Когда фильм закончился, мы встали и аплодировали. Слава Богу, свет не зажигался до конца титров. Потому что мы стояли, хлопали и плакали, я и девочка лет двадцати. Я — потому что помню те времена. Она — потому что родилась в те времена.

 

Документальный фильм Дарьи Иванковой «Анатолий Крупнов: Он был» был показан на Московском Кинофестивале 19 апреля.

 

[осторожно! возможны спойлеры]

 

Эта повесть грустна и светла. О том, каким был хэви-металл в России в конце 80-х. О том, как человек Анатолий ушел из него — сначала в «Черный обелиск», затем — в «Неприкасаемые», а потом — в небеса. И была в его руках бас-гитара. А над нею — сердце.

 

Глазами жены и сына мы смотрим на пустую квартиру, где когда-то начинался русский рок. Где было много водки, много сигаретного дыма, но еще больше — той музыки, что на русском языке носит второе имя — судьба. Все начиналось здесь, в московской или питерской квартире, среди жен, детей и сотоварищей. И важнее было играть — уже не Битлз, еще не русский рок.

 

Судьба Крупнова ничем не отличается от судеб других рок-музыкантов — жены, дети, концерты, поклонники, гастроли, съемки, снова — водка, сигаретный дым и поиски того, что и есть рок.

Судьба его ничем не отличается от судеб других музыкантов. Только музыка у каждого была своя. И Крупнов долго отбивался от хэви-металла и отбился — увы, тогда, когда уже мало оставалось.

Особым акцентом в фильме — тот знаменитый 1991 год, рок на баррикадах. И глядя на молодых — Сукачева, Кинчева, Крупнова, как они были там, среди людей, что стояли у Белого дома, что пели вместе с ними — вдвойне горше слушать, как гораздо позже, в наши дни, один из уцелевших рок-музыкантов признает: мы ошибались. Мы — наивные революционеры.

 

Но повторю известную фразу: кто не был революционером в 20 не имеет сердца, кто остался им в 40 не имеет ума.

 

Все ошиблись, дорогие. И только рядом со мной в зрительном зале сидит девочка, которой не больше 20-ти. Она одна лишена нашей боли за то время, потому что родилась после Белого Дома. Она не совсем понимает, что произошло тогда и к чему это привело. Но весь сеанс эта девочка не отрывает взгляда от экрана, несмотря на гудящий от уведомлений смартфон. И подпевает песням Крупнова и Сукачева.

 

Рок взлетел в 90-е, а посадочный аэродром заняла попса и шоубиз. И те, кто так ждал своего часа, кто пошел по своей стране, поехал — на передовую, по больницам, по всем уголкам России — они не знали, что вернуться уже не смогут.

 

Некуда. Пока русский рок ходил в народ, в его доме, на ТВ, по радио, в каждом аудиоприемнике и музыкальном магазине — наравне с теми черными кассетами «Русский рок» возникли бесчисленные поделки безголосых дочек, любовниц, любовников. Еще не знали технологий пиара, но уже владели умами продюсеры. И року некуда было вернуться.

 

Золотое десятилетие русского рока на закате своем окунулось во все проблемы мировой рок-музыки. Наркота, алкоголизм, прогорание, безработица, рейтинги — все это из одного ящика Пандоры, что разбился при падении железного занавеса.

 

И невозможно судить наших рокеров. Хотя бы потому, что тогда, в 90-х, они были откровением и единственными, кого можно было слушать, на ком училось несколько поколений музыкантов, поэтов, певцов.

 

Особо отмечу режиссерскую смелость на последних минутах. Она не побоялась вынести на экран мертвое лицо. Не побоялась вставить в свой фильм долгий кадр — гроб и уже безмятежное лицо Крупнова. На большом экране смотрится еще страшнее — и важнее. Потому что на сцене они горят, они переворачивали целый зал — аккордом, словом, напевом своим.

 

Но рано или поздно, все мы будем лежать. И самое главное, как мы прожили эту короткую жизнь — от первого до последнего аккорда, от вступления до последней ноты.

 

Анатолий Крупнов прожил свою партию. Бас-гитары ли? Обелиска у него нет, и это правильно. Просто русский рок-музыкант. Их мало осталось, из того, Золотого века.

 

Мы стояли, аплодировали и плакали. Я — потому что помню те времена и уже могу понять, как расправился рок со всеми нами. А девочка — потому что она полюбила этого грустного бас-гитариста, что искал и нашел свою партию, свои самые главные слова:

 

Но я — я остаюсь.
Там, где мне хочется жить.
И пусть я немного боюсь,
Но я — я остаюсь,
Я остаюсь, чтобы жить.

 

Диана Галли специально для Musecube
Кадр предоставлен пресс-службой ММКФ