«…Если мы не устанем, то мы будем читать, и читать, и читать… А потом я отвечу на ваши вопросы, все вам объясню, расскажу, как надо делать… Вы будете так делать и будет отлично… Самому мне не обязательно это делать… Я буду рассказывать, как надо…» — шутит в своей самоироничной манере Петр Николаевич. Мне в какой-то момент показалось, что если сейчас устроить иллюзионистский эксперимент по перемещению Мамонова в разные точки зала, мы, зрители, нисколько не удивимся, и будем также заворожено наблюдать за происходящим и лишь стараться потише дышать, чтобы не пропустить ни одного слова. Программа «Фиолетовая черепаха» не нова. Новый в ней — Петр Мамонов, практически воскресший после болезни и операции на сердце. И это самый главный момент конкретного музыкального вечера в «Морзе». Когда перед тобой на сцене стоит человек, которого пару месяцев назад могло бы не быть, ты уже ощущаешь какую-то сопричастность чуду. «Что ты будешь делать в четверг, если умрешь в среду?» — шутит Петр Мамонов. И он знает, что будет в четверг. Думаю, каждый, кто видел его на сцене «Морзе» в тот день, уверенно бы подтвердили это. Петр Мамонов начал свою «Черепаху» традиционно с песен, знакомых уже, как казалось раньше. Но вот опять как-будто ты с ними знакомишься заново. Некогда вложенный и утрамбованный смысл потрясает своим свежим прочтением. И читаешь-то ты сам. Как сам и вкладывал. Программа построена по восходящей. Вроде ты попадаешь в привычную а-ля «Звуки Му-среду», и мозг работает лениво, скорее, ты на это отзываешься физически и эмоционально. Потом ты начинаешь улавливать какие-то другие звуки, может быть, даже той самой черепахи, говорящей на санскрите… А потом втягиваешься в некий очень серьезный процесс. И все это, вроде легко, с шутками, рассказами о туманной юности, цитатами из нее же в виде стихов 13-летнего подростка Петра:

«…Желаю быть потусторонним, а не горбатым,

Стадные вкусы горбатостями чреваты.

Моя безразличная куртка коричневая вся –
Без крапинок и полос, как докторская колбаса…».

А потом все становится «взрослым»… категоричным… и очень реальным. И эта какая-то гудящая в ушах реальность тебя тоже «взрослит», как ребенка, столкнувшегося слишком рано с чем-то чрезвычайно серьезным. «Когда наступило такое время и предстояла мне операция, — рассказывает Петр Николаевич, — я шел умирать. Пластиночки свои распределил, все сто пятьдесят штук самых лучших, там близкому другу, детям всем… написал записочку «В случае моей смерти»… и так, думаю, искренне так задумался: Что будет? Будет встреча с моим любимым Господом. Неужели он злой, страшный или какой-то мстительный? Конечно, нет. И что же будет там? Какая там жизнь? Да неужели там хуже, чем здесь? Да, конечно, лучше. Какие там красоты удивительные, каких мы не видели. И вот я стал так готовиться… готовиться. А эта жизнь… ну все ясно — одно и то же. И пошел я. А сейчас такая техника. Мне никто ничего не резал. Через какую-то артерию вставили все трубки… обезболили, прооперировали… я встал и первая мысль: Ну, блин… опять все заново… опять утром вставать. Вот какая история. А то говорят: что об этом думать? Только об этом и надо думать! К этому надо готовиться».

И дальше были стихи… настоящие, искренние, чистые.

«Сосед все машет, жжет бензокосилкой,

Траву в труху повсюду превращая.

За ним дорожка грустная, качаясь,

Спешит поспеть. Сосед жует пастилку

Фруктовой жвачки. Взгляд его спокоен.

Когда бы знал он как грустит песчаник,

Травою не прикрытый. Ставит чайник

Его жена на кухне застекленной».

«Часто спрашивают, — говорит Петр Николаевич, — а чего вы там в деревне делаете? Вот такие там дела. Соседи — одно. Я — другое. Хожу всё. Побаиваюсь».

Мне кажется, такие вечера — островки, по которым разбросана наша настоящая жизнь. У кого-то — это материк. В идеале. У большинства — миллион островков. Чем ближе они друг к другу, тем меньше возможность утонуть.

Лена Ле специально для Musecube

Фотоотчет Алексея Смагина смотрите здесь