Гоголь -центр начал как заправская поп-звезда: пара скандалов, куча  публикаций, оптимисты и скептики… половина людей еще не ходила, но уже за, другая половина — не пойдет никогда, но уже окончательно и бесповоротно против… Мы мало того, что пошли, так еще и вам расскажем, чего там и как. Из милых приятностей: невероятное количество девушек/юношей, готовых быстро найти  вешалку в гардеробе, показывать,  где-чего и  постоянно и, даже кажется взаправду, улыбаться.  А время перед спектаклем можно скоротать, бешено скидывая в   инстаграм фото типа «я и Digital death» …или » я и FuckingTVs»- работы с такими примерно названиями хаотично заполняют фойе в рамках выставки » Zeta-ПОТОП».
Про МЕТАМОРФОЗЫ: разговор  будет вестись в рамках программы ООН по ликвидации театральной неграмотности. Спектакль поставлен по классическому и даже каноническому тексту, автор которого Публий Овидий Назон. Не комплексуйте:  нас тоже пугают люди с двойными  именами  и отсутствием  отчеств, и мы тоже не читали ни оригинального текста на латыни, ни , боже упаси, перевода Шервинского , написанного гекзаметром… и вообще, ходят слухи, что если произнести  три раза подряд » гекзаметр» — можно вызвать дьявола. Но истории про Дедала и Икара, Нарцисса и Эхо,  царя Мидаса, Пигмалиона и Галатею, Орфея и Эвридику в той или иной мере известны всем.

Постановщики Кирилл Серебренников и Давид Бобе выбрали их и еще несколько из более чем двухсот мифов, объединенных идеей превращения — МЕТАМОРФОЗЫ (в Древнем Риме как-то не заморачивались : книги были примерно о том же, что и их названия). Бобе очень удивлялся, что в России так поверхностно знакомы с классикой: французы запросто вворачивают в разговор фразы типа » не будь ты таким Тиресием»… или » не строй из себя Филомелу»…
Так что вопрос адаптации текста возник как-то сам собой.  Взялся за сизифов, простите античный каламбур, труд   Валерий Печейкин. Чтоб не гадать, чего хотели  режиссеры и какие задачи  перед  ним  ставили,  мы прямо у него все и спросили. И  он нам такой: «В проект меня пригласил режиссер Кирилл Серебренников. Это была наша первая большая работа, кроме того, я впервые занимался адаптацией и продвигался по овидиевскому тексту «на ощупь». Нужно было выбирать из нескольких переводов и, в целом, «облака» текстов, которые окружают «Метаморфозы». Нужно было соотносить друг с другом множество смыслов, в том числе соизмерять культурный масштаб автора и свое «посягательство». Помните, у классика «Мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери». Мне помогли сказки Власа Дорошевича, который занимался не «осовремениванием» древних историй, а гораздо более тонкой и сложной работой — поиском психологической совместимости современного читателя и «дел давно минувших дней». Надеюсь, нам это удалось и мы не слишком прогневали Юпитера.»
Даже к такому  исчерпывающему  ответу  нам есть, что добавить. Например, что режиссер Давид Бобе уже не впервые работает с классическими текстами, и даже не впервые делает это в России , и даже с актерами 7-й студии — основными резидентами Гоголь-центра — уже работал. Основная идея его — показать, что за несколько тысяч лет ничего не изменилось, и люди из спальных районов живут теми же проблемами, что и их  предки в туниках и хитонах: любовь/ненависть,  жизнь/смерть, смирение/месть — универсальные категории, и не обязательно отличать Зевса от Юпитера и даже Юпитера от Юноны, чтобы проникнуться спектаклем.
Создатели Метаморфоз поработали соавторами Овидия , придумав Полутварь — очень синтетический  персонаж : в традициях античности был приговорен Богами к превращению в тварь, но  в традициях современных реалий не превратился до конца из-за разбодяженного состава. Получился в каком-то жутком смысле герой нашего времени, человеческая половина которого мучается воспоминаниями о потерянном счастье  в то время как другая ведет жизнь абсолютно звериную — презираемая людьми, обитает на помойках. Напоминает бомжа, кем по сути и является, учитывая антураж — ржавые машины, полиэтилен, арматура и горы мусора на сцене. Очень круто сделанный Никитой Кукушкиным персонаж  в рамках спектакля связывает непересекающиеся истории, помогая адаптировать архаичность Овидия к миру жителя мегаполиса.

Главное — не стараться   увидеть ИСТОРИЮ. Ее нет, причем, видимо, так и задумывалось. Каждый миф впаян в  действительность,  но сериала не получилось — скорей, документальная хроника жизней, связанных общей реальностью, но идущих параллельно. Орфею, переживающему  что  кто угодно может написать мертвой Эвридике  в Контакте, нет дела до мстительной Прокны с ее сомнительным кулинарным талантом, как и людям, спешашим по Нижнему Сусальному на модную постановку нет дела до сотен, один в один как Полутварь, обитателей привокзальной площади.
Овидий, создав такой монументальный труд, не стал делать выводов, предоставив это потомкам. Серебренников и Бобе сделали, но не так , чтобы утешительные: у Богов было три чаши — в первой добро, во второй зло, в третьей…тоже зло. Эту реальность придется принять. Мы беспомощные прибиты к миру, который создали сами, обреченные на вечные метаморфозы.

Стелла Татевосян, специально для MUSECUBE

Фотографии с официального сайта Гоголь-центра.