Беседа с актерами Сергеем Ленковым и Варей Шалагиной состоялась в уютном фойе Театра Эстрады имени Аркадия Райкина. В интервью порталу Musecube они рассказали о своих творческих судьбах, вспомнили годы учебы и поделились мыслями на разные темы. Насколько легок и прост жанр мюзикла? О чем можно и о чем нельзя говорить в детском спектакле? Как должны строиться отношения между актерами и режиссером? Об этом и многом другом – в свежем материале Марины Константиновой.

— Какие пути привели вас в искусство?
Сергей Ленков: Мама хотела, чтобы я занимался компьютерами. При этом она не стала меня отговаривать, когда узнала о моем выборе в лице театрального института. И я просто приехал в Петербург и поступил.

— А было ли у вас при этом какое-либо представление о профессии?
С.Л.: Все начиналось со стишков на табуретках и пения в хоре. А в девятом классе мне повезло: в моем родном Бресте замечательный педагог в театральной студии Татьяна Викторовна Зарембо все объяснила по поводу возможных сложностей. И я, приехав в Петербург, поступил с первого раза на курс Красовского абсолютно без проблем.

— А у вас, Варя, насколько я понимаю, история несколько иная, так как вы из театральной семьи?
Варя Шалагина: Да, в моей жизни театр присутствовал с самого детства.

— Зачастую люди крайне скептически или даже откровенно критично настроены по отношению к детям, решившим продолжить актерскую династию. Как ваши родители отнеслись к тому, что вы решили пойти по этой творческой стезе?
В.Ш.: О профессии всегда говорили все, как есть. У меня с детства был жуткий зажим, я невероятно стеснялась, но одновременно при этом хотела на сцену. С юных лет сидела на репетициях и прогонах. Решила поступать в театральный, будучи уверенной, что родители помогут. Но мама четко сказала, что нужно много работать самой, что профессия эта ненадежная – случается безденежье. В ней бывает очень хорошо или очень плохо. И тогда я, снова струсив, стала думать о других университетах, на что родители сказали: «Слава Богу, хоть один нормальный человек будет в доме!». Но в итоге случилось то, что случилось.
С.Л.: У меня ситуация с династией другая: все мои родственники имели отношение к военно-морскому флоту или армии. Это и папа, и оба дедушки, и прадеды – героические предки. Я же сломал эту схему! (улыбается). С другой стороны, мой папа очень хотел стать актером, а в итоге стал я.

— Актеры и режиссеры часто рассказывают, что сама учеба в театральном вузе сильно меняет человека, его личность. Как это происходило с вами? Были ли какие-то вещи в учебном процессе, которые вас удивили, разочаровали или, напротив, придали сил?
В.Ш.: Учеба мне давалась с трудом. Мы учились при театре «Зазеркалье», ребята почти все были обученными вокалистами, с серьезной подготовкой. Я пела плохо, мало что понимала и горевала по этому поводу. Но мои родители, у которых был свой театр (музыкальный театр «Петербургская оперетта»), стали меня привлекать к работе. Благодаря им я стала увереннее и преодолела страхи. Потом, на третьем курсе, появились музыкально-драматические спектакли «Война и мир», «Доктор Живаго» в постановке моего однокурсника Василия Заржецкого, благодаря которым я многому научилась. В общем, доучилась я с удовольствием.
С.Л.: Я рос таким домашним мальчиком, и мне было очень страшно от неизвестности. Сильно скучал по дому, испытывал огромный стресс. Первые две учебные недели, конечно, летал, как на крыльях. Новый большой город, новые люди, много информации. Твой мозг при этом просто переворачивается, и одновременно ты взрослеешь. Первые полтора года я вообще не понимал, что от меня хотят. У меня не было никакого генератора идей по поводу этюдов, скажем. Свободного времени практически не оставалось: даже во время обеденного перерыва ты готовился к мастерству, придумывал, например, зачин. И да, это не байки, что студенты зачастую не расходятся и после занятий, репетируют по ночам, ищут что-то новое. Сейчас, правда, говорят, это уже запрещено.

— Был ли момент внутреннего страха, что все усилия могут оказаться напрасными, и удача обойдет стороной?
С.Л.: Конечно.

— А можно ли как-то это в себе преодолеть?
В.Ш.: Недавно смотрела интервью с Людмилой Гурченко, и вот она в нем сказала такую фразу: «Хочешь выжить – умей терпеть». Умей ждать и копить в себе то, чем сможешь поделиться.
С.Л.: Да, просто сидеть на одном месте не стоит – тогда ничего не произойдет. Речь здесь идет о таком активном ожидании, когда при этом процессе ты точно знаешь, чего хочешь.
В.Ш.: Можно еще добавить? Есть люди, которые пашут, как проклятые, вгрызаются в актерское ремесло зубами. Но толку все равно никакого. В такой ситуации важно, чтобы появился человек, который научит тебя трезво и здраво оценивать происходящее. Себя ведь не видишь со стороны, а адекватная критика чрезвычайно важна.
С.Л.: Согласен, крайне необходимо иметь такого человека рядом с собой.
В.Ш.: Сейчас у нас переизбыток актеров, причем, к сожалению, не всегда хорошо обученных. Они приходят в огромном количестве на кастинги, имея элементарные проблемы с речью, например. Я много раз наблюдала на кастингах подобную картину. Они, может, и рады исправить свои недостатки, но никто им о них не говорит. От этого человек застревает на месте. А учиться, я думаю, нужно всю жизнь.
С.Л.: Предыдущему актерскому поколению в каком-то смысле повезло больше – они были в труппах с конкретным руководителем, который и мог при надобности дать тот или иной совет.

— Самое время поговорить о музыкальных спектаклях, в которых вы как раз и заняты. Жанр мюзикла многие считают «легким» и «развлекательным». Но ведь по сути как раз наоборот: актер музыкального спектакля фактически работает сразу в нескольких направлениях. Это и вокал, и танец, и собственно актерское мастерство. Каково ваше отношение к подобным оценкам?
В.Ш.: Он далеко не легкий с точки зрения физических нагрузок, это правда. Легким данный жанр принято считать в плане восприятия.
С.Л.: Кстати, «развлекательный» в данном случае – это не обидное слово. Я не отказываюсь от актерской профессии, она одна и та же, просто формы ее разные.

— Кстати, а можно ли впускать в мюзиклы серьезные и даже явно трагичные темы (война, смерть), как вы считаете? Есть примеры подобных постановок, и они зачастую вызывают неоднозначную реакцию.
В.Ш.: Всё везде должно быть в меру, и чтобы при этом сделано талантливо. А не так, что я, например, сижу в зале, испытывая острый стыд за коллег на сцене. Увы, подобное случается довольно часто.

— Приведите, пожалуйста, тогда пример хорошего отечественного мюзикла, за который не стыдно во всех отношениях.
В.Ш.: Из всего, что я посмотрела, пожалуй, «Преступление и наказание» Андрея Сергеевича Кончаловского. Нельзя русскую литературу подгонять под бродвейские шаблоны, хотя бы потому, что это безвкусица. А когда работа проделана так ювелирно, как у Артемьева, — мурашки по коже.

— Теперь коснемся недавней премьеры – спектакля «Бармалей», в котором вы заняты. Есть ли у вас какое-то особенное отношение к детским спектаклям? Все ли темы допустимы в них?
С.Л.: На самом деле, с детьми можно разговаривать обо всем. Сейчас я в основном работаю в детских спектаклях или мюзиклах для всей семьи и считаю большой ошибкой, когда режиссер думает, что дети глупее, чем они есть. Они все понимают, уверяю вас. В том или ином возрасте обязательно должно происходить постижение тех или иных вещей. Если в семье не обсуждаются некоторые темы, острые или проблемные, возможно, будет лучше узнать о них из спектакля.
В.Ш.: Опять же, вопрос в подаче. Самую деликатную тему можно преподнести детям без капли пошлости.

— Что вы можете сказать по вопросу взаимоотношений между актерами и режиссером? Как они, по-вашему, должны стоится и на чем основываться? Есть же, скажем, мнение, что актеры едва ли не пешки в режиссерских руках.
В.Ш.: Пешки, а почему нет? Но радует, когда режиссер своими «пешками» дорожит и играет блестящие партии.

— Есть и полярное мнение: актеры и режиссеры должны работать в одной связке, как братья, безо всякой субординации.
С.Л.: Важно разделять эти моменты, хотя это и крайне сложно. Здесь мы дружим, а вот здесь мы уже работаем. В случае со спектаклем «Бармалей» актеры фактически оказались соавторами режиссера Ильи Архипова, постоянно что-то предлагали, привносили в спектакль. И этот человек пользуется невероятным уважением со стороны сотрудников театра, с ним хотят работать.

— Особо хочется отметить и искренне похвалить костюмы и декорации в спектакле. Очень ярко, насыщенно и красочно они выглядят.
В.Ш.: А это как раз сам Илья нарисовал эскизы.
С.Л.: Мне кажется, он вообще все может делать. Конкретно в «Бармалее» он занимался светом, звуком, гримом. Да и актер он хороший.

— Насколько вы интересуетесь, как складывается творческая судьба однокурсников, коллег, друзей? Способны ли вы получить чистое удовольствие от просмотра спектакля или фильма, не оценивая чью-то актерскую игру?
В.Ш..: Все реже и реже. Приходишь – и начинаешь рассматривать, задумываться, как здорово сделано, надо бы взять на вооружение. Это если постановка действительно понравилась. А с плохих спектаклей я научилась уходить в антракте. По-настоящему расслабиться можно только, пожалуй, при просмотре фильмов старых мастеров.

— Как раз будет хорошо поговорить о кино. Вам довелось дублировать актрису Эмилию Кларк в новых «Звездных войнах». Это совершенно отдельная грань профессии. Что вам дала данная работа?
В.Ш.: Новый опыт. Кроме того, мне крайне повезло с режиссером, Георгием Даниелянцем. Он меня воспитывает и очень помогает.
С.Л.: Я тоже, кстати, немного занимаюсь озвучиванием в русских сериалах. Однажды в кадр поставили какого-то полуслучайного человека из массовки, с жутким говором. И я был вынужден переозвучивать этого персонажа. Кстати, сейчас отечественная школа дубляжа, к сожалению, сдала свои позиции. Раньше за этим процессом внимательно следили, и результат был совершенно иным.

— И напоследок: что для вас является самым главным в профессии?
В.Ш.: Неравнодушие.
С.Л.: А для меня – искренность. От нее рождается правда.

С Сергеем Ленковым и Варей Шалагиной беседовала Марина Константинова, специально для Musecube
Фоторепортаж Анастасии Ильяйнен смотрите здесь