Вот уже 1,5 года на сцене театра «Практика» идет спектакль «Бабушки». Возникший из студенческого упражнения по речи, он впитал в себя рассказы деревенских жителей и стал отдельной  постановкой.  По замыслу режиссера Светланы Земляковой,  женщина – это бабочка, которая очень быстро превращается в бабушку. Однако ажурность спектакля заключается даже не в том, что бабушек сыграли юные девушки. Тонкость в другом — они заставили зрителя поверить. В старческий возраст, искренность  переживаний и в то, что жизнь русской деревни, на самом деле, многогранна. О том, как им это удалось, рассказали сами актрисы: Надежда Лумпова, Инна Сухорецкая и Марина Ворожищева.

 

— Спектакль «Бабушки» довольно-таки специфичен. Как вы к нему готовились?

Инна Сухорецкая:  Изначально мы репетировали постановку по Аксенову. Поскольку  действие происходило в деревне Красноярского края, Светлана Васильевна (режиссер Светлана Землякова – прим.) предложила использовать говор этой местности. И вот, мы поехали в Институт русского языка, попросили у них аудиоматериалы, на которых записаны различные диалекты. Люди называли своё имя, возраст, местность и рассказывали о жизни. Мы слушали эти записи, повторяли, пытались по интонации понять, что бабушка делает в этот момент. Ведь по движению голоса можно угадать характер человека, его настроение.

Надежда Лумпова: Сначала мы услышали «свою бабушку» в наушниках — по тембру голоса, по манере говорить  придумали себе что-то. Так потихоньку рождался образ. В какой-то момент мы все ловили себя на мысли, что ходим с наушниками и просто воспроизводим эту мелодику. Всё остальное было уже неважно. К тому же, нам предложили изменить и внешний образ — пойти в костюмерную, одеться как бабушки.

Инна Сухорецкая:  Еще нам помогло то, что удалось связаться с краеведческим музеем, который находится в городе Енисейске. Сотрудница музея по нашей просьбе ездила в Елань, встречалась там с местными жителями, задавала им вопросы, снимала видео. Они очень старались, накрыли стол, а нам ведь нужна была жизнь. Получился диалог немного наигранный. С одной стороны – люди, которые задают вопросы. С другой – бабушки, которые стараются ответить. Это и вошло в спектакль.

— Научиться говорить на чужом диалекте вам помогли эти видеозаписи? 

Инна Сухорецкая:  Нам помогла книга «Русская деревня в рассказах ее жителей».  Со всеми инверсиями.

Надежда Лумпова: Наши монологи во второй части спектакля – как раз оттуда.

Марина Ворожищева: Там, правда, разные диалекты – из разной местности. Мы старались перекладывать все на «наш» говор, красноярский – тот, который взят за основу в спектакле. Поскольку Елань и Алешкино находятся именно там. Это, наверное, было самым сложным.

— Песни, звучащие в спектакле, — неотъемлемая часть образа русской деревни. Как были созданы музыкальные фрагменты?

Надежда Лумпова: Мы специально наблюдали за народным ансамблем бабушек.

Марина Ворожищева:  То, что бабушки плачут во время пения – мы взяли оттуда. Они просто стоят, что-то вспоминают, а у них текут слезы.

Инна Сухорецкая: Причем,  не напоказ. Это живая песня — она происходит сейчас с женщиной, которая её поет. Помимо этого мы ходили в консерваторию, в их библиотеке есть песни, которые фольклористы собирают – они там хранятся, в нотах записанные. И мы нашли песню, которая была написана в деревне Елань. Мы включили ее в свою работу.

— Существуют  ли у героинь спектакля прототипы? Это образы ваших родных бабушек или наблюдения из жизни?

Инна Сухорецкая:  Я знаю, что некоторые — Надя Лумпова, Ира Латушко — делают в этой работе своих бабушек. Собственных.

Надежда Лумпова: Мы пытались соединить текст из книги, аудиозапись и свои воспоминания.  Я, например, до этого не была у своей бабушки 10 лет. Благодаря этой работе поехала к ней. На репетиции в какой-то момент нам надо было показать старческую походку, и я, действительно, вспомнила свою бабушку.

Марина Ворожищева:  А моя бабушка достаточно молодая, поэтому наблюдения как такового не было. Хотя какие-то вещи я у нее взяла — в основном, они, конечно, из пластики.

Надежда Лумпова:  Своих героинь мы никогда не видели! Поэтому решили все вместе поехать в церковь Святой Матроны, но поняли, что в Москве нет «тех» бабушек. Городские все-таки очень отличаются от деревенских.

— Легко ли было вам, молодым девушкам, вжиться в роль сельских старух?

Марина Ворожищева:  У меня сложные отношения с моей героиней. Сильное несоответствие внешнего с внутренним — с тем, что я делаю. Внешне я абсолютно не похожа на бабушку. Даже если надену пальто и платок. Но отношения с моей героиней – они продолжаются. Мы все время с ней что-то ищем, находим, меняем: в пластике, в характере. У меня многие вещи зарождались от текста: возникал внешний образ, все набиралось по крупицам. Моя работа над образом продолжается до сих пор. Каждый спектакль для меня – это что-то новое, что проявляется в тонкостях. В этом году, например, у меня изменилась пластика.

Инна Сухорецкая:  Актеру очень важно уметь переключать внимание. Если ты концентрируешься на каких-то вещах, например, важных для бабушки – все начинает само за тебя делаться.

Марина Ворожищева: Ты можешь держать внимание даже в руках. У меня был спектакль, когда я решила: сделаю старческие руки. Помню это ощущение – весь спектакль я ощущала руки: как они поправляют волосы, надевают варежки.

— Светлана Землякова сказала, что спектакль «Бабушки» – про течение времени, быстротечность жизни, которая так плохо осознается в молодости и так остро ощущается в старости. Вы с этим согласны? 

Инна Сухорецкая:  Это же очень интересный и волнительный момент.  Тебе кажется, что все впереди и далеко, что  ты всегда в начале. А если оказаться в конце жизни – вот как это? Вещи становятся другими: более важными или менее, что-то остается прежним. И вообще, сам этот миг — когда ты уже в конце. У меня в монологе есть момент, когда героиня говорит: «Там все строго по очереди», т.е. умирают по очереди. И вот ты уже ждешь, ты уже чувствуешь, что твоя очередь где-то близко.

Марина Ворожищева: Кто-то уходит первый, кто-то — второй, и ты ждешь своей очереди каждый день.

Инна Сухорецкая:  И это не так, когда люди умирают неожиданно, молодыми. А ты прожил жизнь, ты долго уже идешь к этому моменту, и вот он должен скоро наступить.

— Это осознание повлияло на что-то в вашей действительности?

Марина Ворожищева: Меняются ценности и отношение к жизни.

Надежда Лумпова: Тогда, когда мы были в этом процессе, мы все ужасно поменялись. Мы стали терпимее друг к другу. Мы каждый раз говорили о том, что это путь, который бабушка прошла —  они ведь намного мудрее, многое прощают, смотрят на всё взглядом вечности. И их проблемы про то, что корова захромала – это то, о чем надо думать. Но, с другой стороны, монолог Саши Кащеева в конце — это какая-то утопия. Просыпаться и каждое утро повторять себе: «Ура, я живой!». Ты не поймешь, пока петух не клюнет…

Инна Сухорецкая: Наш спектакль – это и есть тот самый петух.

 

Беседовала Ольга Абакумова, специально для MUSECUBE