Идти в творчестве верной дорогойЖизнь в Театре Эстрады имени Аркадия Райкина бьет ключом. Премьера сменяет премьеру, творческие поиски не прекращаются ни на день. Марина Константинова встретилась с актерами Театра Эстрады и выпускниками курса Юрия Гальцева Анастасией Кастрицей и Кириллом Петровым, чтобы обсудить с ними тонкости актерской профессии, поговорить об одном из самых успешных спектаклей по прозе Василия Шукшина «Шуры-Муры» и узнать их мнение по поводу инициативы установки памятника Аркадию Райкину.

 

– Анастасия, вы родом из семьи творческой, с традициями. Поэтому хочется подробнее узнать о вашем детстве, какое оно оказало на вас влияние.
Анастасия: Детство мое прошло в различных студиях, я занималась вокалом, танцем, речью, актерским мастерством. Поэтому поступление в театральный институт стало логическим шагом. Мой дедушка – Леонид Кострица – был певцом, заслуженным артистом РСФСР. Бабушка работала с ним как конферансье. Мамино детство прошло за кулисами, и она знала все секреты и подводные камни профессии. Бабушке было небезразлично, куда я поступлю. Ей представлялось важным, чтобы фамилия деда сохранилась и встречалась на афишах.

 

– Но, тем не менее, мне известен такой факт, что фамилия ваша все же случайным образом изменилась. Как это случилось? Какие чувства вызвал у вас этот эпизод?
Анастасия: Банальная ошибка в паспортном столе, которая изменила в фамилии моей мамы одну букву (вместо Кострица стала Кастрица). На меня это, честно говоря, никак не повлияло. Я все равно связываю свою фамилию с дедушкой и бабушкой.

 

– У детей из актерских семей, как правило, есть два пути. Либо ребенок люто ненавидит данную профессию, забирающую у него маму-папу, либо с детства рвется стать знаменитым, витая в розовых облаках. С какого момента вы осознали, что актерская профессия – это, в первую очередь, тяжелый труд?
Анастасия: Довольно быстро пришло понимание, что, как и во всех остальных видах деятельности, в танцах, вокале, актерском мастерстве, если ими заниматься всерьёз, необходимо полностью отдавать себя процессу обучения, самосовершенствования, тратить на это большое количество времени. Во многом, осознать это мне помогла шоу-группа «Саманта» (своеобразный аналог московских «Непосед»), в которой я занималась на протяжении 10 лет. Различные конкурсы также закаляют характер. Когда ты приходишь, думая, что являешься здесь самой главной звездой, а внезапно все оказывается совсем не так. В этой деятельности есть место и разочарованиям, и проигрышам, и слезам.

 

– Были ситуации, когда хотелось все бросить и заняться чем-то совершенно иным?
Анастасия: Конечно. Кроме того, в мой жизни рука об руку с творчеством шел конный спорт, поэтому порой были сомнения в пользу последнего.

 

– А разве в спорте как-то иначе? Там ведь тоже сложно, и порой есть место несправедливости.
Анастасия: Спорт все же более объективен: не добежал – проиграл. А вот оценить, хорошо ли ты спел, является делом куда более тонким. Творчество субъективно. От этого никуда не деться, такое положение вещей является нормальным.

Идти в творчестве верной дорогой

– Мне интересно узнать, почему вы, занимаясь в юности таким синтетическим видом искусства, все же пошли учиться на драматический факультет? Почему не мюзикл, не оперетта?
Анастасия: Когда мы поступали на курс Юрия Николаевича, то поступали на эстрадное отделение. Если честно, какая-то там сложная система: факультет – драматический, кафедра – эстрадная. Именно этого мне и хотелось, я видела себя в чем-то музыкальном. Такого направления, как мюзикл, в нашем вузе не было, единственным запасным вариантом являлось музыкальное отделение Института культуры. В итоге я все же остановилась на Театральной академии, решив попробовать себя на стыке жанров.

 

– Принято считать, что в театральных вузах драматический факультет является неким Олимпом. Прочие же направления многими не котируются. Что вы думаете по этому поводу?
Анастасия: На самом деле, это вечная история. Со своей стороны могу сказать, что, конечно, со стороны драматических артистов ощущается некая предвзятость. Особенно это проявляется у первокурсников (улыбается). Но порой эстрадные артисты более оснащены, потому что умеют и петь, и танцевать, знают основы клоунады, но при этом драматическое искусство также постигают.

 

– А как достигается этот баланс между той самой клоунадой и серьезным драматическим искусством?
Анастасия: Зачастую актеры, отучившиеся на эстрадном факультете, идут в драматические театры и прекрасно там себя чувствуют. По поводу упомянутого баланса – мне кажется, все это сугубо индивидуально.

 

– Время вопросов к вам, Кирилл. Расскажите собственную историю прихода в профессию актера.
Кирилл: Все получилось методом исключения (смеется). Я занимался в молодежном музыкально-эстрадном театре «Розыгрыш» при Дворце творчества юных, будучи еще школьником. В какой-то момент эти мои занятия стали отнимать все больше и больше времени. Мои родители – люди профессий, не слишком близких к искусству. Они относились к моему увлечению с уважением, но все же с некоторым опасением. Существует растиражированное мнение, что профессия актера – ненадежная, не способная обеспечить достойный уровень жизни. Но лично я, просуществовав в ней некоторое время, понял: кто сколько работает, тот столько и получает. Все справедливо. Тем не менее, я успел еще целый год поучиться на строительном, год находился в Москве – были своеобразные поиски себя.

 

– Теперь же вопрос к вам двоим. Учеба в театральном вузе и конкретно на курсе у Гальцева – как это было? Что он дал вам как мастер?
Анастасия: У нас собрался замечательный коллектив. Обходились без склок и зависти. И до сих пор говорим всегда все прямо и в лицо, когда надо – кричим друг на друга – через полчаса миримся. Если конфликт и возникает, поскольку все мы люди творческие и эмоциональные, то он является открытым. Насчет учебы хочется сказать, что Юрий Николаевич – человек безумного обаяния, который сразу всех нас в себя влюбил. С таким мастером хотелось сворачивать горы. Будучи источником бесчисленных историй, шуток, случаев из своей творческой жизни, он всегда зажигал нас своей энергией. Он развил в нас желание искать свой путь в актёрской профессии и пробовать новое. Одной из его несомненных педагогических и режиссерских удач можно считать постановку спектакля «Шуры-Муры» по рассказам Василия Макаровича Шукшина.
Кирилл: На мой взгляд, одно из главных качеств нашего курса – достаточно высокоразвитая творческая интуиция, что также можно отнести к заслугам и стилю преподавания Юрия Николаевича. Это ведь был его первый курс, и он, по моим ощущениям, не имел четкого плана преподавания, какой-то сложившейся базы, что можно считать своеобразным плюсом. Фактически он учился в месте с нами. Педагогический состав был сформирован из преподавателей разных школ, стилей и направлений: у нас были и молодые педагоги, и состоявшиеся мастера своего дела. Такое разнообразие тоже можно считать несомненным плюсом.

– А о других преподавателях, поскольку вы заговорили об этом, какие у вас воспоминания?
Анастасия: Я бы особо упомянула Елену Игоревну Черную, нашего педагога по сценической речи.
Кирилл: Согласен. Елена Игоревна – замечательный специалист. Сценическая речь, наряду с актерским мастерством, составляет основу профессии актера. Фактически они находятся в одной связке. Поэтому Елену Игоревну можно и нужно считать нашим педагогом по актерскому мастерству, наряду с Юрием Николаевичем Гальцевым и Владимиром Ивановичем Глазковым. Её метод преподавания – это целая система воспитания актера с широкой психологической базой, множеством упражнений и большим объемом тренинга.

 

 

– Были ли во время обучения в вузе какие-нибудь предметы, которые лично вы считали лишними и ненужными?
Анастасия: У нас были такие предметы, как БЖД (безопасность жизнедеятельности), русский язык. Им выделялось полтора часа в неделю. На мой взгляд, говорить о полноценном изучении русского языка в рамках такого количества учебных часов бессмысленно. БЖД – предмет, к которому в театральном вузе, по сложившейся традиции относятся легкомысленно. Эти 3 часа в неделю могли бы, наверное, с большей пользой быть потраченными на акробатику, которой у нас, к слову, не было. Или на ту же сценическую речь.
Кирилл: Да, согласен. Еще было бы неплохо побольше часов на фехтование.

 

– Очень любопытно узнать, зачем его нужно выделять в отдельный предмет.
Анастасия: На самом деле, это уже такой пережиток прошлого. Раньше все же было больше классических спектаклей, где фехтование было актуально и востребовано. Но и нам довелось наслушаться разных историй о том, как важно этим искусством владеть, чтобы случайно не травмировать ни себя, ни партнера. Тем не менее, конечно, за один семестр по-настоящему научиться фехтовать ты не сможешь.

 

– Теперь давайте детально поговорим о спектакле «Шуры-Муры», том самом, вышедшем со студенческой скамьи. Почему в качестве исходного материала был выбран именно Шукшин? В чем, по-вашему, секрет успеха спектакля, раз он идет до сих пор и собирает полный зал?
Кирилл: Мне кажется, что если спектакль «собирает зал» – это лишь один из критериев успеха. Лично у меня возникает гордость за этот спектакль, когда в конце представления зрители встают, отдавая дань уважения Василию Макаровичу Шукшину и благодаря актеров за их труд.
Анастасия: Совершенно особым моментом стало присутствие Лидии Федосеевой-Шукшиной на одном из спектаклей. После поклонов она зашла к нам за кулисы и поблагодарила за спектакль. По ее словам, наш спектакль стал одной из немногих постановок по текстам Василия Макаровича, заставившей ее что-то вспомнить и заново пережить. Непередаваемое чувство! Для нас это стало высшим признанием нашей работы и осознанием того, что в творчестве мы идем верной дорогой.
Кирилл: В этом спектакле создается ощущение чего-то большого и глубокого, которое складывается из, казалось бы, легких и несерьезных историй.

Идти в творчестве верной дорогой

– В чем, по-вашему, состоит феномен Шукшина? Не секрет, что его творчество давно уже стало общенациональным достоянием, своеобразным культурным кодом.
Кирилл: Просто его творчество – это правда. В широком смысле этого слова. Все его истории про нас. Казалось бы, от нас, давно урбанизировавшихся людей, эти деревенские «чудики» бесконечно далеки. Но в прозе Василия Макаровича и в его героях есть некое парадоксальное зерно, нечто такое смешное и нелепое, которое есть во всех людях. В его рассказах читатели сталкиваются с проблематикой, знакомой каждому. Вот знаменитый «Микроскоп», скажем. Кому не знакома ситуация, когда вдруг резко захотелось что-то этакое купить, потратив все средства? Внезапная блажь. Купить вдруг телескоп, чтобы начать смотреть на звезды, например. Да еще не просто купить, а в подарок жене, допустим, на годовщину свадьбы. И легко представить, какая может быть в таком случае реакция.

 

– Теперь наконец-то хочется поговорить о том, как получилось, что ваши сугубо рабочие отношения превратились в личные?
Анастасия: Мы начали встречаться еще восемь лет назад. Нас банально поставили в пару на сценической речи, но никакой любви с первого взгляда не было. Тем не менее, из совместной работы в итоге родилось чувство.

 

– Когда в паре двое принадлежат к одной профессии, есть неизбежный риск соперничества. Как вы решаете этот вопрос?
Кирилл: Риск, безусловно, есть. Но с возрастом становишься мудрее и понимаешь, что в чем-то можно и уступить.
Анастасия: Здорово работать в разных проектах – всегда есть что рассказать друг другу.
Кирилл: Совершенно верно: сложно постоянно видеть по работе близкого человека рядом. В таком случае он превращается в коллегу. А это уже другой уровень отношений, иной их тип.

 

– Есть еще и проблема разделения границ личного и профессионального. Как она у вас разрешается?
Анастасия: Конечно, иногда случается что-то рабочее эмоционально обсуждать, но потом мы это прекращаем. Работа есть работа. Но все же какой-то четкой разграничительной черты нет, и одно неизбежно задевает другое. Мы так или иначе думаем о работе, прокручиваем мысли в голове.

 

– Свежая новость, связанная с вашим театром, – инициатива установки памятника Аркадию Райкину. Хочется узнать ваше мнение на этот счет.
Анастасия: Он, безусловно, должен быть и именно здесь, на Большой Конюшенной улице. По большому счету, он должен был быть уже давно. Значение Аркадия Исааковича трудно переоценить, и отсутствие памятника – большое упущение. Мы надеемся, что он все же будет, благодаря стараниям Юрия Николаевича.
Кирилл: Я надеюсь, что памятник будет довольно классическим и не вызовет вопросов или недовольства. Здесь не нужно придумывать чего-то особенного. Я был бы рад, если бы это была простая фигура человека – в данном случае Аркадия Исааковича – стоящего неподалеку от театра. И знаменитая его улыбка, конечно.

 

С Анастасией Кастрицей и Кириллом Петровым беседовала Марина Константинова, специально для Musecube.

Использованы фотографии Сергея Дорошенко.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.