек приколотил звезду на мачту и ушёл в плавание со своими друзьями, решив никогда не возвращаться обратно. Речь в песне идёт о том, что смерть — не самое худшее, что может с нами случиться. Много ли в этом мореходства или мало, не мне решать, но у меня есть «ощущение палубы» с теми людьми, которые подпевают этой песне.

— Вы хотели бы вернуться в море?

— Безусловно, было бы с кем идти. По счастью, такие люди есть. (Улыбается)

— Спасибо за интересную беседу!

— Спасибо вам!

Михаил Степанов, специально для MUSECUBE

Фоторепортаж Творческого объединения «Два Ворона» смотрите здесь.

Выражаем благодарность Agnihotra Shivani за помощь в организации интервью.