Конча Буика (Concha Buika), известная по всему миру испанская исполнительница жанра фламенко, воспитывалась на песнях цыган бедных кварталов Пальма-де-Майорки. Одно из европейских изданий называет ее “королевой фламенко”, а Нью-Йорк Таймс использует такие эпитеты, как «светящаяся… великолепная… превосходная».

16 сентября 2012 года в Петербурге состоялся первый в России концерт Кончи Буики и сенегальского музыканта, таинственного Шейха Ло (Cheikh Lo). Концерт организован фондом «Музыкальный Олимп». В процессе приготовлений изменения вносились на ходу. 

Еще за месяц до концерта стало известно, что он состоит из двух частей и, наряду с Буикой, приглашен Шейх. Затем Конча опаздывала к назначенной заранее репетиции, будто ее фраза про то, что она «никогда не знает, что будет происходить на сцене» действительно имеет силу.

Репетиции. Испано-английская речь. Команда Буики готовится. ¿Cajón? Aquí, aquí. Все прислушиваются к деревянной коробке родом из Перу с загадочным названием кахон. Это один из аккомпанементов Буики.

Когда попадаешь на репетиции, интересно наблюдать за тем, как ведут себя музыканты. Они не волнуются, все очень спокойны. Либо рабочему настрою удается побороть волнение.

Новости каждый час меняются. Буики нет. Буика отменяет репетицию. Буика будет позже, за час до концерта. Будет ли интервью? Непонятно. Буика сегодня не в настроении.

Тут уже начинает репетицию команда Шейха, который тем временем на улице дает интервью для телевидения.

Наступает тот самый прекрасный момент, когда ты, несмотря на все сомнения и неуверенность окружающих, чувствуешь, что все случится именно так и случится вот-вот. Ты наготове. Не упустить, узнать, почувствовать…. И вот она долгожданная награда. За то, что не боялся верить.

Я влезаю на сцену и начинаю фотографировать ход репетиции. И тут появляется маленькая смуглая девчушка с белозубой улыбкой во весь рот. Никто ее не замечает, все ведут себя как обычно. Она встает рядом со мной и так же начинает фотографировать ход репетиции. Стою, смотрю на нее, и улыбка медленно ползет к ушам. Она, завидев мою улыбку, приостанавливается и бросает полуравнодушное: «Hello!» и чуть натянуто улыбается.

Но вдруг услышав мое уверенное: «¡Hola!», она радостно отвечает по-испански.

— ¡Hola! ¿Que tal? (Привет! Как дела?)

— Muy bien. ¿Y tú? (Очень хорошо. А у тебя?)

— ¡Muy bien! (Прекрасно!)

Испанский язык раскрепощает мгновенно. Достаточно небрежно брошенного «А у тебя?» вместо русского «А как у Вас?» для сокращения дистанции в доли секунды. После непродолжительного обмена любезностями и улыбками я ее фотографирую и, видя мое смущение, она подходит и небрежно треплет по плечу, подбадривая, а затем уходит к журналистам.

Такая простая, своя. Конча.

«Вы видите эти татуировки…», — тут она задирает рукава джемпера и показывает изрисованные руки, —  «это посвящается моей матери…».

«Мои родители хотели, чтобы я стала врачом…. Чтобы я… врачом?! Да вы что с ума сошли?!».

  «Сняться в фильме?.. Не-е-ет…. Я планирую сама снять фильм…. Придумать историю, написать сценарий, стать режиссером….».

Интервью проходит сугубо на испанском. Святящаяся взбалмошная девчонка сидит и разговаривает с прессой, при этом постоянно жестикулирует и смеется.

И потом уже во время концерта когда этикет вынуждает ее перейти на английский, дающийся ей с таким большим трудом, в порыве эмоций она мимоходом вставляет испанские словечки. А затем и вовсе сбивается на язык жестов… взглядов… чувств.

Ядерная африканская смесь в ритме не только фламенко, но и соул, джаз, блюз, а также народной испанской песни копла, слита воедино в этой маленькой женщине, небрежно ударяющей себя по животу, тем самым извлекая звуки, и дирижируя другой рукой в районе горла, будто направляя те самые звуки в нужное русло.

Публика в театре собирается совершенно разная: от пожилых белокожих бабушек до молодых темнокожих мужчин и солдат. К сожалению, мало кто из пришедших был хоть как-то знаком с творчеством исполнителей, на концерт которых они пришли.

«Его называют преемником Боба Марли. А следующая… Это будет что-то другое! Это фламенко!».

Никто не ожидал подобной смены впечатления, произошедшей после концерта, как только публика узнала и услышала Кончу. Ее искренность нельзя было не почувствовать.

«Боже, она меня ошеломила! Грандиозно!».

Грациозная, босоногая в длинном черном платье она вышла, поприветствовала музыкантов и встала к микрофону. В дополнение к ней лишь рояль и кахон. Она объясняет, говорит с публикой на таком столь нелюбимом и сложно дающемся английском и даже на русском – «Спасибо!», периодически срываясь на горячо любимый испанский. Она рассказывает историю своей любви и боли, о расставании, о горе, и все-таки — о счастье. Она выпевает свою боль, вытанцовывает ее. Кахон выбивает свой ритм. Каждое движение пальцев Кончи звучит вместо кастаньет. Каждый крик – отзвуком разливается по всему залу. Сквозь все это нежным дерзким птенцом прорывается улыбка и широко разукрашивает весь рот. Она улыбается шире, еще шире, будто выгоняя свою боль через улыбку в космос. И ей удается!

Публика не может не реагировать — все кричат, поддакивают, поддерживают.

Живая, настоящая Конча. Живой источник и вместе с тем — танцующее дерево. Внезапно она остановилась, стянула с себя кольцо усыпанное камнями и протянула бабушке в первом ряду….

Tomate esta botella conmigo

¡y en el ultimo trago me besas!

(Выпей эту бутылку со мной

И в последнем глотке поцелуй меня!)

Песня из альбома «El ultimo trago», выигравшего первое «Латинское Грэмми», вживую звучит совершенно по-другому. Притом, что песни Кончи на концерте не заканчиваются в обозначенном конце «трека», они длятся, они переходят в крик, в смех, в слезы. Они продлевают себе жизнь.

Даже знакомую песню «La niña Lola» Буика переделывает до неузнаваемости — полная импровизация. Теперь понятно, почему ей не нужны репетиции — она сама не знает, чем закончится только начатая ей песня.

В конце она восторженно представляет музыкантов. «Они – маэстро! Я – маэстро! Вы все – маэстро!». На бис Конча спела уже а капелла без музыкантов, сама себе подыгрывая голосом.

Выслушав историю ее любви и боли, кто-то из зала почему-то начал ей сочувствовать: «Жаль ее….». «Почему жаль?! Она же счастлива!».

  Она свою боль превратила в песню, и боль ушла…. Она свою боль превратила в танец, и боль ушла… Она свою боль превратила в смех, и боль ушла… .

Когда концерт закончился, публика неохотно вылилась на улицу. Все строго в старом театре. Один бис, не больше. Но когда я вышла на улицу, то заметила, что улыбка все еще не сходит с лица, а некоторые зрители даже начали пританцовывать. Плач Кончи слился с криком какого-то певца на непонятно откуда взявшейся импровизированной сцене между Зоопарком и зданием театра.

Юлия Мохнаткина, специально для MUSECUBE

Полный фотоотчет можно посмотреть здесь