В 2011 году в прокат вышла лента французских режиссеров Оливье Накаша и Эрика Толедано, которая в России имела название «1+1» (оригинальное – «Intouchables»). Фильм был основан на реальных событиях и рассказывал историю аристократа Филиппа, который оказался парализованным ниже шеи в результате несчастного случая. Потеряв какую-либо тягу к жизни, устав от бесконечной жалости окружающих к себе, Филипп нанимает в качестве помощника Дрисса – человека с криминальным прошлым, который работу даже не искал. Ему необходима была лишь подпись для центра по трудоустройству, чтобы получать пособие по безработице. Фильм отражал процесс взаимопроникновения контрастных миров друг в друга настолько эмоционально и красиво, что картина, что было неожиданно, очень сильно полюбилась зрителю и критикам. Но где успех, там и подражатели из «фабрики грез», готовые запускать раз за разом конвейер ремейков. Год 2019, на экраны выходит лента «1+1: Голливудская история». Но так ли просто назвать американский поклон французской постановке ремейком?

Режиссером картины выступил Нил Бёргер — человек, ответственный за довольно успешные «Иллюзиониста» и «Область тьмы», а также экранизацию первой части подростковой антиутопии «Дивергент». Бёргер, которому не впервой уже заниматься адаптацией, не скрывает того, что его фильм вдохновлен французской лентой – он прямо говорит об этом словами благодарности в титрах. Работа Бёргера, которая называется «The Upside» (уже дважды локализаторы отличились), напоминает движение поезда, который останавливается на тех же промежуточных станциях, но добирается до них, периодически сворачивая с привычных рельс. Помимо запоминающихся компонентов оригинальной истории (пробы Дрисса в качестве художника, первого похода в оперу, эпизода со сбриванием усов), адаптация сохранила историю главных героев, роль деталей в формировании которой расширили, дабы внести большей напряженности. Филипп (Брайан Крэнстон) не просто делится обстоятельствами несчастного случая, его опрометчивость преследует его мысленно, пронося груз страданий через весь фильм до заключительного акта, где сцена полета с парапланом становится эмоциональной кульминацией. Той же схемой построения драматизма руководствуются создатели, открывая флешбеками подробности того, как жена Филиппа скончалась от рака. История Дрисса (теперешнего Делла) также понесла видоизменения, почему родилось не менее важное, чем основной сюжет, ответвление. Разыгрываемая драма внутри семьи Делла – натянутые отношения с сыном и его матерью – придала персонажу многогранного развития вне рамок взаимодействия главных героев. Несмотря на это, при всем старании Кевина Харта, персонаж утратил привлекательную глубину чувств, которую точно передавал Омар Си.

Комическое амплуа Харта трудно вытравить даже самой печальной историей, потому картина изобилует юмором, вносящим в сюжет даже избыточную комедийность. Превалируют шутки ситуативные, основанные на интеграции Делла в чужеродную для него среду – например, сцена, когда Делл пытается помыться в навороченном душе, говорящем на немецком. Подобный комизм разбавляет холодность и однообразность используемой локации (пентхаус явно проигрывает в уюте), но уровень его не всегда стабилен. Непосредственные шутки про «детеныш апельсина» (кумкват) и стартапы под названием «Ищу анашу» перемежаются с абсолютно затянутым юморком про катетеры и слово «пенис», которого Делл не в силах произнести.

Харт попал в комфортную для его актерского дарования среду, потому противиться чрезмерному количеству исходящих от него гэгов долго невозможно, подобно тому, как проникается его жизнерадостной натурой лишенный смысла жизни Филипп и сдержанная управляющая Ивонн, роль которой исполнила Николь Кидман. Приятно наблюдать, как искренне взаимодействуют персонажи, особенно в пик накала эмоций, когда Делл разбивал предметы, способствуя выплескиванию ярости уже уставшего от всех и вся Филиппа.

И пока Делл только учит Филиппа «летать», оператор Стюарт Драйбёрг выделывает такие экзерсисы, что голова кругом ходит. Камера то плавно, но быстро носится из стороны в сторону, то частенько зависает в голландских углах, формируя ощущение полета с тем же парапланом. Динамическая постановка кадра совершенно контраста средним планам Матьё Вадпьеда. Если операторская работа Драйбёрга во многом интереснее прототипа, то с завораживающим саундтреком Людовико Эйнауди Роб Симонсен не в силах тягаться. Если бы Симонсен, пусть даже неосознанно, отчаянно не пытался гнаться за Эйнауди, а создать что-то свое, не было бы желания их сравнивать и огорчаться. Пока музыка самостоятельна, она не приковывает внимания, но вот слышатся знакомые фрагменты, и ты уже мысленного продолжаешь в голове эту мелодию так, какой она была у Эйнауди, а реальность лопается, как мыльный пузырь, заканчивая резким выдохом негодования раздутых надеждой легких.

С приходящими титрами это негодование улетучивается, оставляя приятные ощущения от просмотра, сформированные высокой степенью подражания оригиналу, качественной картинкой, отличной химией между актерами, но притупленные отсутствием магии, что привносили детали в оригинальную картину. А посему возникает вопрос о том, нужен ли нам Ван Гоген, если Ван Гог уже существует?

Валерия Стойкова специально для Musecube