Жизнь в Театре Эстрады имени Аркадия Райкина бьет ключом. Премьера сменяет премьеру, творческие поиски не прекращаются ни на день. Марина Константинова встретилась с актерами Театра Эстрады и выпускниками курса Юрия Гальцева Анастасией Кастрицей и Кириллом Петровым, чтобы обсудить с ними тонкости актерской профессии, поговорить об одном из самых успешных спектаклей по прозе Василия Шукшина «Шуры-Муры» и узнать их мнение по поводу инициативы установки памятника Аркадию Райкину.

 

– Анастасия, вы родом из семьи творческой, с традициями. Поэтому хочется подробнее узнать о вашем детстве, какое оно оказало на вас влияние.
Анастасия: Детство мое прошло в различных студиях, я занималась вокалом, танцем, речью, актерским мастерством. Поэтому поступление в театральный институт стало логическим шагом. Мой дедушка – Леонид Кострица – был певцом, заслуженным артистом РСФСР. Бабушка работала с ним как конферансье. Мамино детство прошло за кулисами, и она знала все секреты и подводные камни профессии. Бабушке было небезразлично, куда я поступлю. Ей представлялось важным, чтобы фамилия деда сохранилась и встречалась на афишах.

 

– Но, тем не менее, мне известен такой факт, что фамилия ваша все же случайным образом изменилась. Как это случилось? Какие чувства вызвал у вас этот эпизод?
Анастасия: Банальная ошибка в паспортном столе, которая изменила в фамилии моей мамы одну букву (вместо Кострица стала Кастрица). На меня это, честно говоря, никак не повлияло. Я все равно связываю свою фамилию с дедушкой и бабушкой.

 

– У детей из актерских семей, как правило, есть два пути. Либо ребенок люто ненавидит данную профессию, забирающую у него маму-папу, либо с детства рвется стать знаменитым, витая в розовых облаках. С какого момента вы осознали, что актерская профессия – это, в первую очередь, тяжелый труд?
Анастасия: Довольно быстро пришло понимание, что, как и во всех остальных видах деятельности, в танцах, вокале, актерском мастерстве, если ими заниматься всерьёз, необходимо полностью отдавать себя процессу обучения, самосовершенствования, тратить на это большое количество времени. Во многом, осознать это мне помогла шоу-группа «Саманта» (своеобразный аналог московских «Непосед»), в которой я занималась на протяжении 10 лет. Различные конкурсы также закаляют характер. Когда ты приходишь, думая, что являешься здесь самой главной звездой, а внезапно все оказывается совсем не так. В этой деятельности есть место и разочарованиям, и проигрышам, и слезам.

 

– Были ситуации, когда хотелось все бросить и заняться чем-то совершенно иным?
Анастасия: Конечно. Кроме того, в мой жизни рука об руку с творчеством шел конный спорт, поэтому порой были сомнения в пользу последнего.

 

– А разве в спорте как-то иначе? Там ведь тоже сложно, и порой есть место несправедливости.
Анастасия: Спорт все же более объективен: не добежал – проиграл. А вот оценить, хорошо ли ты спел, является делом куда более тонким. Творчество субъективно. От этого никуда не деться, такое положение вещей является нормальным.

– Мне интересно узнать, почему вы, занимаясь в юности таким синтетическим видом искусства, все же пошли учиться на драматический факультет? Почему не мюзикл, не оперетта?
Анастасия: Когда мы поступали на курс Юрия Николаевича, то поступали на эстрадное отделение. Если честно, какая-то там сложная система: факультет – драматический, кафедра – эстрадная. Именно этого мне и хотелось, я видела себя в чем-то музыкальном. Такого направления, как мюзикл, в нашем вузе не было, единственным запасным вариантом являлось музыкальное отделение Института культуры. В итоге я все же остановилась на Театральной академии, решив попробовать себя на стыке жанров.

 

– Принято считать, что в театральных вузах драматический факультет является неким Олимпом. Прочие же направления многими не котируются. Что вы думаете по этому поводу?
Анастасия: На самом деле, это вечная история. Со своей стороны могу сказать, что, конечно, со стороны драматических артистов ощущается некая предвзятость. Особенно это проявляется у первокурсников (улыбается). Но порой эстрадные артисты более оснащены, потому что умеют и петь, и танцевать, знают основы клоунады, но при этом драматическое искусство также постигают.

 

– А как достигается этот баланс между той самой клоунадой и серьезным драматическим искусством?
Анастасия: Зачастую актеры, отучившиеся на эстрадном факультете, идут в драматические театры и прекрасно там себя чувствуют. По поводу упомянутого баланса – мне кажется, все это сугубо индивидуально.

 

– Время вопросов к вам, Кирилл. Расскажите собственную историю прихода в профессию актера.
Кирилл: Все получилось методом исключения (смеется). Я занимался в молодежном музыкально-эстрадном театре «Розыгрыш» при Дворце творчества юных, будучи еще школьником. В какой-то момент эти мои занятия стали отнимать все больше и больше времени. Мои родители – люди профессий, не слишком близких к искусству. Они относились к моему увлечению с уважением, но все же с некоторым опасением. Существует растиражированное мнение, что профессия актера – ненадежная, не способная обеспечить достойный уровень жизни. Но лично я, просуществовав в ней некоторое время, понял: кто сколько работает, тот столько и получает. Все справедливо. Тем не менее, я успел еще целый год поучиться на строительном, год находился в Москве – были своеобразные поиски себя.

 

– Теперь же вопрос к вам двоим. Учеба в театральном вузе и конкретно на курсе у Гальцева – как это было? Что он дал вам как мастер?
Анастасия: У нас собрался замечательный коллектив. Обходились без склок и зависти. И до сих пор говорим всегда все прямо и в лицо, когда надо – кричим друг на друга – через полчаса миримся. Если конфликт и возникает, поскольку все мы люди творческие и эмоциональные, то он является открытым. Насчет учебы хочется сказать, что Юрий Николаевич – человек безумного обаяния, который сразу всех нас в себя влюбил. С таким мастером хотелось сворачивать горы. Будучи источником бесчисленных историй, шуток, случаев из своей творческой жизни, он всегда зажигал нас своей энергией. Он развил в нас желание искать свой путь в актёрской профессии и пробовать новое. Одной из его несомненных педагогических и режиссерских удач можно считать постановку спектакля «Шуры-Муры» по рассказам Василия Макаровича Шукшина.
Кирилл: На мой взгляд, одно из главных качеств нашего курса – достаточно высокоразвитая творческая интуиция, что также можно отнести к заслугам и стилю преподавания Юрия Николаевича. Это ведь был его первый курс, и он, по моим ощущениям, не имел четкого плана преподавания, какой-то сложившейся базы, что можно считать своеобразным плюсом. Фактически он учился в месте с нами. Педагогический состав был сформирован из преподавателей разных школ, стилей и направлений: у нас были и молодые педагоги, и состоявшиеся мастера своего дела. Такое разнообразие тоже можно считать несомненным плюсом.

– А о других преподавателях, поскольку вы заговорили об этом, какие у вас воспоминания?
Анастасия: Я бы особо упомянула Елену Игоревну Черную, нашего педагога по сценической речи.
Кирилл: Согласен. Елена Игоревна – замечательный специалист. Сценическая речь, наряду с актерским мастерством, составляет основу профессии актера. Фактически они находятся в одной связке. Поэтому Елену Игоревну можно и нужно считать нашим педагогом по актерскому мастерству, наряду с Юрием Николаевичем Гальцевым и Владимиром Ивановичем Глазковым. Её метод преподавания – это целая система воспитания актера с широкой психологической базой, множеством упражнений и большим объемом тренинга.

 

 

– Были ли во время обучения в вузе какие-нибудь предметы, которые лично вы считали лишними и ненужными?
Анастасия: У нас были такие предметы, как БЖД (безопасность жизнедеятельности), русский язык. Им выделялось полтора часа в неделю. На мой взгляд, говорить о полноценном изучении русского языка в рамках такого количества учебных часов бессмысленно. БЖД – предмет, к которому в театральном вузе, по сложившейся традиции относятся легкомысленно. Эти 3 часа в неделю могли бы, наверное, с большей пользой быть потраченными на акробатику, которой у нас, к слову, не было. Или на ту же сценическую речь.
Кирилл: Да, согласен. Еще было бы неплохо побольше часов на фехтование.

 

– Очень любопытно узнать, зачем его нужно выделять в отдельный предмет.
Анастасия: На самом деле, это уже такой пережиток прошлого. Раньше все же было больше классических спектаклей, где фехтование было актуально и востребовано. Но и нам довелось наслушаться разных историй о том, как важно этим искусством владеть, чтобы случайно не травмировать ни себя, ни партнера. Тем не менее, конечно, за один семестр по-настоящему научиться фехтовать ты не сможешь.

 

– Теперь давайте детально поговорим о спектакле «Шуры-Муры», том самом, вышедшем со студенческой скамьи. Почему в качестве исходного материала был выбран именно Шукшин? В чем, по-вашему, секрет успеха спектакля, раз он идет до сих пор и собирает полный зал?
Кирилл: Мне кажется, что если спектакль «собирает зал» – это лишь один из критериев успеха. Лично у меня возникает гордость за этот спектакль, когда в конце представления зрители встают, отдавая дань уважения Василию Макаровичу Шукшину и благодаря актеров за их труд.
Анастасия: Совершенно особым моментом стало присутствие Лидии Федосеевой-Шукшиной на одном из спектаклей. После поклонов она зашла к нам за кулисы и поблагодарила за спектакль. По ее словам, наш спектакль стал одной из немногих постановок по текстам Василия Макаровича, заставившей ее что-то вспомнить и заново пережить. Непередаваемое чувство! Для нас это стало высшим признанием нашей работы и осознанием того, что в творчестве мы идем верной дорогой.
Кирилл: В этом спектакле создается ощущение чего-то большого и глубокого, которое складывается из, казалось бы, легких и несерьезных историй.

– В чем, по-вашему, состоит феномен Шукшина? Не секрет, что его творчество давно уже стало общенациональным достоянием, своеобразным культурным кодом.
Кирилл: Просто его творчество – это правда. В широком смысле этого слова. Все его истории про нас. Казалось бы, от нас, давно урбанизировавшихся людей, эти деревенские «чудики» бесконечно далеки. Но в прозе Василия Макаровича и в его героях есть некое парадоксальное зерно, нечто такое смешное и нелепое, которое есть во всех людях. В его рассказах читатели сталкиваются с проблематикой, знакомой каждому. Вот знаменитый «Микроскоп», скажем. Кому не знакома ситуация, когда вдруг резко захотелось что-то этакое купить, потратив все средства? Внезапная блажь. Купить вдруг телескоп, чтобы начать смотреть на звезды, например. Да еще не просто купить, а в подарок жене, допустим, на годовщину свадьбы. И легко представить, какая может быть в таком случае реакция.

 

– Теперь наконец-то хочется поговорить о том, как получилось, что ваши сугубо рабочие отношения превратились в личные?
Анастасия: Мы начали встречаться еще восемь лет назад. Нас банально поставили в пару на сценической речи, но никакой любви с первого взгляда не было. Тем не менее, из совместной работы в итоге родилось чувство.

 

– Когда в паре двое принадлежат к одной профессии, есть неизбежный риск соперничества. Как вы решаете этот вопрос?
Кирилл: Риск, безусловно, есть. Но с возрастом становишься мудрее и понимаешь, что в чем-то можно и уступить.
Анастасия: Здорово работать в разных проектах – всегда есть что рассказать друг другу.
Кирилл: Совершенно верно: сложно постоянно видеть по работе близкого человека рядом. В таком случае он превращается в коллегу. А это уже другой уровень отношений, иной их тип.

 

– Есть еще и проблема разделения границ личного и профессионального. Как она у вас разрешается?
Анастасия: Конечно, иногда случается что-то рабочее эмоционально обсуждать, но потом мы это прекращаем. Работа есть работа. Но все же какой-то четкой разграничительной черты нет, и одно неизбежно задевает другое. Мы так или иначе думаем о работе, прокручиваем мысли в голове.

 

– Свежая новость, связанная с вашим театром, – инициатива установки памятника Аркадию Райкину. Хочется узнать ваше мнение на этот счет.
Анастасия: Он, безусловно, должен быть и именно здесь, на Большой Конюшенной улице. По большому счету, он должен был быть уже давно. Значение Аркадия Исааковича трудно переоценить, и отсутствие памятника – большое упущение. Мы надеемся, что он все же будет, благодаря стараниям Юрия Николаевича.
Кирилл: Я надеюсь, что памятник будет довольно классическим и не вызовет вопросов или недовольства. Здесь не нужно придумывать чего-то особенного. Я был бы рад, если бы это была простая фигура человека – в данном случае Аркадия Исааковича – стоящего неподалеку от театра. И знаменитая его улыбка, конечно.

 

С Анастасией Кастрицей и Кириллом Петровым беседовала Марина Константинова, специально для Musecube.

Использованы фотографии Сергея Дорошенко.