Михаил «Бабай» Новицкий — человек исключительно интересный, талантливый, разносторонний, интригующий, в чём-то противоречивый. Музыкант и актёр, автор детских сказок и художник, эколог и завсегдатай митингов оппозиции. Его музыкальное творчество многогранно — от царапающе-нежной лирики до ёрнических песен, посвященных российским властям. Большой поклонник Владимира Семёновича Высоцкого, посвятивший ему замечательный спектакль «Наш Высоцкий» и в течение 10 лет организовывавший фестиваль памяти поэта «Лампушка». Лидер группы «СП Бабай», а теперь — «Оркестра Зелёной Волны». Сейчас, вместе со своими коллегами, Михаил репетирует новые песни, а значит, и новый альбом не за горами.
Новицкий вызывает у сограждан всю гамму эмоций от восхищения до раздражения, но практически никогда — равнодушия.
С Михаилом мы знакомы не первый год, и беседа у нас не первая. Но получилась она долгой, сложной, и, признаться, далеко не всё из того, что было сказано, попало в конечный вариант: слишком много прозвучало вещей, которые вряд ли стерпят страницы музыкального интернет-портала… И, признаюсь, что в чём-то это интервью изменило мой собственный взгляд на мир.
— Куда делся «СП Бабай», и почему вместо него неожиданно появился «Оркестр Зелёной Волны»?
— «СП Бабай» никуда не делся, это, скажем так, ребрендинг. Музыканты те же, что и были, просто это были коротенькие дитячьи штанишки. Ну, как был «Король и Шут», пришло время им меняться, детские песни кончились, пришел момент их перевоплощения.Вот и у нас эти детские штучки кончились.
— То есть про кокарду в голове больше петь не будете?
— Почему? По-другому, но будем. Наверное, будем. Более того, мне звонят музыканты и просят разрешения исполнять эту песню. «Кокарда» живёт своей жизнью. Фанаты едут на футбольный матч, они, может, меня и не знают в лицо, но поют «Кокарду»!
— А новый альбом будет под брендом «СП Бабай» или «Зелёная Волна»?
— Пока не знаю, посмотрим. Неужели это так важно? «Зелёная волна» мне развязывает руки и в смысле пиара, и в смысле состава. Я могу пригласить на большой концерт двадцать гитаристов, например. И это «Оркестр Зелёной Волны», а они — экологи (смеётся). А на два бренда работать сложно, когда «СП Бабай» — это где я песни пою, а «Зелёная Волна» — это где я деревья сажаю… Ведь я один.
— К какому стилю относится то, что ты играешь? Это бард-рок?
— У нас почему-то принято музыкантов делить по первичным половым признакам. Например: Шевчук. Ага, ясно: это рок-н-ролл. БГ — это рок-н-ролл. А это кто такой? Тимур Шаов. Бард. А я, например, большой разницы между БГ и Тимуром Шаовым не вижу. А когда Шевчук вдруг поёт песню «Я пил вчера у генерала ФСБ», то если разобраться по стилистике, это дворовый романс, а мы принимаем это, как тяжелый рок. Всё перепуталось. Стилистику можно определять к песне, может быть. Я пою в один день в одном месте, и понимаю, что можно спеть «Баньку» Высоцкого. И это что — бард? Если вдруг там прозвучали барабаны тяжелые? Но это же бардовская песня. Стилистика — это дело 10-е, 275-е. Настоящий художник не ограничивает себя рамками стиля.
— Что для тебя важно в творчестве?
— В творчестве важно творчество. Счастье от того, что у тебя что-то получилось. Когда-то было счастье от того, что ты взял гитару, зажал три струны, провёл другой рукой по этим струнам, и они зазвучали — это было великое счастье, когда ты взял первый аккорд!
— Ты очень многогранный человек, даже не знаю, с кем и сравнить можно. И художник, и писатель, и музыкант, конечно, и ещё много-много всего. И как в тебе одном всё это уживается, помещается?
— Ну не знаю, процессор. Вон у нас компьютер — там и ворд помещается, и фотошоп, и музыкальные программы, а процессор всё работает и работает. А вообще, все законы творчества, законы для всех видов искусства одинаковы. Для живописи те же законы, что и для музыки или литературы. Везде нужна композиция, везде интересен контраст, везде хороша импровизация, и хороша импровизация вовремя и хорошо спланированная (смеётся). Всё по одним и тем же законам.
— Расскажи, пожалуйста, а что такое — «Театр Михаила Новицкого»?
— Некая команда, которая умудряется делать театральные постановки. Это театр песни, это инсценировка. Даже не инсценировка — вся та метаморфоза, которая происходит с тем материалом, который написал либо я, либо другие авторы. Это синтетическое искусство. Мы приглашаем музыкантов «Зелёной волны», не музыкантов, поэтов… Сперва был просто спектакль «Наш Высоцкий», а после того, как мы сделали действо под названием «Наш Визбор» и действо под названием «Воланд и Маргарита» появился театр. И действительно, это не в чистом виде музыка, там ещё очень много чего: и видеоряд, и элементы кукольного театра, и элементы драматического театра, много всяческих инсталляций… Это мой театр, вот и вся история.
— …И ты там и режиссёр, и постановщик, и главная звезда?
— Но это не совсем театр одного актёра, это не моно-спектакли. Я как бы, наверное, ведущий, но это калейдоскоп участников, которые очень много привносят. Это и Валера Рохварг, и Рома Мурашко. Очень многое зависит от света, от видеоряда — это Лена Пинчук. Лена Белянина, Шейнина Катя, Яковлева Катерина, Конек Игорь, Анна Масюк, Гребцов Володя, Зубов Саша и еще великое количество созидателей. Ближе всех к подобному действу подходил Курёхин с «Поп-Механикой» — что-то в этом роде.
— Спектакль «Наш Высоцкий» ведь лет 10 уже идёт? И со временем заметно меняется.
— Конечно, меняется! Сейчас я буквально увлечён «Канатчиковой дачей» — в очередной раз она прозвучала в Финляндии. Времена подсказывают, текст по-другому звучит. Ещё в прошлом году, ещё в Новый год, до крымских событий, до Майдана, она бы так актуально не прозвучала. Сейчас я процитирую:
Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль.
Мы зря Америку не глушим,
Зря не давим Израиль!Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят –
Кормят-поят нас бермутью
Про таинственный квадрат.
А вообще, ты, наверное, хотела так спросить: «Претерпевает ли трансформации спектакль?». Претерпевает. Какие-то номера выбыли, какие-то прибыли. Я начинал его делать тогда, когда был моложе Высоцкого, сегодня я уже его старше. И мне пора понимать какие-то вещи, которые Высоцкий не понял. Я уже взрослый дяденька и должен ответить на те вопросы, с которыми Высоцкий уходил, так и не ответив для себя на них. «Быть или не быть, вот в чём вопрос.» «Чуть помедленнее, кони,» хотел допеть что-то…Я никогда «Кони привередливые» не пытался исполнять, до определённого срока, потому, что не ощущал этой песни. Было ощущение, что я начну её исполнять, и буду натягивать шкуру Высоцкого на себя. Не шкуру козла отпущения или прыгуна в высоту, то есть персонажей, а именно самого Высоцкого. Я против подражания автору.
— Тем не менее, ты чуть ли не единственный человек, кто песни Высоцкого исполняет интересно и органично.
— Нас двое, как минимум.
— А кто ещё?
— Высоцкий! А больше я не слышал исполнителей. Повторителей — слышал. Украшателей — слышал. Он и сам говорил, что его песни смогут исполнять только драматические артисты, а эстрадные — не смогут, шансон — не сможет. Это нужно владеть искусством перевоплощения, тут не в вокале дело, не в хриплом голосе и даже не в личности. Есть хорошие личности, которые иногда берутся петь Высоцкого, тот же Шевчук — личность сильная, вполне имеющая для этого моральную подоплёку. Юра считает Высоцкого своим кумиром, учителем.
— Ты тоже считаешь?
— Да, конечно.
— Но, наверное, не только Высоцкий на тебя повлиял? А кто ещё?
— Да тот же Шевчук! Тут всё путается, хороший человек и профессия. Говорят — «хороший человек — не профессия», а для меня — профессия! Если я разочаровываюсь в каком-то человеке, то мне и творчество его не интересно. Я его сразу вижу, как акварель, выполненную на плохой бумаге. Масло ещё кое-как можно замазать. А человек всегда виден. Я не могу, например, смотреть фильмы с участием Михалкова — не могу, и всё, хоть ты убей.
— Сейчас есть у тебя какие-то новые задумки?
— Есть! Но я никогда не рассказываю о том, что собираюсь делать. Я уже показываю то, что я сделал.
— И когда же у нас появится шанс увидеть новинку?
— Я не знаю. Когда появится афиша — тогда узнаете. Не люблю говорить «гоп» раньше времени. Пока афиша не появилась, я работаю… Над чем — не скажу, но — работаю. Вот когда уже появляется афиша — как курсовой проект — собрал ты материал, не собрал, подготовил музыкантов, не подготовил — к такому-то числу будь добр, выдай! Так и у нас получается, хотя, как правило, я об этом говорю чуть ли не за полгода. Много должно срастись всяких нюансов: должна быть выбрана площадка, должны срастись финансовые потоки, рекламные договоры.
— А как вас (театр) принимали в Финляндии во время недавних гастролей?
— Очень хорошо! У них не было возможности предоставить театральную площадку, но они очень хотели. И поэтому был… ресторан, в котором обычно танцульки-перетанцульки, звучит и рок, и шансон. Но его переоборудовали, полностью убрали из холла все столики, поставили ряды стульев, и получился нормальный театральный зал. Публика была очень интересная: были не только финны. Были, например, люди, которые танцуют Высоцкого…
— Как это?
— А так вот. Я видел уже однажды, как Барышников танцует «Кони привередливые». А тут была пара: он — латиноамериканец, она — финка, танцующий дуэт такой, очень интересный — они пришли специально посмотреть на меня, со своим продюсером, очень были счастливы. И когда на следующий день там был день памяти Цоя, я вышел на сцену, и мне закричали: «Баньку, баньку!». Но в тот день уже зал был переоборудован под банкетный, и я сказал: «Ребята, нет, Высоцкий в таком зале звучать не будет». В общем, хорошо принимали. Они немножко странные: говорили вслед: «Вон, Высоцкий идёт». (смеётся). Так мы прибавили спектаклю ещё одну страну. До этого у нас были Украина, Латвия, Литва, Чехия, Германия.
— А Израиль?
— Я не люблю стучаться в двери, но если позовут, я с удовольствием поеду.
— Я думала, у тебя должны быть какие-то особые чувства к этой стране. Ты же имеешь отношения к народу Израиля?
— Думаю, что имею, но я там ни разу не был. И как человек, который родился в Советском Союзе, на Украине, воспитывался в Казахстане, служил по всему СССР, всё объездил-исколесил, у меня с Израилем, к сожалению или к счастью, сильных зацепок нет. А если судить о генетической составляющей, то у меня украинцы, русские, поляки, греки. И евреи тоже вмешались. А в сумме получился русский, потому, что лучше всего я говорю на русском, лучше всего пишу на русском, хотя я и немецкий знаю.
— У тебя же, помимо музыки и театра, есть и другие творческие ипостаси. Ты же и художник замечательный, и писатель. Причём, можно сказать, детский…
— Ну почему, не только детский. У меня написан сценарий «Начало и конец начал», он опубликован: вышел в сборнике фантастики.
— Как у тебя рождаются литературные произведения?
— Когда ты куда-нибудь едешь, в поезде или в самолёте, или в гостинице находишься на гастролях, тебе неохота никуда идти, то ручка сама тянется к бумаге, и ты работаешь: твои герои тебя увлекают, и ты пишешь, пишешь, пишешь… Кому-то что-то хочешь сказать этим — и вот это нечто и говоришь. Повесть о Нестреляе, например, очень социальная. Как бы детская штука, но там столько правды про наше сегодняшнее время, про нашу страну. И экологические взгляды отражаются. Я хочу делать так, чтобы эти сказки не только детям были интересны, но и взрослым.
— Я как раз вспомнила, как во время одной из наших предыдущих бесед ты рассказывал про то, как увидев твою картину с изображением озера Лампушка, кто-то тебе сказал, что это то самое место, где когда-то пел Высоцкий, а потом родился фестиваль. И хочу плавно перейти к теме Лампушки. Фестиваль уже полностью закрыт, или ты надеешься на его возрождение?
— Лампушка — это такая же история, как детство. Она была, но…надо идти дальше. Лампушка возникла как международный фестиваль для многих-многих людей, в тот момент, когда у меня было много сил, когда я мог копать ямы под то, чтобы там спрятать генератор, например. Когда я мог лазать хорошо по деревьям, натягивая тенты. Когда мог выделить недельку времени до фестиваля, после фестиваля. Когда, по большому счёту, у людей ещё не было так много машин и они могли 4 км тащиться по лесу, для того чтобы выступить, с барабанами. А сейчас народ как-то зажирел, и превращать фестиваль в такую «быдловскую» историю, в которую превращаются сейчас все фестивали, не хочется. Я в этом году вообще ни на одном фестивале не был — боялся, что кого-нибудь там убью, когда мне очередное быдло рассказывает про то, что «Крым — наш», да ещё и доказывает с пеной у рта, что американцы нам вредят, а само бросает окурки направо и налево. Это не объяснить. Я живу в другой стране уже. Внутренне я — эмигрировал. Я устал бороться со свиньями за чистоту в их свинарнике. Что ты не делай, они всё равно гадят. Какая им «Лампушка»?
— Но ты как раз человек, который много боролся со свинарником: и лес убирал, и в городе скверы отвоёвывал. Больше этого всего не будет?
— По инерции, может быть. Я делаю, но на другом уровне. Если раньше можно было взять и сказать так: «Строитель, стой! Дай порубочный билет. Нет? Иди отсюда вон, это мой сквер», то сейчас ты говоришь «Стой», а к тебе приходят менты…
— Но ты же до сих пор живешь в России, в Петербурге, а значит, видишь тут что-то хорошее.
— Я не в России живу. Я живу в своём мире. Моя страна находится не конкретно на территории Петербурга. Растёт моё дерево во Владикавказе — это кусочек моей страны. У меня сделана моя скульптура в Германии — это кусочек моей страны. На Лампушке стоит «Сердце Лампушки» (памятный знак — прим. редакции) — это моя страна. Идёт навстречу хорошо знакомый человек с гитарой — это человек из моей страны. А вот Большой Дом на Литейном — это не моя страна.
— А акция с посадкой деревьев известными людьми продолжается? Кто в этом году присоединился?
— В этом году из великих — поэт Евтушенко. Сам позвонил и потребовал дерево. Посадил на 4-й Советской. Я-то думал: посажу свои 50 деревьев, без пафоса, без шума. Тут буквально недавно посадил кленовую аллею из 20 клёнов под Питером. Это болезнь — я смотрю, где можно спасти что-нибудь, и спасаю.
— Можно ли тебя назвать оппозиционером, или ты сам каким-то другим словом определяешь свою позицию?
— Я обзываю себя думателем и делателем. Оппозиция ради оппозиции — тоже не выход. Ну… Наверное, да. Но не в смысле позиции политической, я не занимаюсь политикой.
— А как же твои песенки, посвященные нашему президенту?
— Это мои песенки, посвященные нашему президенту. Если я сочиняю песенку, скажем, посвященную водителю, это же не значит, что я начал заниматься транспортными проблемами. А если написал железнодорожную песню, то не значит, что стал железнодорожником. Занятие политикой — это захват власти. Хоть на каком уровне, хоть какой власти прихватить. А у меня — просто гражданская позиция. И никто из протестных музыкантов не занимается политикой, ни Шевчук, ни Борзыкин, ни я, ни Курылев — никто из нас не рвётся стать президентом.
— Давай всё-таки немножко позитива внесём в нашу беседу. Расскажи, что будет твориться 20 декабря на «Невском, 24». Какие ты готовишь сюрпризы?
— Это будет творческий отчёт. Новые песни. Там будут друзья, друзья друзей — День рождения он День рождения и есть!
А мы, в свою очередь, удовольствием приглашаем всех читателей MuseCube, поклонников творчества Михаила Новицкого, на его творческий вечер, который пройдёт в арт-салоне «Невский,24» 20 декабря. Артист отметит свой 51-й день рождения. Не сомневаемся, что там будет очень интересно.
Беседовала Александра Смирнова, специально для MuseCube
Фотография из архива Михаила Новицкого
