Ростислав Колпаков – не только талантливый артист мюзиклов («Джекилл и Хайд», «Бал Вампиров», «Граф Монте-Кристо» и другие) и один из авторов концертного проекта «СЛАВные зарисовки…», но также и очень интересный человек, с которым удалось побеседовать корреспонденту Musecube.

О роли театра в современном обществе, романе «Отверженные», а также плюсах и минусах импровизации на сцене – в новом интервью.

Ростислав, как Вы думаете, всегда ли возможности современного театра, делающие спектакль очень зрелищным, идут ему на пользу? Или, может быть, иногда лучше, когда всё держится на игре артиста, а картинку зритель достраивает в своём воображении сам?

Нельзя сказать однозначно. Спектаклей ведь очень много — как и жанров, в рамках которых они существуют. Но в любом спектакле всё держится в первую очередь на самом человеке, на том эмоциональном обмене, который происходит между артистом и зрителем.

Как в жизни человек существует не в вакууме, так и в спектакле у героя есть определённое окружение, и когда оно подобрано гармонично, то лишь подчёркивает работу артиста, не отвлекая внимание зрителя от его игры. Я думаю, что театр должен не только дарить людям эмоции, но и делать если не мир, то хотя бы своих зрителей — лучше, быть неким институтом морали. И эту задачу современный театр, как мне кажется, нередко предаёт.

Не зря говорят, что краткость — сестра таланта. И определённым минимализмом нередко можно достичь очень многого. Когда зритель полностью поглощён игрой артиста, для него будто исчезают границы реальности, он оказывается в том мире, в котором сейчас живёт герой спектакля. Но если на сцене слишком много разных театральных средств: света, декораций, визуальных эффектов — всё это превращается в какую-то пестроту,и ты уже не понимаешь, на что направлять своё внимание, что нужно пытаться понять, о чём задуматься. То есть театральные средства в основном используются как развлекательные.Акцент делается не на том, чтобы донести до зрителя определённый нравственный посыл, а на том, чтобы показать ему красивую картинку. Мне кажется, это ужасно – когда театр таким образом подстраивается под массовые вкусы, ставя на первое место не смысл, а зрелищность.

Расскажите, каким виделся Вам образ Жана Вальжана при чтении романа В. Гюго «Отверженные» и насколько этот образ близок Вам?

«Отверженные» — это целая вселенная, где каждому персонажу можно посвятить отдельный роман, и Жан Вальжан словно находится в её центре. В любых обстоятельствах оставаться верным своим нравственным принципам, спасать других ценой своей свободы, посвятить свою жизнь продолжению жизни других, не преследуя при этом никакой личной выгоды… Конечно, всем нам хочется, чтобы всё было по справедливости, чтобы тот, кто заслуживает счастья, это счастье всегда получал – но это, к сожалению, невозможно. И, видя всю несправедливость мира вокруг, оставаться Человеком в любых обстоятельствах – очень многого стоит. Для меня он – пример силы человеческого духа, пример того, каким должен быть (или, по крайней мере, каким должен стремиться стать) каждый.

У каждого артиста бывают моменты, когда забывается текст или что-то случается с реквизитом – что-то идёт не так и приходится импровизировать. Насколько трудно Вам выходить из таких ситуаций? И всегда ли они – минус, или иногда импровизация делает спектакль более живым?

Смотря что именно идёт не так. Помню, в начале моей карьеры я играл в мюзикле «Красавица и Чудовище» в каждодневном режиме. И когда, например, не выезжала вовремя какая-нибудь декорация, то у меня будто второе дыхание открывалось, ведь спектакль становился ближе к реальной жизни, где, как бы мы ни хотели всё распланировать, всегда есть место неожиданностям, на которые нужно определённым образом реагировать. Так и на сцене – когда что-то вдруг идёт не по сценарию, ты сразу мобилизируешься, начинаешь живо реагировать на всё происходящее, внимание обостряется… Вот такие моменты я люблю. Другое дело — моменты, зависящие уже от самих артистов. Например, когда у тебя вместо слов — словно белый лист перед глазами, а текст вылетел напрочь. Такое случается по двум причинам. Первая – когда играешь одно и то же много-много раз подряд, то в конце концов просто теряешь концентрацию. А вторая, наоборот, в недостатке подготовки, когда слишком напрягаешься, боясь что-то забыть, и в итоге из-за излишнего волнения всё равно сбиваешься. Конечно, бывает и так, что ты забываешь что-то, но при этом не беспокоишься и просто импровизируешь, но этот вариант, к сожалению, редкий.Ну а для зрителей, особенно постоянных, моменты импровизации – это, я думаю, всегда плюс. Зритель видит, что что-то идёт не по сценарию, ему интересно, как артист выкрутится — и он начинает переживать уже не столько за героя спектакля, сколько за самого артиста, из-за чего у него возникают дополнительные эмоции. Но тем самым артист выбивает зрителя из сюжета, атмосферы спектакля- а это уже, конечно, существенный минус.
В общем, разные бывают моменты. Я люблю, когда идёт не по сценарию то, что не зависит лично от меня, но благодаря чему я могу существовать на сцене по-новому. Ведь потому и любят театр, что он всегда на грани. Да, есть сценарий, да, всё отрепетировано — но всё равно это жизнь, которая проносится прямо сейчас, перед глазами зрителя.

Как Вы думаете, что важнее – чтобы перевод лучше ложился на музыку и красиво звучал или был ближе к оригиналу (так как совместить это получается не всегда)?

По моему мнению, главное в музыкальном театре – это слово. Слово, наложенное на музыку, но при этом имеющее свою мелодику. Ведь слово несёт в себе информацию не только благодаря своему смыслу, но и звучанию, которое влияет на его восприятие. Если, например, ария написана на немецком языке, то и восприниматься она будет лучше и точнее всего именно на немецком. А при любой попытке перевода придётся жертвовать или смыслом, или звучанием, в этом и заключается проблема адаптаций. Но и адаптации могут быть качественными, пусть и отличающимися в некоторых моментах от оригиналов. Просто изменения в текстах должны быть осмысленными, например, чтобы слово не было подобрано только ради рифмы. В таких случаях это может даже пойти мюзиклу на пользу, привнеся в него что-то новое.

Как Вы думаете, будет ли театр меняться с течением времени (как меняется, например, кино)?

Сложно сказать… Театр можно сравнить с человеком, живым организмом — он может не меняться десятки лет и вдруг преобразиться в один миг, когда, например, сменится руководитель, или ещё что-то подобное произойдет. Это если брать театр как конкретное здание. А театр в целом, театральное искусство — всё время куда-то движется, ищет и пробует что-то новое. Поэтому со временем он, конечно, будет меняться — но по большей части, я думаю, в плане формы, а не содержания, ведь люди во все времена приходят в театр, чтобы посмотреть на других людей, прожить эмоции, которых им не хватает в повседневной жизни.

Вы играете в мюзиклах – а было бы Вам интересно сыграть в драматическом спектакле?

Конечно, было бы интересно! Но тут проблема вот в чём — когда долго занимаешься чем-то одним, ещё и находясь при этом в коллективе единомышленников, уход в другую область связан с определёнными страхами. Хотя я с теплом вспоминаю атмосферу института и работу со своим мастером, Романом Григорьевичем Виктюком, который сам по большей части драматический актёр. Это отдельная вселенная, какая-то совершенно другая реальность — реальность драматического спектакля, куда тебя затягивает и где ты живёшь: в репетициях и постоянном поиске, анализе, дискуссиях… Там ничего не может быть одинаковым. Конечно, есть основа – сценарий, но на него всё время наслаивается личный опыт, делая каждый спектакль неповторимым. Например, вчера ты сыграл своего героя определённым образом, а сегодня на основе этого нашёл в себе что-то ещё. Возвращаясь к вопросу – наверное, если бы я изначально пошёл в драматический театр, то, скорее всего, там бы и остался. Но, думаю, если ты хочешь делать что-то по-настоящему качественно и на 100%, то это должно быть что-то одно.

Алёна Яблонская специально для Musecube