В Санкт-Петербурге очень много театров, концертных залов, филармоний, да и вообще различных культурных заведений. Не зря же наш город считается культурной столицей России. И в многочисленных театрах идут самые разные спектакли. Современные, экспериментальные, классические… Хорошие и не очень. И среди этого многообразия есть спектакль «Медея», поставленный режиссером Джулиано Ди Капуа. Автор «Медеи» — Алексей Никонов, поэт и лидер известной Питерской группы ПТВП, а в роли Медеи — актриса Театро Ди Капуа Илона Маркарова. Вернее даже будет сказать, что это панк-опера, так как спектакль идет с живым музыкальным сопровождением, в нем участвуют музыканты группы ПТВП. Панк-опера «Медея» живет на сцене уже пять лет, а в прошлом году Алексей и Илона попробовали показать зрителям «Медею» в другом формате. В формате прочтения — без грохота музыки, без декораций, без видеоряда… В формате, когда на сцене только автор и актриса. Такой вариант – «Медея без купюр» — оказался интересен публике, чтения устраивались несколько раз, и 29 мая в Питерском клубе MOD состоятся снова. В связи с этим событием, Алексей и Илона согласились побеседовать с MuseCube и рассказать о Медее. Разговор получился очень интересным, за что Леше и Илоне огромное спасибо!

— Что такое Медея?
Леша: – История женщины, которая попала в оборот.
Илона: – Мне кажется, что это пророчество, которое сбывается.

— А в чем пророчество?
Леша: — Ну, почитай… Трупы, трупы, трупы… А после прочтения, включи телевизор и посмотри.

— А у кого возникла идея создать такой спектакль?
Леша: – У Илоны и Джулиано.

— Расскажите, как это было?
Илона: — Мы с Джулиано долгое время думали о том, чтобы сделать спектакль «Медея», но не просто Медея, которая была уже написана многочисленными авторами, а у нас было свое видение этой Медеи. И, естественно, такой пьесы не было, и мы не знали, как через тот текст, который уже написан был классиками, эту мысль можно выразить. Мы пытались, мы как-то компилировали текст и так и сяк, ничего не получалось, и, в результате, хотя Джулиано сейчас отнекивается от этого, но это именно я настояла на том, чтобы мы пошли к Леше. Я знала о том, что есть Леша Никонов, конечно же, но не могу сказать, что я была знакома с его творчеством. Я слышала песни какие-то ПТВП, но я не слышала никогда никаких стихов. И вот как-то мы сидели вечером с компанией дома, и, как часто бывает, все начинают друг другу показывать какие-то видео на ютубе. И вот вдруг каким-то образом наткнулись на видео Леши. Это был какой-то квартирник, где он сидит у холодильника и читает стихи.
Леша: – Я видел это видео, оно странное очень..
Илона: — Оно прекрасное, мы его посмотрели раз двадцать, мы просто вошли в какую-то эйфорию, и я на следующий день проела весь мозг Джулиано, что нужно звонить нашему другу Квачу, который знает Лешу, чтобы он нас познакомил. Ну а потом пришли к Леше, рассказали, что мы хотим, Леша согласился…

— Леша, а как тебе было писать по заказу?
Леша: — Отлично! Мне по заказу больше нравится писать, чем самому. Потому что, когда сам пишу, я не совсем уверен, что я хочу, и это такой хаос, а когда тебе дают какой-то заказ, ты понимаешь границы этого заказа и ты уже не в хаосе, ты в упорядоченном космосе находишься, и намного легче от этого толкаться. Плюс еще мне дали характер, то есть, мне не нужно было другой характер придумывать. От себя к этому моменту мне было не так интересно писать, уже четыре сборника от себя были написаны и что бы я ни придумывал в этом роде, я исходил из своего характера. А в данном случае, Илона и Джулиано предоставили мне совсем другой характер, который странным образом лег на мой. В какой-то момент мне стало очень легко писать, и я все эти монологи написал за месяц, кажется, или за полтора.
Илона: — Очень быстро, да.
Леша: — Первый монолог я за ночь вообще написал. Всего я написал 14 глав, а Илона и Джулиано взяли 11, остальные так и не вошли никуда.
Илона: — К тому же заказ, не заказ, но если бы то, что мы принесли, не совпало с взглядами Леши – ничего не было бы написано. Вообще, я всегда очень путано объясняю свои чувства. Мне хотелось сделать этот спектакль, потому что был очень мощный протест внутри меня против того, что происходило в тот момент в Осетии, но я не могла это высказать нормальными словами, и я поняла, что у меня есть только один путь – сделать спектакль об этом. Я не умею доказывать свою позицию в каких-то спорах, я очень сбиваюсь, и у меня эмоции берут верх.
Леша: — У настоящей актрисы так и должно быть. Зачем актрисе участвовать в политической жизни, она должна делать свое дело.
Илона: — Тем не менее, мне хочется высказать свой взгляд зрителям.
Леша: — Через роль. Илона мыслит ролями, на самом деле, она сейчас признала, что она актриса, и корит себя за это.
Илона: — Я просто помню, что я выдала какой-то долгий монолог с запинками, в котором я объяснила, почему я это хочу, и что я чувствую, и в каком состоянии я нахожусь…

— То есть, получается, что Илона тоже автор?
Леша: — И Джулиано тоже автор. Он задавал направление. Некоторые монологи он так и не принял. Например, все мои теологические дискурсы уничтожил. Я когда писал Медею, пытался пробить туда свои теологические взгляды, а Джулиано этого не хотел, и я сейчас понимаю почему – не нужно там было усложнять ничего. Я, конечно, все равно усложнил в стихах своих, но в стихах — это нормально, а в спектакле не нужно, чтобы он не был слишком перегруженный. Пушкин говорил: «Стихи должны быть немножко глуповаты». Каким же тогда должен быть спектакль?
Илона: — Вообще, в том, что спектакль Медея такой, какой он есть – заслуга Джулиано. Без него бы ничего не было, он все придумал, и то, что это будет панк-опера.

— В панк-опере текст стихотворный, а на чтениях есть еще и прозаические вставки. Откуда это?
Леша: — Да, суть в том, что еще была проза, которая в любом случае не могла войти в спектакль, и которую я писал в Голландии у своего друга художника, его картины вошли в книгу, кстати. Получается, что начал я писать Медею, чуть-чуть раньше, чем ко мне пришли Илона с Джулиано. Но канонический текст Медеи не содержит прозаических кусков, потому что в этой прозе, там не про Медею даже. Там о приключении двух анархистов в стране победившего капитализма. Я старался этой прозой снизить пафос медейских стихов — в какой-то момент, в результате редакции сборника, я от этой идеи отказался, не знаю к худшему это или к хорошему.
Илона: — Хорошо, что ты не сжег и не уничтожил эту прозу!
Леша: — А я и сжег. Но в наше время интернета, как оказалось, рукописи не горят. Текст был в компьютере, в какой-то момент я его перечитал, и понял, что меня в нем все устраивает на сегодняшний день, ну кое- что подправил немного. Так что не знаю, может я когда-нибудь Медею и напечатаю именно в таком каноническом виде. Но сейчас мне это не особо интересно, я стараюсь сейчас думать больше о следующем сборнике стихов, поэтому я даже Илоне написал, что в этом году мы точно не будем больше читать Медею с ней вдвоем. То есть Медея-спектакль возможно и будет, а вот чтения такого в этом году уже не будет, в том году один раз играли мы, и вот в этом. Может, в следующем году, и сыграем, конечно, как говорится, лучше не зарекаться, но сейчас я хочу отстраниться от этого. Чтения 29 мая для меня – это некое прощание внутреннее с Медеей, потому что уже 5 лет прошло — все уже понятно и мне уже интересно, то, что сейчас происходит, и то, как я могу это выразить, как поэт. Хочу отстраниться от Медеи. И, возвращаясь к началу, проза тоже дает возможность отстраниться от этого характера, который победил пространство и время , и вышел в политическую жизнь.

-Как проходят чтения? Илона читает стихи, а Леша прозу?
Леша: — В том то и дело, что нет. Нет такого, что кто-то из нас отвечает за прозу, а кто-то за поэзию. Я хотел вначале так сделать, но когда мы пробовали репетировать в прошлый раз, ничего не вышло. Получается какая-то ерунда.

-А как это по ощущениям? Вот вы автор, а Илона актриса, и есть режиссер, который всем рулит.
Леша: — Отлично вообще. Я очень себя комфортно с Илоной на сцене чувствую, к тому же Илона и есть Медея, я с нее писал характер. Она рассказала свои переживания, и они совпали с моими четко.
Илона: — Актриса не просто делает то, что говорит режиссер, актеры должны нести свою мысль. С Джулиано у нас сотворчество, и, слава богу, когда мы встретили Лешу, это сотворчество получилось на троих, мы нашли общий язык. Мы спорили безумно, но в результате пришли к тому, что нам понравилось, и что устроило всех, и то, что в итоге видят зрители. Но однозначно не было безразличия.
Леша: — Кстати, когда мы говорим об участниках этого спектакля, нужно не забывать о великолепной группе “Последние Танки В Париже”, которая там играет всю музыку.

-И как, группе понравилось участвовать в спектакле?
Леша: — Понравилось. Я хотел дать своей группе немножко более разностороннее понятие о музыке. Вначале мы с Джулиано присматривали какие-то другие группы, я хотел даже нойз-группу какую-то притащить для участия. А потом ребята втянулись и сделали все сами. Ну конечно, там еще грузинская музыка, и еще несколько приглашенных музыкантов играют.

— В «Медее» — панк-опере музыка – это часть спектакля. Легко ли читать Медею без музыкальной поддержки?
Леша: — Так вот в чтениях вместо музыки моя проза. Читать стихи всегда тяжело. Мне с Илоной легче, чем одному читать.
Илона: — Не знаю… Не обязательно в спектакле должны быть музыка, декорации. Может быть и один актер. На самом деле, я, конечно, волновалась, как это я буду на одной сцене с Лешей Никоновым, но это была секундная мысль, я ее отбросила, потому что понимала, что если я буду на этом циклиться, то ничего не получится. Но это не спектакль, это чтения. Чтения это совсем другое. Другая история.
Леша: — Это совсем разные вещи: в спектакле накатывает музыкой светом, а тут ничего этого нет, только я и Илона. Кстати, в прошлый раз мы уничтожали все бумаги, с которых читали, поэтому у нас не осталось раскадровки. Это Илона с Джулиано придумали. Поэтому каждое чтение другое. И нам Джулиано, как режиссер, помогает очень. Мы с Илоной на его вкус полагаемся. Он сразу видит, как будет хорошо, а как не нужно.
Илона: — Да, и я, честно говоря, с трудом представляю, чтобы я что-то сделала без Джулиано. Потому что, как актриса, ты всегда можешь придумать, что сыграть или сказать в какой-то момент, но пока нет режиссера, придуманное очень сложно осуществить. И когда актеры становятся режиссерами, что мы наблюдаем в последнее время во многих наших театрах – это очень печально…
Леша: — Каждый должен заниматься своим делом. Сказал я, будучи поэтом, и полез на сцену (смеется). Но с другой стороны, я автор, я читаю свои стихи.

Илона: — Я когда услышала, как Леша читает стихи, то подумала, что если бы его увидела моя преподаватель по сценической речи, она, наверное, просто сошла бы с ума от счастья, потому что она нас 5 лет этому учила, добивалась результата, а у Леши есть этот дар от природы.
Леша: – Кстати, о сцене. Вспомнил историю из детства. У меня был дебют в 6 лет. У нас в детском садике был утренник какой-то, нужно было идти на сцену, нас всех построили, и меня поставили первым идти. А все дети шли за мной. И я вот так вышел в центр зала и забыл куда идти, ну как всегда. Остановился, голову чешу, и все начинают смеяться, весь зал, а дети остальные за мной стоят и смотрят на меня – куда идти? И тут я вдруг понимаю, что вот оно и есть, что суть не в том, чтобы пойти правильно, а в том чтобы ошибиться, сделать ерунду. И все радуются. Я в другую сторону пошел, понимаю, что опять не туда иду, опять встал, голову чешу. Все в зале еще больше заливаются. Это мне мама потом рассказывала, я-то не видел. Я там так ходил, голову чесал, а дети, они же все за мной ходили, как роботы. И когда я вышел за сцену потом, у меня был просто успех, и после утренника все подходили и говорили, вот это мальчик, это просто бомба.

— А какие ходят зрители на Медею?
Леша: — Я не вижу зрителей, я, если их вижу, мне плохо становится. Я смотрю в зал, но не вижу никого в отдельности.
Илона: – Ну, я вижу зрителей, я их не только вижу, я их чувствую, я даже могу сказать, в какой точке зала есть позитивный или негативный отклик.

На Медею больше молодежь ходит. Это спектакль для молодежи. Конечно, постепенно публика повзрослела, потому — что сначала это была только молодежь, это были зрители Леши и ПТВП, они пришли посмотреть на Медею. А дальше уже как-то информация распространилась, и стали приходить взрослые люди. Но все равно, такие взрослые люди, которые приходят на «Монологи Вагины» или «Жизнь за Царя», и которым за 60 лет уже, например, на Медею не приходят.

— Почему?
Илона: — Думаю, их пугает формат. Панк — опера, громкая музыка – это все-таки больше молодежное.Но, кстати, были взрослые, которые приходили вынужденно, родители чьи-то, например, и они все потом говорили, что странно, они так боялись громкой музыки, а было совсем не громко, и все понятно, и это очень здорово.
Леша: — Еще хочу добавить, что в опере Илона очень сильно играет, а на чтениях, мне кажется, она немножко прижимается. Потому что здесь и пространство другое, и настроение.
Илона: — Одно дело, когда тысячный зал, а другое, когда маленький клуб, это тоже очень влияет на атмосферу на сцене.
Леша: — Да, чтения «Медея без купюр» — это авторские чтения, в которых автору помогает актриса, вот что это такое. Наконец-то мы нашли форму. И я считаю, что гораздо лучше, когда монологи Медеи читает женщина. У Илоны это классно получается, я, когда первый раз на премьере увидел Илону, офигел вообще, я не ожидал такого уровня игры.

— Медея — жертва или революционер?
Леша: – Для меня оба смысла приемлемы. Разве революционер — это не жертва? От жертвы до палача два шага. Любой палач — это жертва. Он стал палачом, потому что он жертва чего-то. А вообще, это очень узкие рамки.
Илона: — На самом деле, она не женщина, она полубогиня. По мифу она полубог, и для меня это какой-то архЕтип женщины. Все женщины могут быть такими же, как Медея. В каждом из нас есть неограниченные возможности, но страшно идти в эту область, потому что ты перестаешь быть человеком. И это очень страшно. И поэтому лучше оставаться просто человеком, и жить обычной жизнью в какой-то системе. Полубог — это человек, который вышел за рамки общепринятого, как ни банально это звучит… Это человек, который позволил своим возможностям реализоваться.
Леша: – Я согласен. Видишь, как Илона хорошо понимает все, лучше автора. И этот архЕтип можно накладывать на любые смыслы. Когда ты спрашиваешь: «Какая она, Медея?», возникает вопрос: «А в каком смысле — какая?» В политическом, в социальном? Это все рассматривается в «Медее». Я год правил эту книгу, и я старался эти смыслы отчистить хотя бы для себя, чтобы не запутаться в этой каше. Мы, на самом деле, рассказали только часть этой истории, всё это же не кончается тем, что она уничтожила Коринф, на самом деле, там хэппи-энд, от которого мы отказались.
Илона: — С другой стороны, поджог Коринфа — это тоже хэппи-энд.
Леша: — Естественно, и для героев моей прозы это, безусловно, самое главное, это цель их жизни была. И главный герой этой прозы говорит, что нашей целью был взрыв, а не что-то другое. Тем самым затрагивается еще и тема небоскребов, тут речь идет не о каком-то кощунстве или затрагивании черной темы, а о драматизме современности, которую мы пытались выразить в этих архитипах. И то, что мы с Илоной читаем — это именно вот эта современность вторгается в «Медею» через прозу. Мне кажется, эта проза помогает понять поэзию панк-оперы «Медея». Поэтому мы и устраиваем такие чтения. Чтобы люди, которые не совсем поняли «Медею», взглянули на нее через вот этот ракурс прозаический, и через банальную историю поняли бы и возвышенный пафос, который я очень сильно задрал, что мне, на самом деле, не особо свойственно.
Илона: — И плюс ко всему, это именно чистый текст, когда он не замутнен музыкой, видео, какими-то костюмами и образами. Я слышала отзывы о том моменте, когда Медея травит платье, которое посылает невесте своего мужа. В спектакле у меня такой пластиковый торс, и я выжимаю из одной груди кровь, а из другой молоко, и у впечатлительных людей это вызывает сильные эмоции, они начинают плакать и не очень уже слышат текст. А на чтениях есть возможность просто услышать текст.
Леша: — Голый текст, очищенный от всех дополнительных смыслов.

Илона: – И вообще, в наше время чтения приобретают популярность. Я делала прошлым летом чтения прозы Нодара Думбадзе, и я удивилась, что люди приходят и очень внимательно слушают.
Леша: — Театр у микрофона, была такая программа раньше. На это очень похоже.
Илона: — Да, или на радиопостановки. Когда ты слышишь голос чтеца, а воображение дорисовывает все остальное. Сейчас какой-то такой момент наступил, когда людям нужны такие чтения.
Леша: — В общем, чтения «Медеи», это комментарий к панк-опере «Медея». Он отличается от спектакля, потому что в нем есть текст, которого нет в спектакле.
Илона: — По сути, чтения — это рассказ о соединении моего видения Медеи, как актрисы, и Лешиного видения, как автора.
Леша: — И кроме меня, Илоны и Джулиано, есть еще четвертый человек, который имеет отношение к Медее. Это Овв, художник и мой друг, и он один из главных героев прозы о Медее, хотя в спектакле он почти не упоминается. Но он оказал сильное воздействие на всех участников спектакля, и в книге используются его иллюстрации.
— Леша, у тебя есть поэма Макбет, нет желания сделать спектакль?
Леша: — Илона точно не хочет в этом участвовать. А я, если найдется режиссер, который захочет поставить Макбета, буду только рад.
Илона: — Да, сейчас очень много постановок Макбета…
— Илона, у вас есть три больших роли, в» Монологах Вагины», «Медее» и «Жизни за Царя». Кстати, спектакль «Жизнь за Царя», получил премию Золотая Маска в этом году. Наши поздравления!!

— А какая роль у вас любимая?
Илона: — Они все очень разные, и со всеми этими ролями у меня отдельные отношения. И поэтому мне сложно сказать, какая любимая. Конечно, самая масштабная роль – это Медея. Такого количества ответной реакции не было ни от одного спектакля. Это какое-то очень сильное потрясение, которое мы совместно испытали — и зрители, и я. Поэтому, наверное, Медея — любимая роль.
Леша: — Хочу добавить, что после «Медеи» у всех жизнь категорически поменялась. И это факт, который говорит о чем-то…

Любовь Бушуева, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии из открытого доступа и из личного архива Илоны Маркаровой