«Как хорошо мы плохо жили» – уличный спектакль Семёна Серзина и Невидимого театра, посвящённый поэту Борису Рыжему. В основе постановки не только лирика, но и проза: «Над рекой», «Последний дождь осени», отрывки из дневников.

Владислав Ходасевич как-то заметил, что поэт должен слушать музыку времени, нравится она ему или нет. Это и есть ангельское пение, только в разные времена ангелы поют разными голосами. Это пение суть оправдание человеческой жизни, какой бы ни была эта жизнь с точки зрения судей, которые, как сказал великий философ Лев Шестов, для поэта всегда выполняют роль подсудимых.

Борис Рыжий

Когда речь заходит о екатеринбургском поэте Борисе Рыжем – сразу вспоминается его интервью из «Сентиментального путешествия на Вторчермет». Как он отвечает на вопросы, улыбается, курит, читает свои стихи. Как вдруг начинает говорить с напускной серьёзностью, а в следующем кадре играет в снежки с мальчишками – полы пальто летают в воздухе. Потом взбегает по ступенькам и долго-долго смотрит в синий двор. Навсегда в память врезается этот контраст: по-детски мечтательные голубые глаза и огромный романтический шрам на щеке. Невольно задумываешься: как вообще хрупкая муза смогла сохранить высоту в суровом свердловском квартале?..

Рыжий вовсе не из «бронзовых безупречных поэтов». Он из таких, которых люди слушают, задумчиво подперев голову рукой. Стихи летят свободно и легко. В них в одной точке, в одной ноте соединяются течение неба, музыка и мгновенность жизни. Есть, однако, ложка чёрного горя в распахнутом небе его поэзии – Борис Рыжий покончил с собой в 26 лет. Без видимых причин. Рыжий был из благополучной семьи (папа – профессор, мама – врач). Личная жизнь удалась, профессиональная – тоже: Борис был на пике популярности, стал лауреатом «Антибукера», ездил в Нидерланды на поэтический фестиваль.

Премьера спектакля Семёна Серзина состоялась 7 мая – в день памяти Рыжего. «Как хорошо мы плохо жили» – ещё одно размышление режиссёра о судьбе Поэта, начатое ещё в «СашБаше», рассказывающем об Александре Башлачёве. Там был другой по ритму спектакль. Там «горлом шла любовь», а время сначала конвульсивно дёргалось в клубах концертного дыма, а потом шелестело колечками магнитофонной ленты. Там в центре был Олег Ягодин, который то застывал в картинных позах героя рок-н-ролла, то ласково нашёптывал своей возлюбленной на ухо заветные строчки. Башлачёв рассматривался через призму поэзии Лермонтова, Цоя, Гаркуши, Бутусова, через самого Ягодина. «СашБаш» – о Поэте вообще, спектакль, посвящённый Борису Рыжему – о времени.

«Как хорошо мы плохо жили» продолжает традицию квартирников «Невидимого театра». Только играется он на улице – в обычном петербургском дворе. Кажется, что такое пространство выбрано специально для того, чтобы впустить в спектакль те самые облака, которые, по словам Лурье, «врываются в стихи, примерно как бабочки – в судьбу персонажей Набокова». «Как хорошо мы плохо жили» ближе к поэтической интонации Рыжего, чем постановка московской «Мастерской Петра Фоменко», где Свердловск больше напоминает павильонную Москву, выстроенную для съёмок телевизионного сериала, а в одной из сцен поэт в белой рубахе с гусиным пером в руке летит над зрителями (артист закреплён на тросике) и поёт. В петербургской версии искренность и нежность вместо «лубочности» и «милоты». Здесь жизнь мгновенно смешивается с действием, зрители – с жильцами домов. Замечаешь, что большинство тех, кто играет и тех, кто смотрит примерно одного возраста.

А что мы, собственно, помним о 90-х? Фантики от жвачки «Turbo» в качестве «валюты»? «Позывные» «Санта-Барбары», которую смотрели наши бабушки? Мульт про трансформеров, который смотрели мы? Растворимый чудо-напиток «Yupi», которым угощает зрителей великолепная Юлия Башорина? Кстати, в «Как хорошо мы плохо жили» – отличный актёрский состав. Здесь и харизматичный лидер «Немого фронта» Женя Серзин, и внезапно возникший, но незабываемый Евгений Перевалов. Владимир Карпов играет и пропойцу в парке, уснувшего «под небом, выпитым до дна», и Борю Рябоконя – того самого, который постоянно «влипал» во всякие смешные истории и которому «приснилось море». Инопланетная Саша Серзина – душа Поэта. Именно ей досталось тёплое детское воспоминание об охоте с отцом из «Роттердамского дневника». Есть в этом дневнике и чёрные страницы – о гибели тех, с кем вместе рос Рыжий: «А через неделю после смерти дяди Саши убили Леших, Черепа, Понтюху, Симарана, Вахтома, Таракана и многих других. Местный рынок стали контролировать ребята спортивного телосложения и без вредных привычек — просто вывезли в лес и расстреляли. Кончилась старая музыка».

Последнее стихотворение обращено куда-то выше импровизированного бельэтажа, возникшего на крыше пристройки. Вертикальный диалог с «основным» – с Богом. Даже коварное петербургское лето умудрилось «вписаться» в спектакль – ещё только конец июня, а в воздухе уже ощущается предчувствие осени. И эта осенняя горечь – как неясная угроза, нависшая над этим поколением, которое звучит здесь и сейчас…

Екатерина Балуева, специально для MUSECUBE.

Фото  Полины Алёхиной предоставила пресс-служба театра