Когда я впервые прочел – нет, не так: проглотил бессмертный роман Ф.С.Фицджеральда, то долго не мог понять: чем же велик этот странный герой, с его детскими мечтами бросить курить и жевать жвачку и эпатажными выходками взрослых лет? Тем ли, что смог в рекордные сроки разбогатеть и выбиться из грязи в князи? Или тем, что всю жизнь любил одну и ту же женщину, втайне лелея надежду когда-нибудь оказаться рядом с ней? Или, может, своими геройствами на войне? Или даже своим романтическим запалом и неиссякаемым даром надежды? И только по прошествии нескольких лет я осознал, какая горькая ирония скрыта в мнимом величии этого типичного американского мечтателя, растратившего себя в бесплодной погоне за легкомысленной женщиной и преходящей славой. В глазах современников, представителей поколения, с легкой руки Гертруды Стайн вошедшего в историю как «потерянное», Гэтсби выглядел не слишком достоверным героем, поскольку сама его судьба казалась смачным плевком в лицо пресловутой «американской мечте», в которую всем так хотелось верить. Со временем его образ и вовсе стал символическим, олицетворяя одновременно и характерную для века джаза нервную взвинченность, и наступившее вслед за ней духовное опустошение. Именно в символическом плане Гэтсби и перекочевал в кинематограф, породив аж шесть экранизаций; особенности каждой из них в полной мере обусловлены социокультурным кодом соответствующего исторического цикла.

Первая, датированная 1926 годом (реж. Герберт Бреннон), увы, не сохранилась, поэтому экранного взгляда на Гэтсби со стороны его современников мы лишены. В 1949 году Эллиот Нанджент выставил Гэтсби лихим бутлегером в духе Джеймса Кэгни и раннего Хамфри Богарта и значительно акцентировал гангстерскую составляющую, но эту попытку диффузии нуаровой эстетики и фицджеральдовского духа трудно назвать удачной. Итог – ни нуара, ни Фицджеральда. Чуть больше повезло фильму 1974 года (реж.Джек Клейтон) – добротному, во всех отношениях классическому ретро, которое подкупает серьезным отношением к первоисточнику, но отталкивает неудачным выбором актеров, из которых можно отметить лишь Роберта Редфорда – Джея Гэтсби и Миа Фэрроу – Дэзи, отсутствием даже тени юмора и чрезмерной сентиментальностью. Именно с ним связана курьезная история о том, как Гэтсби едва не заделался гомосексуалистом –  по сценарию Трумэна Капоте, который, к счастью, был переделан Фрэнсисом Фордом Копполой.

Очередным всплеском интереса к наследию Фицджеральда ознаменовалось начало нового тысячелетия, когда одна за другой последовали две экранизации «Великого Гэтсби». В картине телевизионного режиссера Роберта Марковица 2000 года можно найти лишь один плюс: участие оскароносной Миры Сорвино, нежно и чувственно сыгравшей Дэзи Бьюкенен. В остальном же тошнотворно-сладостные интонации и беззастенчивое препарирование романной канвы не единожды заставили бедного автора перевернуться в гробу. А в 2002-м он, если проводить аналогии с бородатым анекдотом про Чапаева и Петьку, и вовсе превратился в пропеллер: Кристофер Скотт Черот сократил имя героя до лаконичного G, сделал его темнокожим рэпером и перенес действие в гетто, так что на смену «эпохе джаза» пришла «эпоха хип-хопа». И, что самое удивительное, при должном профессионализме проект Черота мог бы иметь успех – ведь именно таким нетривиальным подходом к классике прославился человек, занявший режиссерское кресло на шестой экранизации «Великого Гэтсби».

Австралиец Марк Энтони Лурман, более известный под звучным псевдонимом Баз, выбранным в честь отца, учился в его балетной школе, позднее закончил институт кинематографии и, после участия в нескольких студенческих спектаклях, в 1986 году буквально взорвал Канны режиссерским дебютом «Танцы без правил», открывшим трилогию «Красный занавес». Отточенная хореография и общий стиль Лурмана многим напомнили великого Боба Фосса, постановщика бродвейских мюзиклов и автора музыкальных картин «Милая Чарити», «Кабаре» и «Весь этот джаз». На Фосса же немалое влияние оказал Федерико Феллини; его первый фильм «Милая Чарити» стал своеобразным танцевальным римейком «Ночей Кабирии». Легкая фантасмагоричность, свойственная Феллини, характерна и для Лурмана, но, в отличие от многих творений Фосса (того же «Кабаре» или «Ленни»), его картины лишены каких-либо политических коннотаций и ценны сами по себе, в своей абсолютной камерности.

Фильмография Лурмана включает всего пять полнометражных лент, которые, несмотря на обилие схожих моментов, отчетливо делятся на три группы. В первую, помимо «Танцев без правил», входит «Мулен Руж» (2001) – самый коммерчески успешный проект режиссера, образцовый постмодернистский мюзикл, переосмысляющий каноны классических итальянских опер и сатирически обыгрывающий их помпезность и мелодраматичность. Вторая группа представлена одним фильмом «Австралия» (2008): в Базе внезапно сыграло ретивое, сказалась определенная размашистость национального характера и повела его по ложному пути претенциозной эпичности и наигранной эпохальности. К счастью, он вовремя осознал, насколько чужд его режиссерской манере подобный патриотический пафос, и продолжил двигаться по уже накатанной дорожке, что возвращает нас к третьей группе фильмов Лурмана.

Выход в свет в 1996 году картины «Ромео + Джульетта», ставшей для Леонардо Ди Каприо последней перед триумфом «Титаника» и началом нового витка карьеры, буквально расколол кинематографическое сообщество пополам. Часть критиков, в том числе и влиятельнейший Роджер Эберт, денно и нощно закидывали камнями огород Лурмана, якобы дерзнувшего опошлить и осквернить бессмертную трагедию Шекспира; другие же, напротив, приветствовали свежесть взглядов и чувство юмора режиссера, нарядившего Монтекки и Капулетти в цветастые гавайские рубахи и заменившего шпаги пистолетами. Однако время все расставило по местам, и сейчас, по прошествии семнадцати лет, «Ромео» все еще вызывает восторг, что является лучшим оправданием Лурмана и его права на авторскую интерпретацию оригинала. Правда, очевидно и то, что в скором времени очередному его фильму суждено вновь оказаться в центре дискуссий: 15 мая «Великий Гэтсби» открыл 66-й Каннский фестиваль.

С романом Фицджеральда Баз Лурман познакомился в бытность свою лицеистом; тогда же, в 74-м, он посмотрел фильм Джека Клейтона и очень впечатлился игрой Редфорда, не понимая, правда, всей глубины образа Джея Гэтсби (что неудивительно, поскольку Редфорд, при всех своих актерских дарованиях, не смог ее передать). А снять свою экранизацию Лурман, о чем он откровенно поведал в одном из недавних интервью французским журналистам, загорелся желанием вскоре после выхода «Мулен Руж», во время путешествий по Сибири, распивая под звездным небом австралийское вино и вновь и вновь прокручивая на айподе аудиокнигу. И, кстати, в этой экранизации нашлось место для нескольких цитат из фильма Клейтона – на уровне движений камеры и цветового сочетания костюмов, рубашек и галстуков героев.

А в целом поклонники фирменного искрометного База Лурмана могут ликовать, тогда как суровым педантам-буквоедам остается лишь презрительно сплевывать сквозь зубы и строчить гневные пасквили о том, как Лурман-де в очередной раз «огламурил» старую-добрую классику. По сути, «Великий Гэтсби», как и «Ромео + Джульетта», рассказывает вечную историю трагически-обреченной любви, но, как и «Мулен Руж», заворачивает ее в пышную, кричащую обертку. Сумасшедшая карнавальная феерия, достигающая своего апогея на вечеринке у Гэтсби, завораживающей красоты съемки, обогащенные отличным 3D, великолепные костюмы – но стилизация под 20-е намеренно доведена до легкого абсурда, настолько, что даже звучащие в фильме композиции Jay Z, Джека Уайта и Ланы Дель Рей кажутся более чем уместными. Ведь критиковать Лурмана за бурлеск – то же самое, что критиковать Малика за съемки травы, а Тарантино – за реки крови; легкая «китчевость» ему только к лицу. Режиссер словно напоминает, что джаз применительно к 20-м – не столько направление в музыке, сколько общее состояние нервного возбуждения, хмельного, безудержного веселья, когда никто не думал о завтрашнем дне и жил лишь сиюминутными наслаждениями. Ставя Лурману в вину абстрактное «отсутствие глубины», критики не считают нужным уточнить: глубины чего? Менталитет поколения века джаза он показал прекрасно; глубина же во многом связана лишь с образом главного героя, чья судьба позволяет возвышаться до каких-либо социальных и политических обобщений.

Лео Ди Каприо был выбран на роль Джея Гэтсби сразу же, равно как и Тоби Магуайр – на роль Ника Кэрауэя. Роль Тома Бьюкенена, отвергнутая Беном Аффлеком, Брэдли Купером и Люком Эвансом, отошла Джоэлу Эдгертону, Айле Фишер досталась роль его любовницы Миртл, а 22-летняя австралийская актриса Элизабет Дебики сыграла теннисистку Джордан Бейкер. Самая же упорная конкуренция развернулась за роль Дэзи: в числе претендовавших на нее – Аманда Сайфред, Кира Найтли, Мишель Уильямс, Натали Портман и Скарлетт Йоханссон, однако Лурман предпочел им молодую англичанку Кэри Маллиган. В принципе, актерские дарования  Магуайра, Маллиган и остальных здесь совершенно не важны, они, словно ожившие манекены, лишь изображают конкретные литературные типажи и застывшие эмоции (в меньшей степени это относится к Эдгертону), что лишь оттеняет драматический талант Леонардо Ди Каприо. Его Гэтсби идеален – это заслуживает как минимум очередной номинации на золотую статуэтку. Когда-нибудь он точно станет великим, равно как, будем надеяться, и Баз Лурман.

Но чем же все-таки велик Гэтсби? В название статьи отнюдь не случайно вынесена фраза из фильма «Лицо со шрамом»:  истинное, страшное величие героя Аль Пачино мы осознаем лишь тогда, когда в финале он падает в бассейн, покрасневший от крови убитых врагов, а слова «The world is yours» холодно мерцают безжалостной эпитафией. И финал «Гэтсби» в чем-то перекликается с ним, хотя характер величия героя несколько иной. Тони Монтана достиг того, о чем мечтал, действительно стал властелином созданного им мира и в определенной степени победил смерть: ему, познавшему всё и пресытившемуся всем, было уже нечего терять. Джей Гэтсби принес свою жизнь в жертву одной-единственной мечте, так и оставшейся недостижимой, растаявшей в ночи зеленым огоньком далекого маяка. Но он верил, и до сих пор заставляет верить, в то, что стоит протянуть руку – и вот она, эта мечта, уютно ложится в ладонь теплым сердечком. А маленькие гэтсби, живущие внутри каждого из нас, умиротворенно и чуть устало улыбаются и шепчут: «Все в порядке, старина. Все в порядке».

Алексей Комаров, специально для muscecube.org!