ММКФ. Божественный ворон

нуреев

 

В российском прокате фильм называется “Нуреев: Белый ворон”, в мировом — NureevWhite Crown, белая ворона. В открывающих титрах русская идиома объясняется. Но она настолько неважна, что про нее забываешь через пять минут. Потому что страна, время и сказка по имени «Нуреев» — главные герои картины.  

 

Начну с того, о чем уже писали русские критики — темы “итальянской любви” в фильме нет. Чуть вольно сняты два юноши — съемки разговора Руди и Брина. И все. И за это режиссеру Райфу Файнсу огромное спасибо. Он, по-видимому, первый, кто осмелился НЕ говорить сегодня на эту тему. А это смелость — идти против европейского и общемирового тренда. Для Файнса в этой истории важно то, что намного выше запретной любви. Обвинения в том, что фильм будто снял советский режиссер – глупы. Фильм снял человек, обладающий внутренней порядочностью, той самой простой человеческой порядочностью, не допускающей упоминания чужого порока за глаза. Современная тенденция к незаслуженной романтизации и акцентировании темы «итальянской любви» — всего лишь мода. Она пройдет, а фильм останется, потому что этот фильм — выше моды.  

 

Страна. Вся жизнь Руди до побега проходит в стране Советов — от вагона поезда, где он родился, до квартиры учителя, откуда он сбегает, как позже сбежит и из СССР. Ледяное детство, серый Петербург юности, чужой дом перед Парижем. Словно и не существовало того места, которое Рудольф мог назвать домом. Не может быть дома без свободы. Дом — то место, куда ты волен и хочешь вернуться, а когда вся страна не вольна, то и жители ее не имеют дома, только прописку. Прикрепление по месту жительства, а еще справедливее — крепостную зависимость. Нет свободы выбора места жительства или путешествий. И тема внутренней свободы в фильме – лейтмотив. 

 

Рудик, мальчик из Уфы, проходит путь от избы до дворца, в данном случае — Мариинского театра, но не задерживается и в нем. Потому что танцевать можно только свободным, только там, где есть пространство — и внутреннее, и внешнее, для разбега, для прыжка, для полета. Но если эта страна не способна дать ему это пространство, то выбор его не возвращаться в такую страну. 

 

Режиссер фильма, Райф Файнс, упомянул на пресс-конференции, что тщательно изучал биографию Нуреева. Но остается тайной, пожалуй, самой главной тайной всего фильма, как англичанин в N-ном поколении, отдаленный родственник королевской семьи, сумел не просто рассказать о СССР, о танцовщике, но осознать, прочувствовать и воссоздать на экране ту страну, которой больше нет, всю целиком — от теплушки и промозглой избы до мерзкого КГБ-эшника, сопровождавшего труппу в Париже. Охватить все: и танцклассы Кировского, и магию Петербурга, и бесчеловечность кабинетов культуры, и убогость однокомнатного рая, где жила семья Пушкина. Не пропустить, не солгать ни в одной детали — от стертых полов танцкласса до больничного одеяла, от дверей служебного входа до ограниченности советского гражданина в советской поездке. Одна сцена раздачи паспортов перед посадкой в Париже говорит о той стране и том времени больше, чем все советское кино того периода. И возникает второй герой фильма — время. А в связи с ним и самая верная цитата из Григория Горина: «Время подлым не бывает, только люди».

 

Райф Файнс реконструировал то время и был правдивее, чем советские летописцы. Быть может, потому что прошло полвека, и его фильм увидит уже другое поколение, поколение тех, кто родился на руинах СССР, но большую часть жизни прожил в Российской федерации. Страх отцов не передается генетически. И мы — уже иные. Оттого понимаем, как верен портрет того времени в фильме Файнса.   

 

Что же случилось с нашим временем и нашей сегодняшней страной, что правдивее картины английского режиссера на экране нет?  

 

И третий герой — это сказка. Волшебная сказка о личности Рудольфа Нуреева. Танцор Олег Ивенко впервые на экране в очень сложной роли. Помимо безукоризненной балетной техники от него требовалось и немалое мастерство актера. Но оттого, что это первая работа в кино, получилось восхитительно. Нет, Ивенко не подражает Нурееву, не пытается «влезть в шкуру», он своей игрой рассказывает сказку о великом танцовщике, о молодости и о преодолении, о школе и бесконечном танцклассе. Олег Ивенко и сам прошел все, о чем говорится в фильме. Балет — это постоянная работа над телом, над чувством, над собственной душой, как и любое искусство. Когда заканчивается работа над собой, тогда кончается и балет, а по сути – любое искусство, которому служит человек. 

 

Юноша, которого сыграл в картине Олег Ивенко, живее и ярче легенды о Нурееве. Максимализм и неукротимая жажда жизни показаны как идеализм и жажда искусства. Все, что познает юноша – все становится им самим. И скульптура переходит в балет, а полотна, которые он изучает в музеях, становятся частью его танца. Да и город Петербург, весь без остатка, от облупленных стен до мизинцев Атлантов – становится частью танца, частью личности танцовщика. А только так и возможно, искусство порождает искусство, чтобы создать что-то новое и по-настоящему великое, нужно брать у великого и уже вечного. Режиссер рассказывает историю не только Рудольфа Нуреева, но мягко и ненавязчиво объясняет теорию и практику творчества, если можно так выразиться. И основой всего музыка, первое из искусств. Балет немыслим без музыки, мир не существует без музыки, а фильм наполнен самыми лучшими, самыми могучими произведениями. И все сливается воедино – человеческое тело, танец, визуальное, осязаемое, сознательное, бессознательное и музыка. И фильм гармоничен и совершён, как акт, как ария, как балетная партия.  

 

Без лишних спойлеров, упомяну только, что так о невозвращении не может рассказать ни одна русская книга или фильм. Эмоции пересиливали и пересиливают любую попытку русского режиссера или писателя рассказать об этом. А Райф Файнс угадал все. Без пафоса, без пошлости, без штампов показано это бегство, эта попытка самосохранения. Вернее было бы сказать, что Нуреев в фильме бежит, чтобы спасти не себя для искусства, но то искусство, создать и преумножить которое он рожден на свет. Режиссер намеренно показывает в этой демонической сцене воспоминания танцовщика – нет, не о матери или месте, где жил. Последнее и первое, что живет в памяти Рудольфа – первая партиятам он еще мальчик в старом зале, дребезжащее фортепьяно и первый учитель. И вся Родина для него – не место, где все убого, но любо. Родина Нуреева – это его путь на сцену, в балет, преодоление. Для себя самого он не перебежчик, не «предатель». Нуреев не покидает самого главного отечества – танца.  

 

Постскриптум, который должен был идти прологом  

 

 

Так получилось, что пресс-конференция была раньше, чем мне повезло увидеть сам фильм. Райф Файнс вышел к журналистам, отвечал на вопросы, улыбался. Просил не акцентировать разговор только на нем, но задействовать и русских актеров, что сидели с ним рядом. С нежностью отзывался о работе наших актеров, благодарил. Рассказал о том, почему ему пришлось самому сняться в «Нурееве» — иначе не дали бы денег на проект. И глядя на этого обыкновенного человека не верилось, что это он – Воландеморт, блистательный управляющий отеля «Гранд Будапешт» и множество других героев. Но серые его глаза – грустны, и так глубок взгляд, что уже неважно, кто выиграл битву за Хогвартс. Этот человек понял о моей стране столько, что теперь это и его страна тоже. И Нуреев в его фильме – гораздо больше, чем все, что мы можем прочитать о Рудольфе Нурееве и увидеть на видеозаписях. Потому что весь фильм Файнса – потрясение и событие. Невозможно остаться прежним после встречи с произведением искусства, потому что оно меняет тебя. «Белый ворон» таков.  

 

Диана Галли специально для Musecube
Фоторепортаж с пресс-конференции от Анастаса Пёрушкина смотрите здесь
Кадр из фильма предоставлен пресс-службой ММКФ.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.