«КарамазоВЫ»: о гениях, метафорах и сцене

В театре есть такое понятие, как «роль на сопротивление», когда артисту приходится себя «ломать», чтобы зритель увидел настоящего и правдивого героя. И поверил.

Иногда случается так, что «ломать» себя приходится и по эту сторону сцены — чтобы поверить! — в этом контексте подумалось вдруг, как часто мы даём спектаклю второй шанс, если в первый раз что-то пошло не так, возможно ли поменять точку зрения едва ли не на диаметрально противоположную?

08.12.18 в галерее Ильи Глазунова состоялась презентация рок-оперы «КарамазоВЫ». В силу некоторых причин впечатление от вечера было примерно таким: всех бесконечно люблю и уважаю; Александр Рагулин, вероятно, гений; но второй раз я на это не готова (хотя бы потому, что расслышать тогда удалось только Теону Дольникову — кто хоть раз слышал этот голос, тот понимает, что артистка своим мощным и умопомрачительным вокалом может перекрыть любые помехи звука и прочих досадных неприятностей, но возможно, боги мюзиклов и галерей именно к ней и были тогда благосклонны)…

…За прошедшие три с половиной года «КарамазоВЫ» отладили многие внутренние процессы, покорили обе столицы и множество площадок (включая Большой зал РАМТа, Театральный — ММДМ, арену «Колизей»), обзавелись оркестром, приняли в свою команду ещё несколько солистов и сыграли — 17.06.22 — 50-ый, юбилейный, спектакль!

По итогам заключительного в этом сезоне показа с уверенностью можно сказать, что Александр Рагулин, несомненно, гений.

Эта рок-опера с его и божьей помощью выступает то ли проводником, то ли «переводчиком», но изрядно приближает и упрощает сложного и «неподъёмного» Достоевского для подрастающего поколения.

И не за горами то время, когда мюзикл будет собирать стадионы.

Впрочем, обо все по порядку.

Александр Рагулин в «КарамазоВЫх» выступает как продюсер — за время существования проекта успехи его несомненны.

Александр Рагулин в «КарамазоВЫх» выступает как композитор — и хотя автор этих строк посмотрел за эти 3,5 года по меньшей мере около двухсот пятидесяти спектаклей (большую часть — музыкальных), «Веточка вербная» и бисовка рок-оперы в памяти развернулись и воспряли, как «живые». Единожды услышав их в галерее на первом показе, сейчас я была готова им подпевать!

Александр Рагулин в «КарамазоВЫх» выступает как режиссёр — вводя все новых солистов и испытывая новые залы, невозможно не адаптировать спектакль под новые условия. И этот юбилейный показ в полной мере продемонстрировал, как используются, например, возможности зала РАМТа: артисты входили и выходили из разных дверей партера, появлялись вдруг из ниоткуда, выхваченные световым пятном, низводили и наставляли с ложи бельэтажа, играли на сцене и перед нею…

Александр Рагулин в «КарамазоВЫх» выступает как автор идеи и автор либретто — низкий поклон за то, что это материал однажды увидел свет и приобщает к Свету все новых зрителей. Ведь изначально собранная на желании помочь другу команда исполнителей все это время «подсвечивается» все новыми и новыми именами солистов. В разное время и на разных площадках в каст спектакля входили и входят: сам Александр Рагулин, Владислав Погиба, Екатерина Гусева, Ольга Беляева, Анастасия Стоцкая, Теона Дольникова, Ярослав Баярунас, Иван Ожогин, Сергей Ли, Игорь Балалаев, Евгений Вальц, Денис Дэмкив, Александр Суханов, Вера Свешникова, Наталия Диевская, Кирилл Гордеев, Антон Арцев, Игорь Кроль, Антон Авдеев, Сергей Перегудов. Каждое имя на афише приводит в зал определенное количество поклонников, и далеко не все они знакомы (или помнят) первоисточник. Уверена, большая часть хотя бы молодых театралов, выходящих из зала в полном восторге, слывут некими псевдоинтеллектуалами, утверждая об «истинном Фёдоре Михайловиче в музыке» — но это и неважно. Важно то, что восторг от исполнителей неминуемо переносится на Достоевского, в помощь пытливым умам и либретто в продаже в фойе, и однажды (нет) выложенная в Сеть видеоверсия спектакля. И даже не будучи расслышанным и понятым с первого раза в зале, классик рано или поздно все же окажется постигнутым новыми слоями населения. А там, глядишь, и зритель снова вернётся в зал — за новыми смыслами, голосами, интонациями и пониманием того, что спектакль — всегда живой организм (со всеми возможными проблемами со звуком или вступлениями не там, со всеми талантами мюзикловых артистов и нереальной поддержкой из зала).

Ибо вначале было слово.

Неважно, в данном случае, слово Достоевского или слово Рагулина — хорошим спектакль не становится от того, что пересказывает роман или же излагает авторскую точку зрения на него, но если спектакль способен дать желание и возможность понять его изначальную идею и — попутно — заинтересовать книгой, то он, несомненно, прекрасен.

Книгу, меж тем, читать придётся: спектакль вырос из камерности, но остался по-прежнему если не аскетичным, то минималистичным — буквально во всем: в декорациях, костюмах и гриме. Зрителю, возможно, будет сложно сразу понять, кто кому кем приходится, и кто кому что-то вдруг и неслучайно должен, но такое решение не уводит внимание от той проблемы, что стоит во главе произведения.

На аудиокнигу «Братья Карамазовы» придётся потратить почти пятьдесят часов.

Читать (пролистывая неминуемо непостигаемое) — несущественно меньше.

Рок-опера за полтора часа донесёт сокровенное при помощи только лишь главных героев. Донесёт и заставит задуматься: о добре и зле, долге и чести, любви и ненависти, страстях и пороках, соблазнах и предательствах, о чёрном и белом, о вседозволенном и не вполне себе.

О том, кто такие КарамазоВЫ, и кто — вы.

Здесь нет многих героев романа, но есть гениальная игра.

Сцена Катерины Ивановны и Грушеньки — «дайте ручку-с» — безо всяких экивоков дает понять: чтобы уничтожить противницу взглядом, необязательно даже смотреть друг на друга — оцепенев от пронизывающих льстивого холода и обжигающей ненависти, направленных в партер, зрители всего без исключения зала уловили и показушное благонравие, и саркастичное медоточие. И ярость, воспоследовавшую затем.

Спектакль полон таких ярких моментов с абсолютом актерской игры — выверенных, неслучайных, знаковых для понимания характеров и повествования моментов: перехваченная Алешей (Денис Дэмкив) перчатка как мгновенное пресечение извержения вулкана внутри отдельно взятой семьи; сорванная Катериной Ивановной (Анастасия Стоцкая) фата; мимолетное доминирование Смердякова (Ярослав Баярунас) над Митей во время «проверки музыкального слуха»; «разоблачение» и переход от временной тьмы к вечному свету старца (Евгений Вальц); внезапная резкость интеллигентного Ивана при обнаружении бумаг (Игорь Балалаев); и переливы нездешнего смеха Грушеньки (Теона Дольникова), и бесноватость Фёдора Павловича (Владислав Погиба), и «связанные» руки Мити (Александр Рагулин) — каждый новый исполнитель привносит что-то своё, но акценты расставлены очень и очень четко, не давая возможности перевести дух и отвести глаз от сцены — единожды взглянув на случайный мессадж в телефоне, можно не успеть нырнуть обратно, настолько динамично действие во всей этой беспросветности и борьбе каждого со своими личными демонами.

Здесь нет бесконечных перемен мест действия, но есть многогранность и всеобъемлемость музыки.

За неполные два часа зритель «побывает», поддавшись мелодиям, практически во всех значимых местах романа:
…будет и многоголосье церковного хора,
…и выстраданная сыновьями молитва к матери,
…и отрывистое армейское рапортование,
…и нетрезвый спор зарвавшихся дьячков — о «протухшем человеке»,
…и любовные страдания, обращённые к немногим предметам интерьера — ничто не мешает вообразить там портрет или обрывок записки,
…и даже внезапный переход от русской плясовой к русскому же… року,
…пожалуй, даже в вокализе одного из героев можно услышать кошку, которую он то ли держит в руках, то ли давно задушил от безнадёги.

И, заметьте, все это только яркая музыка и взрывной вокал — на абсолютно чёрной сцене и силами восьми солистов…

Характер и рисунок каждого героя очень ёмко передаётся через сольные и ансамблевые номера.

Здесь нет многих сюжетных линий, но очень много метафор и смыслов.

Решённый в тотальном чёрном монохроме спектакль («раскрашенный» лишь платьем Катерины, шинелью Мити да редкими белыми сорочками) гипнотизирует «двадцать пятым» кадром: вроде, только что и был одет подобающе отец всех четырёх сыновей, но уже охальничает с голым торсом и пусетой в ухе; только что Смердяков чистил сапоги пуховкой, но мгновения спустя та пуховка становится эфемерной веревкой над выбитым стулом… Дьявол в деталях, но за деталями кроятся вечные «ценности»: деньги да любовные многоугольники.

Или лавка, что стоит перед счетными стульями: за минувшие три с половиной года и пятьдесят спектаклей она стала, пожалуй, притчей во языцех и определенным маркером в мюзикловом мире — но мало в каком предмете быта можно увидеть крест Ивана, погост Зосимы, манкую постель Катерины Ивановны и кобылу Фёдора Павловича!

И за такое пособничество развитию фантазии и насмотренности зрителя автору можно простить многое: даже излишнюю недосказанность и слишком объёмное «домашнее задание».

Но небеса нам в помощь да сердечные привязанности, ибо «глохнет Бог, коль в молитве нет любви».

А с этим спектаклем «КарамазоВЫ» у каждого случится непременная любовь: ведь любовь к некоему артисту вы непременно перенесете на любовь к проекту.

А там и до любви к гениям недалеко.

Ведь вы же не будете спорить, что депрессивный «двухсотлетний» Фёдор Михайлович и наш с вами реалистичный современник и «переводчик» — гении?

Впрочем, если будете спорить, перечитайте классика и дайте спектаклю ещё один шанс.

Он того стоит.

Ольга Владимирская специально для MuseCube

Фотографии Любови Гайворонской можно увидеть здесь


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.