Моя смерть разрубит цепи сна,
Когда мы будем вместе!
«Крематорий»
«Мусорный ветер»

Любителям традиционного театра смотреть «Раскольникова» Коляды скучно: видали мы и не такие глумления над классикой. Поклонникам театра нетрадиционного смотреть «Раскольникова» Коляды скучно тоже: видали мы и не такие глумления над классикой! И тех, и других в зале театрального центра на Страстном оказалось, судя по нескольким уходящим шорохам по ходу спектакля, немного. Какая же буква осталась на трубе… в этом слове?

От самого романа, строго говоря, в полуторачасовой буффонаде — рожки да ножки, причём далеко не те, которые до сих пор считались достаточными и необходимыми при сценографировании измотанного интерпретациями детектива.

Постановщик предварил действо пояснением: мол, объясняя молодым артистам, как им воспринять актуальность этой истории, он предложил им вообразить, что некий юноша «сделал гадость, снял на видео, выложил в ютуб и ждёт лайков». Недоброжелатель скажет: режиссёр саморазоблачился. Мы – доброжелатели, мы при встрече с необычной культурной тенденцией будем пытаться её понять.

Центральным персонажем «Раскольникова» являются цепи. Он таскает их на себе, пытается сбросить, сдать в залог, украсть, расплатиться ими, ступает по ним босыми ногами, аки по углям раскалённым, и в конце концов засыпает на них полуголый, словно в покойной постели. Метафора слишком открытая, чтобы её пояснять.

Респект и уважуха Мураду Халимбекову (Раскольников) – когда он произносит достоевское слово, то кроме как «красавец» другого слова и не подберёшь в его адрес, а это точно соответствует описанию героя в романе.

Ещё в программке вы обнаружите двух господ, исполняющих все не вычеркнутые творцом роли. Если идти простым логическим ходом, эти молодцы отвечают за то, чтобы у Родиона Романовича стабильно двоилось в глазах: перед ним две Настасьи, сиамские Порфирии Петровичи, анонимные советчики-тусовщики и так далее. Только элегантный Лужин (Игорь Баркарь) появляется собственной персоной, впрочем, прикинутый, кажется, в стилизованный наряд той неизвестной пострадавшей барышни с бульвара. Однако, присмотревшись, можно заметить, что «двойники» — отнюдь не близнецы. Настасья номер один груба и подозрительна, номер два – ласкова и туповата. Правый Порфирий логически строит диалог и выдвигает аргументы – левый же только сопит и всхрапывает, как ненаевшийся монстр. Уж не глюки ли посещают бедного студента? Предположу иное.

Раскольников, как всякий неуверенный в себе, но амбициозный маменькин сынок, во всём невольно ищет – и, естественно, находит – негативный подтекст, скрытые мотивы, подлую червоточину. От природы парень совсем не плох – лишь тепличное воспитание сделало его настолько слабым, что он стал опасен. На сцене эта двойственность бросается в глаза, когда «гости» оставляют его одного. С героя спадает маска (всякий раз разная: «заискивающий клиент», «циничный мачо», «занудная невинность» и т.д.) – и буквально сияет его истинное, искреннее, по сию пору детское лицо, обличая и страдания по убиенной лошадке, и нежность к матери, и страх за сестру, и отвращение к насилию и убийству.

А как же Сонечка? Неужели и с ней он не откровенен? А Сонечка – на проводе. Ага, он общается с ней по вотсапу, в видеочате, под танцульки, плавно переходящие в каторгу.

Самое сложное для эгоцентрика – обрадоваться тому, что он не одинок. Но это, выражаясь словами Достоевского, уже тема для следующей истории. Когда лицо будет отмыто от последней маски.

Елена Трефилова специально для MUSECUBE
Фотографии Ирины Мишиной можно увидеть здесь
Фотографии Екатерины Щербаковой можно увидеть здесь