Секс, Раскольников и «Роллс-Ройс»

У меня только два вопроса к сегодняшнему спектаклю.
1. Зачем вы заменили Шиллера на Библию в «Романсе господина С»?
2. Где Ефим Шифрин?

 

А теперь грубо, жестко и рок-н-ролла не будет. Он мертв. Аки Лазарь.

 

Московский театр мюзикла. Рок-опера «Преступление и наказание». 12 лет после выхода диска с ариями. 30 с лишним лет после рождения этой оперы. 3 часа секса, Раскольникова и «Роллс-Ройса».

 

Ах, да, мало кто помнит сияющую фаллическую маковку «Шангрила», что некогда высилась здесь, на боковой лесенке в бывший «Пушкинский». Я не только помню ее, но и видела вблизи, пыталась отковырять с нее ультрамодные (в начале нулевых) диодные элементы. Сегодня ее не хватало. Покойся с миром, маковка.

 

Но ты горела сегодня, там, на углу Страстного и Дмитровки. Ты горела.

 

Раскольников на вас орет.
Соня — истерически.
Свидригайлов — единственный альфа-самец.
Порфирий не удался.
По порядку.

 

Московский театр мюзикла — волшебное место. Там есть эскимо, которое по вашему желанию обмакивают в глазурь или сироп. В буфете реально хороший кофе. Персонал синхронен, как часы, связан в одну радиосеть и существует для зрителя! Для-пробел-зрителя-восклицательный знак.

 

Даже туалеты рассчитаны на разумное количество желающих.

 

В фойе можно поселфиться, пофоткать себя с топором и Раскольниковым. В зале — хорошо. До тех пор, пока не открывается занавес. Потом вам просто бордово и фиолетово.

 

Чтобы выйти в антракте из зала — нужно вспомнить, кто ты, где ты и зачем. Впрочем, зачем — не так уж и важно. Важно — что это было и как теперь с этим жить?

 

Как так получилось, что американский «Оскар», три медведя Берлинского фестиваля и Каннские ветви живут на сцене Московского театра мюзикла? Почему режиссер Андрей Сергеевич Кончаловский не захотел получить их все разом, в один год, за один фильм, который не снял, а поставил на этой сцене?

 

И очень жаль, что не довелось увидеть в роли Порфирия Петровича Ефима Шифрина, простите, что пишу ваше имя без отчества.

 

Раскольников достался молодому актеру Александру Казьмину. По всем своим природным данным — попадание. Мощный вокал. Отличная игра. Смелая и бурная работа с текстом. Яркий талантливый актер. И красивый, чего не отнять. Лет через десять он будет украшением любого проекта, будь то кино, ТВ, театр, мюзикл, оперетта. А пока — он прямо во время спектакля набирает массу, плотность и вес, разгоняет зал, загоняет своего героя и не обижает Достоевского. Который вручает ему топор. Собственноручно.

 

Казьмин замечательно передает всю подростковую сущность Раскольникова, которого не понимают школяры, жующие этот роман в старших классах. До романа нужно дорастать, школьники шпарят по шпаргалкам, получают ЕГЭ и валят. Чаще — в офис, реже в армию, но почти все — сваливают книгу в ближайший буккросинг и мечтают никогда не встречать старуху-процентщицу, то есть ипотечного менеджера. Которого, опять же, хотят завалить, если придется. Но смутно понимают, что нельзя, а значит, недаром Достоевского мяли в руках. Именно мяли, но не держали.

 

Казьмин и Маракулин мягонько пародируют Шерлока с Мориарти, вместе взятых, в сцене с самоубийством Свидригайлова. Ах, да. Рейтинг — 12+. Самоубивается там Господин Хороший. Хотя, какое ж то самоубийство, он же говорит- в Америку еду.

 

Господин, он же Свидригайлов, чьи накрашенные губы, свита/охрана и синий «Роллс-Ройс» наводят только на одну ассоциацию. У Свидригайлова не малиновый пиджак. Он алый. У него нет цепуры с гимнастом, болтов и мобилы.

 

Зато у него две самых сильных арии, что 12 лет назад порвали сайты, которые мы писали на narod.ru, а позже — на ucoz. Спасибо тому, кто первым выложил тот диск в сеть.

 

Этот новый русский, Александр Леонидович Маракулин, тогда, 12 лет назад спел две этих арии для диска. Но уже тогда не существовало другого актера на эту роль. Нет ему замены и сейчас. Живой, яркий, самобытный, сильнейший сегодня актер в плеяде актеров мюзикла его лет. Один из созвездия.

 

Звериная мужская сила, которую он вкладывает в любую роль. Узнаваемость мгновенна, по звуку голоса, по интонации, по факту — это один из лучших актеров сегодня.

 

Свидригайлов на Тверской. Тут же — маман-сутенерша, парочка аллегорий на тогдашних Татушек. И Сонечка.

 

А Господин зачем-то меняет Шиллера на Библию в легендарной строфе:

 

Заглянешь в Шиллера – ах, стыд:
Вот царство чистоты и гнева.
Но стыд затмит случайный вид —
Один лишь вид! – нагого чрева.

 

Помилуйте, Шиллер там, Шиллер! Мы его даже успели прочитать за эти годы! Верните Шиллера!

 

И «Романс Господина», страшная песенка алого пиджака, привычная песенка господина Хорошего — взрывает этот зал.

 

Прорубилась сквозь «Пушкинский» Тверская, с ее проулками, пропахшими грехом и продажной любовкой. Шангрила восстала! Спортивные куртки, начесы, парички, сетчатые колготки, каблучищи, которыми в драке ломали кости и порой могли пробить голову. Товарки и арки, Питер ли, Москва ли?

 

Хотите увидеть остатки былой роскоши? Едучи на дачу, приглядитесь к трассе. Они там, уже потасканные, уже немолодые. А некоторые — не здесь, не на земле или не на нашей земле. Счастливых сказок не было. Ночные бабочки на сцене кинематографически прекрасны. Господин среди них — «Роллс-Ройс» синий, веер в кармане, дамский веер из зелени. Ах, да, из долларов. Даже «грины» уже ушли из жаргона.

 

Погуглите легенду о том, кто и как покупал первый «Роллс-Ройс» в 90-х. Сильно удивитесь.

 

Блистательный. Звериный. Настоящий. Александр Леонидович Маракулин. Актер, режиссер, мужчина в самом расцвете сил.

 

И следующий его выход — когда он «снимает» Соню. Да, та самая «Веточка вербная». Где Свидригайлов одним шокирующим жестом большого пальца «гасит» всех, кто видит ЭТО. Жест-бомба, жест-шок. Не нравится — не смотрите. Но это — правда. Это так и есть. Это — есть, и никакой цензуре не под силу убить точность одного секундного жеста. Приглядывайтесь в следующий раз — если это вышло на сцену, значит, пришла пора для такого соцреализма.

 

Соцреализм. Нет, не про колхозную ударную дружбу трактора с комбайном на фоне марксизма. Соцреализм 90-х. Когда роллс-ройс побил бумеры и мерсы. Когда пиджак от Валентино победил костюм от Адидас на плечах новых русских. Когда доллар был важнее рубля, а про нефть еще и не заикались в каждом выпуске новостей. Когда деревья были большими, а беспредел еще больше.

 

Социальный реализм — это маман-сутенерша и бритва в руках Сони Мармеладовой, Свидригайлов и Раскольников. Городской бой и супер-технологии на сцене театра мюзикла. И жевачку продавали по подушечке из пачки, а не пачкой. Не верится, но это было так. Первая Фанта, первый «лимон» и бордовые Вольвешники. Наша Раша.

 

Вторая ария Свидригайлова — Кредо Господина. Именно в ней — набившая оскомину «банка с пауками». Но рок-опера была написана 30 лет назад композитором Эдуардом Артемьевым и поэтом Юрием Ряшенцевым. В тексте, нет, не в тексте, а стихотворении, что стало арией — цитата становится поэзией. И Свидригайлов поэтичен. До омерзения прав и поэтичен. Сила искусства поэта, композитора и актера — и «кредо» становится личным вопросом каждого, кто хоть раз думал о вечном.

 

— Бес-искуситель он, ваш Свидригайлов! Вон иконопись в сценическом оформлении! Это бесов гонять! Таких как он!

 

Беснование оставьте. Свидригайлов — просто герой своего времени. Беда в том, что в том времени, о котором так жестоко напоминает рок-опера — были именно такие герои.

 

Соня — Галина Безрук. Великолепна. Хаотичная проститутка по варианту Кончаловского. Только слово «истеричная» не подойдет, заменить на «измочаленная». Актриса не прописывает Сонечку так, как в романе. Время не то. Только книга та же, что пробудит ото сна или морока каждого — Писание. И Сонечку пробуждает Священное Писание, что заставил прочесть Раскольников.

 

Комканные выходы-сцены-эпизоды. Комканные, как ее платьишко и ее юность. Скомкали, бросили, ноги вытерли. Недаром хореограф ввел сцену с клиентами. Жестко для сцены, мягонько для жизни. Но — на той грани, когда уже смотришь, уже не содрогаешься. Вот только Господин к ней прощаться идет. Почему?

 

Уже упомянуто — сцена самоубийства Господина имеет легкий налет русского стеба над «исторической сценой Шерлок-Мориарти, Моффат, BBC». В зале масса фанаток, что прекрасно помнят эту сцену. Вот только легчайший стеб вдруг наводит на нелегкую мысль. Если вся рок-опера заставляет старших вспомнить 90-е, а молодых впечатляет роком и отсылкой к Шерлоку, то не выросло ли ванильное поколение, которое не умеет бояться?

 

Раскольников боится. Сонечка уже мало чего боится. Свидригайлов ничего не боится. Порфирий не боится, потому что не удалась в этот вечер роль.

 

А зритель? Городской бой — впечатляет масштабностью и спецэффектами, но напоминает новостные ленты с маршей и выходок оппозиции последних лет. Городской бой не касается реальной войны, что идет на юге — и спасибо за это.

 

Проститутки? Чего их бояться?

 

Убийство старухи? Криминальная хроника приучила к ним за каких-то двадцать лет. Дети с нею выросли.

 

Но в сцене с питерским/московским переходом, где ларек процентщицы, где торгуют папиросами, пепси, мальборо, спиртом Рояль и импортным пивом в жестяных банках — есть самая страшная табличка для всех поколений, что помнят: «КУПЛЮ ВАУЧЕР».

 

Ванильное поколение, любители стразиков, единорожек, селфи и капучино, шерлокоманы и стримеры, хипстеры и псевдолесорубы. Вы зачаты в те года. Вы выросли в эпоху стабильности, которая кончилась. Просто вы еще не понимаете, что Свидригайлов и Раскольников — это ваши вчерашние билеты на ЕГЭ, ГОСы, и вы провалили эти экзамены. Потому что в вас нет страха. Только — что не возьмут в офис. Или в арт-проджект. Или блоггером. Вы не боитесь, потому что вы не ведаете. Да и Писание не читаете. Страх страху рознь. Боюсь упоминать школьного Гамбринуса, где о страхе всего два слова, но они способны перевернуть душу в один миг.

 

Гарри Поттер вас не научил. Хотя бы потому, что вы не верите в чудеса, которыми полна жизнь. Вы ищете «Экспеллиармуса» для любой мелочи, а когда нет аппарата для приема банковских карточек — возмущаетесь и не можете посчитать сдачу.

 

История Пешков-стрит — не в мюзиклах. История питерского перехода и перехода к рыночным отношениям — не в учебнике экономики. История ванильного Питера — это не закаты, одиночество, карэ, плед, кофе. Это Петр I, болота, кости под шпалами, туберкулез, форты, флот, железные койки декабристов и все, что потом. Достоевский был, он оставил вам сотни страниц о вас, о городе, о духе и душонках — но вы не читали Достоевского дальше школьного курса и любимых мюзиклов.

 

Вся рок-опера, как и роман Достоевского, как и вся русская великая литература — это история. Русской души, русского бунта и русского вопроса.

 

Механическая лошадь — не фестрал из «Гарри Поттера». Вам не показывают, как пьяный ухарь забивает лошадку кнутом, она механическая. Представьте, что лошадку с фотки во «ВК» на ваших глазах до костей забивают кнутом. Да, да, ту самую, которой вы лайкаете фотосет. Пролистали эти страницы в романе, потому что «фуу, бее, ненавижу Достоевского за такое отношение к кошкам или лошадям». Вы даже не поняли жеста Свидригайлова, потому что о таком сексе, его символике и его функциональности — вы не знаете. Не потому, что у вас нет секса. А потому что у вас нет культуры секса. Достаточно почитать фанфики каждого второго фаната в зале.

 

Секса там полно, только его почему-то считают любовью. И стыдно признаться, судя по описаниям секса, его у вас «нет, как в СССР». Ну, хотя б писать иногда умеете, но скучно и однотипно.

 

Любовь на сцене вдруг проявляется неожиданными сценами-кадрами. Зачем Свидригайлов на порог Сони приходит? Неужели спасения от Америки ищет? Зачем Раскольников бритвой получает по лицу? Неужели Соня сразу же понимает, что убить надо эту опасную мысль о нем, отогнать его, отбиться от своего спасения? Почему Соня отца не бросит, что на ее срамные деньги пьет? Отчего мальчик лошаденку забыть не может? И возлюбил ли смердящего Лазаря Христос, когда велел восстать из гроба?

 

Вот в последнем — сомнений нет, потому что любовь Христова и тогда, и в Писании, и сейчас — неизменна.

 

А в довершение — какой любовью сделан этот спектакль, написана эта музыка и эти стихи.

 

Андрей Сергеевич Кончаловский создал рок-оперу о наказании. О тех, кто уже наказан, кто несет наказание и для тех, кто еще не ведает, что наказ и наказание — однокоренные слова. И в чем преступил Раскольников? Так ли, как в школе — в том, что «право возымел» или в том, что «вошь убил»?

 

Кого он убил и когда? Топором или словом? И каким словом?

 

Единственная неудача — Порфирий. Потому что в этот вечер его играл не Ефим Шифрин. Роль не удалась, без имени заменяющего.

 

Диана Галли специально для Musecube
Фотографии Ольги Кузякиной можно увидеть здесь


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.