(Продолжение интервью от 23.06.2017 года)
23 июня в Малом зале Филармонии им. Д. Д. Шостаковича прошел необычный концерт-представление, который объединил театральный перфоманс, классическую и современную музыку, поэзию.
В интервью для MuseCube Ирина Шарапова – профессор кафедры концертмейстерского мастерства Санкт-Петербургской консерватории и заслуженная артистка России, а также музыкальный режиссер Артем Вольховский рассказывают о молодых музыкантах, творческой реализации и приобщении молодежи к академическому искусству.
— Ирина Александровна, какой Саша в повседневной жизни?
— Я не знаю, в кого пошел мой сын. Явно не в меня! У него удивительный характер, толерантный.
Мы с ним большие друзья, и я считаю это настоящей удачей.
Сашка – это человек праздник. Наверное, здесь сыграло роль то, что когда в детстве у него были важные события, достижения, я устраивала маленький домашний праздник.
Он провел безоблачное детство. Его очень любили друзья: Сеня Гуревич, скрипач, с ним с 6 лет. Его любили в классе, он был очень открытый и абсолютно беззлобный, в нем не было чувства собственности. У него не было чувства потери, он легко все отдавал. И это качество сохранилось. У него не было профессиональной оголтелости, даже когда началась многочисленные европейские выступления. Он не делал ничего с целью прославиться. Все что он делал – он делал очень органично, потому что он так жил. Саша очень домашний: любит дом, в котором он не был 11 лет, потому что уехал в Цюрих в 15 лет.
Все его детство было наше совместное, я ходила на все уроки в класс его первого педагога Карины Малеевой. И ездила вместе с ним. Это было очень нелегко и материально. Но все поездки, все, что раскрывалось в мире вокруг арфы, было невероятно! Когда мы приехали впервые на арфовый конгресс, в Женеве, и подходили к стеклянному зданию, где было много арф, Саша увидел их и заплакал, потому что никогда не видел таких великолепных инструментов. А у нас дома была арфа, собранная из кусочков непонятно чего.
Он все время что-то придумывает, в 6 лет появились его первые композиции, он даже не сумел записать. Я храню! То, что он сочиняет сейчас, очень интересно. Я это говорю, как музыкант, а не как мама, потому что всегда была его самым серьезным критиком.
— Как мама, а не музыкант, что Вы желаете для своего сына?
— Я хочу, чтобы ему было хорошо. Потому что иногда люди с очень успешной карьерой не очень счастливы. Еще желаю, чтобы он состоялся. И чтобы был счастливым и гармоничным человеком. И, в конце концов, сделал мне внуков! Можно мне внуков? (Смеется). Да, я хочу!
Хочу, чтобы рядом с ним был человек, с которым ему хорошо, а не тот, с кем престижно. И чтобы были детки.
— Ребята готовились к концерту, в котором был задействован в том числе и режиссер…
— Артем Вольховский – очень хороший мальчик! Мы вместе делаем проект… Я работаю с молодежью: мы делаем в Малом зале филармонии абонемент «Призрак оперы», где участвуют молодые певцы, режиссеры, пианисты
— Это проект салонного формата?
— С одной стороны да, с другой – это филармонический театр. И минимумом средств мы создаем постановочные концерты. Режиссеры делают эти постановки, и Артем один из самых интересных. Поэтому я его пригласила, чтобы он занялся светом и иным оформлением к концерту. (прим.: концерт в Филармонии, прошедший 23 июня 2017 года)
— Вернемся к Саше. Какие были трудности в процессе становления, как их преодолевали?
— Мысль была одна: где взять денег? Нам не помогали никакие фонды. Особенно сложными были первые выезды. Саше было 9 лет, когда кто-то нашел конкурс в Бельгии. Я обнаружила, что у нас есть дальняя родственница, и она с удовольствием нас приняла у себя. И только поэтому я решилась на поездку. Это было в Намюре – во французской части Бельгии. Сашка сыграл, и ему дали первую премию. И с этого все завертелось. Его пригласили на конгресс, на следующий конкурс.
Там была такая смешная ситуация. Мы приехали и спросили, на какой арфе играть. Нас проводили в комнату, к нам подскочил очаровательный француз и сказал: на эти арфы не смотрите, это плохие арфы, а вы играйте на этой арфе. Это была арфа фирмы СAMAC, которая обеспечивает инструментами Францию и часть Европы.
Другими были арфы дома SALVI (Сальви), эксклюзивным представителем и лицом которого является теперь Саша.
Затем мы поехали на арфовый конгресс в Женеву. На Сашино выступление пришли все педагоги. Пришел и Виктор Сальви – глава торгового дома Сальви. Эти фирмы всегда привозят свои арфы на арфовые конкурсы и фестивали, потому что там их покупают. Есть арфисты, которые играют исключительно на них. Сальви послушал выступление и пригласил нас на беседу, чтобы определиться с дальнейшей учебой.
Затем Катрин Мишель (ведущая мировая арфистка) подошла к Сальви и очень элегантно все определила. Саша стал ее учеником, и по сей день поддерживает с ней самый тесный контакт. Мы приезжали в Париж заниматься. Катрин давала уроки Сашей, потом возила на концерты по всей Франции.
Характер у нее очень нелегкий, она очень экспрессивна и легковоспламеняема. Был такой случай на уроке, когда Катрин говорила:
— Саша, играй!
Саша играл, она говорила, что у Саши призвуки. Он снова начинал играть. Она повторяла про призвуки.
Саша играл третий раз. И затем Катрин говорила:
— А, Саша, ты хочешь играть с призвуками? Значит, это твой выбор! Но я в этом участвовать не хочу!
Одевалась и уходила из дома.
Она драла с него три шкуры. И, видите, не напрасно.
— Как Вы с Сашей это выдержали?
— Не знаю… Я всегда была рядом.
Потом Саша взял первую премию на французском конкурсе: все были поражены, что это сделал русский мальчик. Он играл «французистее» французов.
Когда Саше было 15 лет, Катрин преподавала в Цюрихе. И она сказала, что хочет видеть его учеником своего класса. И вдруг нам позвонили из Вены и сообщили, что ждут, будет награда, и просят обещать, что мы придем. И потом уже Катрин сказала, что она ждет Сашу в ту же дату, когда его ожидали в Вене. Но я дала слово там быть и отказала Катрин.
Мы поехали в Вену. Получали инструкции на каждом шагу: куда ехать на такси, в какой отель заселиться, во сколько быть в королевском дворце, что должен сыграть Саша. В день награждения в зал дворца вошел австрийский президент, который вручал награды за выдающийся талант и вклад в европейскую культуру. Он вручил награды трем людям: Саше, директору Венской оперы и еще одной певице. После этого Саша сыграл свое сочинение. В соседнем зале был фуршет, а вечером – концерт в посольском доме.
— Как в кино!
— Да. Я даже потеряла туфельку там (Смеется).
А Катрин взяла запись Саши и отвезла в Цюрих. Его приняли по кассете.
Когда мне говорят, что я лихая мать, что отпустила ребенка за границу, мне смешно это слышать. Потому что это было не благодаря мне, а вопреки.
— Это было решение Саши?
— Нет. Саша жил как живется. Он совсем не хотел никуда ехать . А Катрин настояла. Система стипендии позволяла ему платить за школу.
— Что Вам ближе из проектов Саши, из того, что он делает сейчас?
— Я классический музыкант. Мне нравится то, что он делает для арфы: он виртуоз и действительно открывает новые возможности инструмента в своих композициях и аранжировках, арфовых фантазиях на оперные темы. Счастливый момент — когда он подарил мне ноты своей фантазии « Шехерезада» с посвящением мне. Это очень тронуло.
Я хочу, чтобы у него была яркая и насыщенная музыкальная жизнь. Ему есть, что сказать людям!
— Артем, а тебе есть, что сказать людям? Расскажи, пожалуйста, кто такой оперный режиссёр, что он делает и зачем нужен? Расскажи, пожалуйста, немного о своей профессии.
— Работа у меня интересная. (Улыбается) Я работаю с самыми утонченными людьми: с музыкантами, певцами. Надо понимать, что голос зависит от состояния организма, от состояния музыканта. Поэтому всё, что делаем мы, подчиняется законам музыки, законам жизни певца. Мы стараемся бережно к ним относиться. При этом выразительность мизансцены должна сочетаться с музыкальной фразой, не идти с ней в разрез.
Оперный режиссер организует действие на музыке. То есть, здесь проявляется специфика, отличная от драматического театра: действие подчиняется законам музыки. Нам только остается понять, что у нас за пространство, придумать образ спектакля. Это зримая метафора, которая обобщает всё действие и все художественные приёмы. Нам необходимо сделать спектакль стилистически единым,
чтобы он оставлял целостное впечатление. С образом спектакля и его изменением в действии связано сообщение, которое мы хотим направить зрителю. Постановщика должно волновать, что и как поймёт зритель, донесём ли мы до него свою мысль. А дальше мы создаём мизансцены. В сформированном нами пространстве даём артистам задачи в соответствии с законами развития действия, конфликтом, который разворачивается в нашей сцене. Артисты не просто перемещаются, меняя композицию фигур на сцене, а образуют символическую мизансцену, действие нанизывается на ткань музыки.
— Почему ты выбрал эту профессию?
— Я видел, что музыкальный театр не вписывается в законы драматического театра, и хотел понять различия. Что нужно делать, чтобы получилось правдиво, но при этом не навредить музыке? Как найти баланс между зримым и звучащим?
Меня вел потрясающий мастер — Народный артист России Станислав Леонович Гаудасинский. Это человек, который формировал наше мышление, учил искать в музыке нужный образ, затем вместе с художником преобразовать его в зримый и читаемый зрителем сценографический приём, то есть ключ ко всему спектаклю, и затем символической мизансценой раскрывать мысль, идею в каждой картине оперы, не упуская из виду целого. Нам нужно понять структуру музыкального произведения и, не увлекаясь дроблением большого и единого на элементы, полностью разработать действие с помощью сценографии, света, мультимедиа, создать некий синтез выразительных средств и приёмов.
— 23 июня вы делали концерт с Сашей и Сеней. Как происходило ваше взаимодействие?
— Прежде всего, хочу сказать, что это уникальные музыканты, которые могут и импровизировать, и исполнять академические вещи.
Так был задуман концерт, что первое отделение было классическим, а второе – с элементом шоу. Зритель ждет зрелища, впечатлений. Каждый человек обладает в большей мере или аудиальным восприятием, или зрительным. И чтобы каждый пришедший на концерт вынес полное впечатление, мы соединяем свет, кино, слово и, самое главное, музыку. Все идеи, которые возникли в процессе создания концерта, исходили от Саши и Семёна. И всё, что делалось вокруг этих идей, было направлено на то, чтобы сделать музыку более доступной слушателю. Цель – заинтересовать и подготовить зрителя к восприятию и классической музыки, и новых произведений и даже направлений в музыке. Два произведения Саша и Сеня написали специально для этого концерта.
Приобщение молодежи к академическому искусству – это важно. Многие идут в филармонический зал с неохотой или не идут туда совсем, руководствуясь мыслью, что это скучно, нудно; что опера – это где «все поют, но ничего не понятно». От этого мы стремимся уйти, приобщить и заинтересовать зрителя.
— Над каким проектом ты работаешь вместе с Ириной Шараповой?
— Ирина Шарапова – это пропагандист классической музыки. Причем, вовлечены в сферу ее концертов не только произведения классические, но и оперы современных композиторов. Сцены из опер, поставленные режиссёрами превращаются в действа. Мы создаем атмосферу, разрабатываем рисунок действия, а зрителю приходится фантазировать, какие могут быть декорации, придумывать, где происходит действие: в замке, на лоне природы, потому что мы играем без декораций, есть только костюмы и минимальный реквизит. Но порой целенаправленно мы отказываемся и от этого. Ирина Александровна делает вступление к каждому номеру концерта, где рассказывает историю произведения, какой-то случай, курьез, проводит параллель между нашими днями и прошлым, сравнивает музыкальное произведение с литературным первоисточником.
Залы всегда полные. Ходит не только старшее поколение, но и молодежь.
— Есть произведение, которое хочется поставить на сцене?
— На самом деле, Ирина Александровна осуществила мои мечты. Я не представлял, что прикоснусь к опере Альбана Берга «Воццек», к Рихарду Штраусу («Ариадна на Наксосе»); не представлял, что поставлю финал «Царской невесты», финал «Паяцев».
Мне хотелось бы идти дальше в рамках этого проекта. Ирина Александровна угадывает моё направление мысли: что вот именно это мне понравится, будет интересным, и я это сделаю с радостью.
Хотелось бы поставить «Видения Иоанна Грозного» С. Слонимского: эта вещь ошеломляющая, огромная, малопластичная, как говорит об этой опере сам композитор, для импровизированных площадок она не подходит. Но очень хочется ставить его произведения, в том числе «Смерть поэта» на стихи М.Ю. Лермонтова.
Интересно вовлечь оперы молодых композиторов, которые сейчас творят. Интересен мне также синтез музыки и слова, сочетание драматического театра и музыки. Это прорастание искусств друг в друга очень плодотворно.
Сейчас (так и хочется сказать, в наш жестокий век), когда в основном требуется увеселение и развлечение, те, от которых зависят постановки (я говорю не о ведущих театрах города и страны), предостерегают от того, чтобы «тащить» на сцену «слезливые», трагические, требующие переживания произведения. Но если мы, а с нами и люди, для которых мы всё это делаем (ведь не для себя же или не для узкого круга посвящённых), не будем чувствовать, сопереживать, то превратимся в роботов. Здесь дело в глухоте, в отторжении всего того, что требует духовной работы. То ли это от переизбытка потока информации, обрушивающегося на человека, то ли от непростой и без того жизни людей, то ли от утверждающегося в сердцах эгоизма. Но надежда всегда должна быть. «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», «Воццек» — это всё произведения с огромной драматической пружиной, где раскрываются вневременные проблемы. Эти вещи заставляют посмотреть, что может быть с человеком, как точно не надо жить, заставляют содрогнуться, и как-то поменять мышление и, самое главное, очиститься от того наносного, что прилипает к человеку, пока он живёт, периодически то теряя, то находя себя в этом мире.
Беседовала Алена Шубина-Лис, специально для MuseCube
В репортаже использованы фотографии Дмитрия Колосова
Добавить комментарий