В Санкт-Петербурге подошел к концу XXIV Международный театральный фестиваль «Балтийский дом», порадовавший своих зрителей неожиданными спектаклями из разных стран. 11 октября, в предпоследний день фестиваля, на сцене театра выступили гости из Германии – театр города Оберхаузен со спектаклем голландского режиссера Брама Янсена «Анатоль» по одноименной пьесе австрийского драматурга Артура Шницлера.

Для Янсена фестиваль «Балтийский дом» уже не первый, в прошлом году его дебютный спектакль «Фрекен Жюли» был тепло встречен жюри и публикой. В этот раз режиссер снова обратился к классической драматургии, обладающей ярко выраженным импрессионистическим настроением. Спектакль «Анатоль» достаточно близко следует концепции этого художественного течения: в восприятии зрителя единая картина складывается из разрозненных пятен историй, подобно полотнам французских живописцев. Пьеса состоит из семи новелл, объединенных главным героем – вечно рефлексирующим молодым человеком Анатолем (Константин Бухольц), уже физически вышедшим из пубертатного возраста, но эмоционально все еще напоминающим подростка. Его метания, поиски и опыты с женщинами поддерживает и оценивает друг Макс (Петер Варос), персонаж глубоко сатирический, стремящийся вернуть Анатоля в русло морали и приличий.

И если мужчины выглядят забавно-комичными, вызывающими жалость и довольно понятными, то женщина в спектакле все равно остается загадкой. Актриса Анжела Фалкенан представляет семь ипостасей, попеременно проживая истории героинь спектакля, блеснувших в жизни главного персонажа. Однако воспоминания – всего лишь пыль для Анатоля. Поэтому такое состояние ненужности, опустошенности и обреченности вызывает актриса, когда между сменой ролей она сидит без грима и одежды, и кажется, что от женской личности осталась одна оболочка, из которой вынули душу, – настоящая кукла Олимпия из «Песочного человека» Гофмана. Истории, случающиеся с героинями, одна печальнее другой, хоть и заправлены они комическим соусом. Девушка-нимфетка, наездница из цирка, актриса – женские маски сменяют одна другую, их прихотливо чередует Анатоль, о котором зрители не знают ровным счетом ничего. По первым сценам спектакля можно подумать, что это театр без купюр, предельно натуралистичный, бытовой. Но чем дальше действие разворачивается в пространстве и времени, тем яснее становится, что от простых и понятных физических действий герой Анатоля переходит к пространным рефлексиям, а мизансцены выглядят все более и более условными. Анатоль – воплощение абстракции, в нем можно увидеть любого: дьявола, ловеласа, неврастеника, маньяка, что подчеркивается не только игрой актера и репликами, но и окружающей обстановкой.

У спектакля Янсена неожиданное решение сценического пространства: площадка разделена на две части деревянной перегородкой в форме ракушки таким образом, что невидимая часть отражается в зеркалах левой половины сцены. Получается, что большую часть спектакля зритель видит не самих актеров, а их многочисленные зеркальные отражения, превращающиеся в мутантов путем простого преломления света. Зеркала – главный мотив всего происходящего. Именно сквозь призму бездушного и беспристрастного зеркала Анатоль узнает себя, пытаясь уловить изменения собственного поведения, и теряет индивидуальность, целиком растворяясь в своем порочном двойнике. Прозрачная зеркальная поверхность становится отражателем мыслей мужчин, репрезентируя на суд публики откровенную любовную сцену.
Несмотря на то, что датировка пьесы относится к рубежу девятнадцатого и двадцатого веков, она до сих пор выглядит остросовременной, и это впечатление многократно усиливается в спектакле голландского режиссера. Ретро-костюмы и литературный язык еще больше оттеняют устрашающий гротеск повествования о нынешнем веке, когда отношения – не более чем занимательный анализ партнера, по сравнению с которым опыты Базарова над лягушками и людьми из тургеневских «Отцов и детей» кажутся невинной шуткой, тогда как истинный нигилизм находится внутри Анатоля, отрицающего что бы то ни было глубокое и не сиюминутное. Он легко лицемерит, обманывает, лукавит, вредничает, но все эти нелицеприятные действия совершает искренне, абсолютно не сомневаясь в своей правоте. Он не притворяется, он действительно не знает себя («Представь себе только этот контраст! Что же меня касается, то я им сыт по горло! Это опять один из тех случаев, которые говорят мне, что в основе я чрезвычайно честная натура»). И от этого неромантического натурализма становится страшно.

Елена Бачманова, специально для MUSECUBE

В репортаже использованы фотографии театра-фестиваля Балтийский дом