Из «жирных» событий этого 17-го лета любопытство вызвало разве что очередное «Нашествие», да выход биографии группы «Ленинград» в авторской версии свидетеля и соучастника событий, Максима Семеляка. Первое и, пожалуй, главное, о чем хотелось бы напомнить до начала пресс-конференции — «Невероятная и правдивая история» далеко не единственный литературный опус о «Группировке Ленинград» и ее причудливом влиянии на российское музыкальное пространство. Предвестником «большой» книги послужила вышедшая ранее «Музыка для мужика» («Амфора», 2008), положившая начало летоисчислению «Ленинграда» ведущим, в прошлом, обозревателем журнала «Афиша», все тем же Семеляком. 19 июня в пресс-центре ТАСС спецкоры портала musecube.org, эстонское телевиденье, «Евразийская правда» и прочая многокалиберная пресса, смогли, наконец, задать свои вопросы участникам и собутыльникам «Невероятной и правдивой истории» группы «Ленинград».

Сергей Шнуров: Есть два варианта ответа на ваш вопрос, почему эта книжка вышла. Первый, он как бы такой, не сказал бы, что правдивый, что возникла такая необходимость, творческая задача и все такое… Можно так ответить, но, а по сути, конечно, инициативу взяла в руки моя жена. Она любительница подобного рода литературы. Она говорит, вот в моей юности была книжка о «The Prodigy», я ее зачитала до дыр, а вот про «Ленинград» такой книжки с картинками, вот чтобы было все красиво с фотографиями, нет. И она выступила, можно сказать, продюсером этого проекта, надавила на Семеляка, так как у нее все-таки есть средства давления, и вот Семеляк написал эту книжку, а Матильда выбирала фотографии. Так было (Семеляку – авт.)?

— Так ли это?

Максим Семеляк: Да, примерно так и было. Я сидел дома, и мне написали какие-то люди, надо, кстати, будет как-нибудь их отыскать, поскольку с них все и началось, и попросили разрешения напечатать где-то у себя на сайте отрывок из предыдущей версии, соответственно, из «Музыки для мужика». Я говорю, печатайте ради Бога, почему вы меня об этом спрашиваете? Они говорят, потому что мы позвонили в издательство «Амфора» и нам там сказали, что права у вас закончились. А я совершенно забыл про эти права, потому что я обычно подписываю все документы не глядя. И действительно, они закончились, и я сказал об этом Матильде, Матильда взяла меня за руку, привела в издательство «Эксмо» и тут все и началось.

— Чем все-таки первая книга отличается от второй, тем более вы сами говорили, что это некий второй сезон? Все-таки группа «Ленинград» 10 лет назад и группа «Ленинград» сейчас – это две разные группы, и это две разные книги (Ведущая ТАСС Ирина Александрова – авт.)?

Максим Семеляк: Ну, это такая же ситуация, как, собственно, со вторым сезоном, это просто метод превращения. Первая книга ничем практически не отличается, но я вычеркнул от туда пару совсем уж идиотских фраз, хотя там собственно почти все идиотские. Плюс добавил туда пару дюжин каких-то историй и дописал кусок про новое время. Старая книга остается без изменений.

— Ну, книга помимо того, что увеличилась в объемах, в нее добавилось много иллюстраций (демонстрируют книгу – авт.). Помимо того, что вы друг Сергея, друг семьи, автор книги первой и, естественно, второй, как все-таки по вашему, изменилась группа сейчас, которой уже 20 лет (Ведущая ТАСС Ирина Александрова – авт.)?

Максим Семеляк: Десять лет назад группа не давала пресс-конференций в ТАСС, как минимум.

— Хорошо, какие еще достижения (Ведущая ТАСС Ирина Александрова – авт.)?

Максим Семеляк: Мало что… (смеется – авт.). Нет, ну это просто очень долго пересказывать, но естественно, группа изменилась. Как минимум, люди стали лучше одеваться.

Сергей Шнуров: Это общая тенденция. Это страна изменилась – люди стали лучше одеваться (смеется – авт.).

— «Более лучше» (Ведущая ТАСС Ирина Александрова – авт.)…

Сергей Шнуров: «Более лучше», да, так точнее цитата.

— Но, тем не менее, изменилась и группа и страна…

Сергей Шнуров: Ну, смотрите, если говорить вообще о группе и о творческом методе, то метод не изменился, да. Мы как были такие оголтелые бытовые постмодернисты, так, собственно говоря, и остались. Фактура поменялась, приросли какие-то новые смыслы, страна, опять же, более лучше стала одеваться, и поэтому нельзя было не обратить на это внимание. Изменился ландшафт, на углу Фонтанки и Апраксина переулка у магазина уже не собираются стайки алкашей, и они не обсуждают геополитику, этот вид просто вымер, поэтому мы как-то переключили внимание на другие большие социальные агломерации.

— Несколько раз группа приостанавливала свое творчество и с таким же успехом, возникала вновь. Что подталкивало возобновлять творческую деятельность коллектива?

Сергей Шнуров: Всегда по разным причинам, но в основном, конечно же, я не стесняюсь этого, буквально на плакатах пишу: «снова живы для наживы». По коммерческим соображениям. Честнее вряд ли вам кто-нибудь что-нибудь скажет на этой Земле.

— А споры и творческие разногласия или, наоборот, диалоги, имели место быть во время написания «Невероятной истории»?

Сергей Шнуров: Споры с автором у нас перманентны, так как автор, помимо того, что мой друг, он еще и мой собутыльник. Это я ценю больше, нежели чем дружбу. Споры, они возникают у нас, мы находимся в этом споре, в диалоге уже почти двадцать лет. Единственная проблема, была с авторами фотографий, но она как-то решилась. Мы дали объявление по соцсетям, что бы нашлись те люди, которые делали фотографии, и вот, пожалуй, это единственная сложность, с которой мы столкнулись. А так, все как-то довольно легко сложилось, слава Богу. Без напряга.

— Газета «Культура»: «Сергей, читал интервью ваше об открытии выставки и вы там сказали, что главный экспонат на выставке, конечно же, вы. Боюсь ошибиться, может быть не дословно скажу, но смысл передам: «…но если кто-то даст вам, пардон, по морде, то естественно главным экспонатом сразу станет он». В связи с этим такой вопрос, как вы вообще относитесь к нашему времени, когда благодаря различным медийным технологиям, интернету… Вот, например, Ольга Бузова, далеко ходить не надо, взяла в руки микрофон и стала безумно популярной. Ушла необходимость какой-то школы, учиться там на того же певца и так далее и тому подобное. Вот как вы относитесь к этим тенденциям?»

Сергей Шнуров: Я прекрасно отношусь. Дело в том, что если бы не было такой исторической фигуры Герострата, тогда можно было бы говорить, о том, что это что-то новенькое. Нет, в этом ничего нового нет. Это обычный прием, опять же, методология падения в историю, в широком смысле слова «история». Процесс, понимаете ли, некой демократизации. Некоторые думают, что это синоним слова вседозволенность, но это не так. Он идет повсеместно и то, что та же самая Ольга Бузова берет микрофон и начинает петь, я вижу в этом какую-то, ну, что ли, правду и настоящисть. Десакрализация культурного пространства происходит, я только обеими руками «за». Не надо относиться к этому, как к ритуалу, артисты – это не святые, обычные люди, как Ольга Бузова.

— Возвращаясь к выставке, получается, что современное искусство по определению является коммерческим, ну и, разумеется, медийным, теперь уже?

Сергей Шнуров: Искусство – оно всегда коммерческое. Не бывает не коммерческого искусства. Некоммерческое искусство было, наверное, короткий всплеск во время существования такого писателя, как Эмиль Золя, и с тех пор, образ художника у нас связан с неким там вязаным шарфом, чердаком, голодом и холодом, и какими-то падшими женщинами.

— «Москва 24»: «Но вот, что касается именно ваших работ, какая-то задумка за этим всем стояла? Какая-то идейность?»

Сергей Шнуров: Понимаете, клюнет или не клюнет народ – это тоже идея, и не нужно ее приуменьшать. В принципе, если у художника есть какая-то одна задача, мне кажется, это не вполне себе художник. Я многозадачный. Я себе ставлю задачи разные и с помощью создаваемых мною объектов, будь то видиоклипы, песни, выставки, я стараюсь решить какие-то сложные и поставленные мной неоднозначные вещи. У меня нет какого-то одного ответа и потом, когда я начинаю объяснять, что я делаю, я сужаю поле интерпретации зрителя. Я не буду это делать. То, что я хотел, я сделал. А если бы мне были бы нужны какие-то сопроводительные слова, у меня не заржавеет, я их обязательно скажу.

— Газета «Евразийская правда»: «Скажите, а они какую-то струю в группу привносят? Какие-то авторские песни, может быть?»

Сергей Шнуров: Нет, я вообще против творчества. Я вот творчество вообще не люблю. Если кому-то нужно творить, пожалуйста, Господь Бог Иисус Христос придумал для вас Instagram. Вот там, рамки вашего творчества, ради Бога. Даже целую минуту теперь дают, что бы снимать все что хотите. Мы занимаемся искусством, это все-таки другое.

— И еще один вопрос, газета «Евразийская правда»: «Одно время в социальных сетях обсуждалась мысль о том, что вы заняли музыкальную нишу группы «Сектор Газа». Как вы к этому утверждению относитесь?».

Сергей Шнуров: Я «Сектор Газа» никогда не слушал. И мне кажется, что эту нишу занять, наверное, не очень возможно, потому что опять же фактура сменилась. Какой сейчас, простите меня, колхозный панк? Где те колхозы и где те панки?

— Максим, может быть, вы добавите что-то к вопросу о женской составляющей книги (Ведущая ТАСС Ирина Александрова – авт.)?

Максим Семеляк: Они только появились, а книга уже отправилась в типографию. Большой срок. К превеликому сожалению, я не успел услышать их мнение.

— Телеканал «Ю» и «Муз-ТВ» Анастасия Мотвиенко: «Ну, если мы заговорили про женщин в команде Сергея Шнурова, расскажите про вот этот бабский период, как говорит Анна Пармас, когда женщины захватили сцену? И как вы точно попадаете в образы, которые создаете и на сцене и в клипах? Анна говорит, что вы единственный музыкант, который смог передать женщину «вот так точно»…».

Сергей Шнуров: Я, наверное, наблюдательный. Ну, как-то я размышляю на эту тему. Образ женщины очень сильно поменялся последнее время, и вообще ее сила, ее вклад в создание вот этого мира, в котором мы существуем, он огромен сейчас. Женщина двигатель экономики, женщина двигатель дискуссии. Если бы наверное я бы не хотел понравится одноклассницам я бы в жизни когда бы не взял гитару в руки. Даже в этом случае, женщина гораздо главнее, чем мое умение играть на гитаре.

— Телеканал «Ю» и «Муз-ТВ» Анастасия Мотвиенко: «Ну, вот вы сказали, вы наблюдатель, за кем вы следите? За теми, кто вас окружает? Может быть за клипами, работами коллег?».

Сергей Шнуров: Вот смотрите, я слежу за всем. Я вот подписан на какое-то невероятное количество, многие удивятся моим подпискам в Instagram’е, я подписан на Анастасию Волочкову, я подписан на Ольгу Бузову. Я наблюдаю за их языком, за вот этой метущейся мыслью, за этой вот не логичностью. Мне все это нравится. Мне кажется, это феноменально, это интересно. Это как элементарные частицы, понимаете, за ними интересно наблюдать и можно зафиксировать только, когда наблюдаешь.

— Телеканал «Ю» и «Муз-Тв» Анастасия Мотвиенко: «А кроме Бузовой и Волочковой?».

Сергей Шнуров: Слушайте, да они все интересные, но если говорить о большом шоу-бизнесе, то конечно Мария Захарова – это большой игрок этого шоу-бизнеса.

— РИА Новости: «После клипа «Лабутены» вы проснулись таким оракулом, каждый чих священен, ну, для прессы, по крайней мере. С чем вы это связываете?»

Сергей Шнуров: Это уже давно повелось, где-то, наверное, со времен Перестройки, когда почему-то музыкантам стало принято задавать вопросы на общечеловеческие темы. Когда образ человека с гитарой стал действительно каким-то сакральным. К нему приходят, как к некому гуру. Особенно культивировал это Борис Борисович Гребенщиков, и все вот приходят за советом. Но это глупости. Это всего лишь музыканты, они знают ровно столько же, сколько знаете вы, ну еще ноты.

— В чем же тогда заключается та невероятность, тот феномен, если хотите, группы «Ленинград»?

Сергей Шнуров: Эта история удивительна тем, что вот эта группа «Ленинград», она вообще существует не благодаря, а вопреки. Это вот какая-то неуместность вот этого всего происходящего и то, что мы производим, в контексте и мировой культуры и нашей, это такое, какая-то странная мутация. Вот в этом невероятность, я думаю.

— Антон Алексеев, эстонское телевиденье: «Сергей, у меня вопрос серьезный, касается нецензурной лексики. Дело в том, что моему сыну тринадцать лет, Николаю, и он уже употреблял эти слова, и получал в свое время по мозгам от мамы. Ну, я ему дал послушать группу «Ленинград» и, в общем, я пришел на эту пресс-конференцию, чтобы вы ему книжку подписали, если вам не жалко книжки. Но я хотел спросить, скажите, а вот почему так получается, что вот только группа «Ленинград» может вот эту вот лексику так виртуозно использовать, так замечательно, что все ведутся на это? И вообще, что такое мат для русского языка и для вас?

Сергей Шнуров: Я бы не проводил бы какой-то границы между русским языком и матом. Мат – это часть русского языка. В какой-то момент, если смотреть в историческом процессе, слово бл*дь, оно кочует из нормативной в ненормативную и обратно, да. Мат тоже неукоренившаяся структура, вся вот эта табуированность, она во времени находится, эта табуированность была не всегда. И дело в том, что используешь ты мат или не используешь, бывают сильные произведения, ну вот хорошие, поэтически решенные, классно, можно слово, я извиняюсь за выражение, трансцендентность сунуть туда, где оно, ну вообще не уместно. Но это не значит, что слово плохое, просто человек косноязычный. Поэт плохой.

— Но, тем не менее, есть какой-то секрет «вкусного» и злободневного употребления подобных лексических оттенков, я имею в виду мат?

Сергей Шнуров: Есть уместность, чувство вкуса, я не знаю, как это объяснить. Мне кажется, что к этому нет никаких инструкций. Если человек вообще, в принципе, обаятельный, если человек умеет говорить, то это самое главное. А какие слова он использует… Главное быть понятным. Вообще язык это средство коммуникации. Если ты понятен и у тебя нет задачи, кого-то обидеть, то и слово х*й, я извиняюсь, вполне себе слово. Порядок букв.

— Существовал ли какой-то, может быть, ценз? Какое-то табу на запрещенные темы?

Сергей Шнуров: Нет, я, собственно говоря, книжку вот, увидел, вот в таком, уже напечатанном виде, извиняюсь за тавтологию. И что тут редактировать. Ну, я могу почеркать на полях что-нибудь, сделать какие-то пометки, но и при разговоре. Мне же до него (Семеляка – авт.) дотянуться-то легко.

— И в завершение обращусь еще к одному давнему интервью, где вы подчеркнули, что «попсовое труднее делать, чем элитарное», возникает вопрос почему?

Сергей Шнуров: Ну, потому что найти взаимодействие и какие-то резоны и резонансы с большой аудиторией довольно сложно. Понятно, как работать с богемой так называемой. Приемы эти довольно просты и не хитры, и многие так и существуют в этой небольшой социальной страте под названием богема, и за пределы ее боятся выйти. Потому что, тот внешний и большой, действительно, мир, он, скорее всего этого не принимает и не понимает. Попытаться найти вот эти вот связи богемы и большого мира, снять вот это вот противостояние, дух Россий, той матерной, так называемой России и той России, которая себя мыслит элитой. Вот, такие, какие-то задачи. Мне кажется они сложней.

Наталья Бартош, специально для musecube
Фото Дианы Рыбаковой тут