У меня только два вопроса к сегодняшнему спектаклю.
1. Зачем вы заменили Шиллера на Библию в «Романсе господина С»?
2. Где Ефим Шифрин?
А теперь грубо, жестко и рок-н-ролла не будет. Он мертв. Аки Лазарь.
Московский театр мюзикла. Рок-опера «Преступление и наказание». 12 лет после выхода диска с ариями. 30 с лишним лет после рождения этой оперы. 3 часа секса, Раскольникова и «Роллс-Ройса».
Ах, да, мало кто помнит сияющую фаллическую маковку «Шангрила», что некогда высилась здесь, на боковой лесенке в бывший «Пушкинский». Я не только помню ее, но и видела вблизи, пыталась отковырять с нее ультрамодные (в начале нулевых) диодные элементы. Сегодня ее не хватало. Покойся с миром, маковка.
Но ты горела сегодня, там, на углу Страстного и Дмитровки. Ты горела.
Раскольников на вас орет.
Соня — истерически.
Свидригайлов — единственный альфа-самец.
Порфирий не удался.
По порядку.
Московский театр мюзикла — волшебное место. Там есть эскимо, которое по вашему желанию обмакивают в глазурь или сироп. В буфете реально хороший кофе. Персонал синхронен, как часы, связан в одну радиосеть и существует для зрителя! Для-пробел-зрителя-восклицательный знак.
Даже туалеты рассчитаны на разумное количество желающих.
В фойе можно поселфиться, пофоткать себя с топором и Раскольниковым. В зале — хорошо. До тех пор, пока не открывается занавес. Потом вам просто бордово и фиолетово.
Чтобы выйти в антракте из зала — нужно вспомнить, кто ты, где ты и зачем. Впрочем, зачем — не так уж и важно. Важно — что это было и как теперь с этим жить?
Как так получилось, что американский «Оскар», три медведя Берлинского фестиваля и Каннские ветви живут на сцене Московского театра мюзикла? Почему режиссер Андрей Сергеевич Кончаловский не захотел получить их все разом, в один год, за один фильм, который не снял, а поставил на этой сцене?
И очень жаль, что не довелось увидеть в роли Порфирия Петровича Ефима Шифрина, простите, что пишу ваше имя без отчества.
Раскольников достался молодому актеру Александру Казьмину. По всем своим природным данным — попадание. Мощный вокал. Отличная игра. Смелая и бурная работа с текстом. Яркий талантливый актер. И красивый, чего не отнять. Лет через десять он будет украшением любого проекта, будь то кино, ТВ, театр, мюзикл, оперетта. А пока — он прямо во время спектакля набирает массу, плотность и вес, разгоняет зал, загоняет своего героя и не обижает Достоевского. Который вручает ему топор. Собственноручно.
Казьмин замечательно передает всю подростковую сущность Раскольникова, которого не понимают школяры, жующие этот роман в старших классах. До романа нужно дорастать, школьники шпарят по шпаргалкам, получают ЕГЭ и валят. Чаще — в офис, реже в армию, но почти все — сваливают книгу в ближайший буккросинг и мечтают никогда не встречать старуху-процентщицу, то есть ипотечного менеджера. Которого, опять же, хотят завалить, если придется. Но смутно понимают, что нельзя, а значит, недаром Достоевского мяли в руках. Именно мяли, но не держали.
Казьмин и Маракулин мягонько пародируют Шерлока с Мориарти, вместе взятых, в сцене с самоубийством Свидригайлова. Ах, да. Рейтинг — 12+. Самоубивается там Господин Хороший. Хотя, какое ж то самоубийство, он же говорит- в Америку еду.
Господин, он же Свидригайлов, чьи накрашенные губы, свита/охрана и синий «Роллс-Ройс» наводят только на одну ассоциацию. У Свидригайлова не малиновый пиджак. Он алый. У него нет цепуры с гимнастом, болтов и мобилы.
Зато у него две самых сильных арии, что 12 лет назад порвали сайты, которые мы писали на narod.ru, а позже — на ucoz. Спасибо тому, кто первым выложил тот диск в сеть.
Этот новый русский, Александр Леонидович Маракулин, тогда, 12 лет назад спел две этих арии для диска. Но уже тогда не существовало другого актера на эту роль. Нет ему замены и сейчас. Живой, яркий, самобытный, сильнейший сегодня актер в плеяде актеров мюзикла его лет. Один из созвездия.
Звериная мужская сила, которую он вкладывает в любую роль. Узнаваемость мгновенна, по звуку голоса, по интонации, по факту — это один из лучших актеров сегодня.
Свидригайлов на Тверской. Тут же — маман-сутенерша, парочка аллегорий на тогдашних Татушек. И Сонечка.
А Господин зачем-то меняет Шиллера на Библию в легендарной строфе:
Заглянешь в Шиллера – ах, стыд:
Вот царство чистоты и гнева.
Но стыд затмит случайный вид —
Один лишь вид! – нагого чрева.
Помилуйте, Шиллер там, Шиллер! Мы его даже успели прочитать за эти годы! Верните Шиллера!
И «Романс Господина», страшная песенка алого пиджака, привычная песенка господина Хорошего — взрывает этот зал.
Прорубилась сквозь «Пушкинский» Тверская, с ее проулками, пропахшими грехом и продажной любовкой. Шангрила восстала! Спортивные куртки, начесы, парички, сетчатые колготки, каблучищи, которыми в драке ломали кости и порой могли пробить голову. Товарки и арки, Питер ли, Москва ли?
Хотите увидеть остатки былой роскоши? Едучи на дачу, приглядитесь к трассе. Они там, уже потасканные, уже немолодые. А некоторые — не здесь, не на земле или не на нашей земле. Счастливых сказок не было. Ночные бабочки на сцене кинематографически прекрасны. Господин среди них — «Роллс-Ройс» синий, веер в кармане, дамский веер из зелени. Ах, да, из долларов. Даже «грины» уже ушли из жаргона.
Погуглите легенду о том, кто и как покупал первый «Роллс-Ройс» в 90-х. Сильно удивитесь.
Блистательный. Звериный. Настоящий. Александр Леонидович Маракулин. Актер, режиссер, мужчина в самом расцвете сил.
И следующий его выход — когда он «снимает» Соню. Да, та самая «Веточка вербная». Где Свидригайлов одним шокирующим жестом большого пальца «гасит» всех, кто видит ЭТО. Жест-бомба, жест-шок. Не нравится — не смотрите. Но это — правда. Это так и есть. Это — есть, и никакой цензуре не под силу убить точность одного секундного жеста. Приглядывайтесь в следующий раз — если это вышло на сцену, значит, пришла пора для такого соцреализма.
Соцреализм. Нет, не про колхозную ударную дружбу трактора с комбайном на фоне марксизма. Соцреализм 90-х. Когда роллс-ройс побил бумеры и мерсы. Когда пиджак от Валентино победил костюм от Адидас на плечах новых русских. Когда доллар был важнее рубля, а про нефть еще и не заикались в каждом выпуске новостей. Когда деревья были большими, а беспредел еще больше.
Социальный реализм — это маман-сутенерша и бритва в руках Сони Мармеладовой, Свидригайлов и Раскольников. Городской бой и супер-технологии на сцене театра мюзикла. И жевачку продавали по подушечке из пачки, а не пачкой. Не верится, но это было так. Первая Фанта, первый «лимон» и бордовые Вольвешники. Наша Раша.
Вторая ария Свидригайлова — Кредо Господина. Именно в ней — набившая оскомину «банка с пауками». Но рок-опера была написана 30 лет назад композитором Эдуардом Артемьевым и поэтом Юрием Ряшенцевым. В тексте, нет, не в тексте, а стихотворении, что стало арией — цитата становится поэзией. И Свидригайлов поэтичен. До омерзения прав и поэтичен. Сила искусства поэта, композитора и актера — и «кредо» становится личным вопросом каждого, кто хоть раз думал о вечном.
— Бес-искуситель он, ваш Свидригайлов! Вон иконопись в сценическом оформлении! Это бесов гонять! Таких как он!
Беснование оставьте. Свидригайлов — просто герой своего времени. Беда в том, что в том времени, о котором так жестоко напоминает рок-опера — были именно такие герои.
Соня — Галина Безрук. Великолепна. Хаотичная проститутка по варианту Кончаловского. Только слово «истеричная» не подойдет, заменить на «измочаленная». Актриса не прописывает Сонечку так, как в романе. Время не то. Только книга та же, что пробудит ото сна или морока каждого — Писание. И Сонечку пробуждает Священное Писание, что заставил прочесть Раскольников.
Комканные выходы-сцены-эпизоды. Комканные, как ее платьишко и ее юность. Скомкали, бросили, ноги вытерли. Недаром хореограф ввел сцену с клиентами. Жестко для сцены, мягонько для жизни. Но — на той грани, когда уже смотришь, уже не содрогаешься. Вот только Господин к ней прощаться идет. Почему?
Уже упомянуто — сцена самоубийства Господина имеет легкий налет русского стеба над «исторической сценой Шерлок-Мориарти, Моффат, BBC». В зале масса фанаток, что прекрасно помнят эту сцену. Вот только легчайший стеб вдруг наводит на нелегкую мысль. Если вся рок-опера заставляет старших вспомнить 90-е, а молодых впечатляет роком и отсылкой к Шерлоку, то не выросло ли ванильное поколение, которое не умеет бояться?
Раскольников боится. Сонечка уже мало чего боится. Свидригайлов ничего не боится. Порфирий не боится, потому что не удалась в этот вечер роль.
А зритель? Городской бой — впечатляет масштабностью и спецэффектами, но напоминает новостные ленты с маршей и выходок оппозиции последних лет. Городской бой не касается реальной войны, что идет на юге — и спасибо за это.
Проститутки? Чего их бояться?
Убийство старухи? Криминальная хроника приучила к ним за каких-то двадцать лет. Дети с нею выросли.
Но в сцене с питерским/московским переходом, где ларек процентщицы, где торгуют папиросами, пепси, мальборо, спиртом Рояль и импортным пивом в жестяных банках — есть самая страшная табличка для всех поколений, что помнят: «КУПЛЮ ВАУЧЕР».
Ванильное поколение, любители стразиков, единорожек, селфи и капучино, шерлокоманы и стримеры, хипстеры и псевдолесорубы. Вы зачаты в те года. Вы выросли в эпоху стабильности, которая кончилась. Просто вы еще не понимаете, что Свидригайлов и Раскольников — это ваши вчерашние билеты на ЕГЭ, ГОСы, и вы провалили эти экзамены. Потому что в вас нет страха. Только — что не возьмут в офис. Или в арт-проджект. Или блоггером. Вы не боитесь, потому что вы не ведаете. Да и Писание не читаете. Страх страху рознь. Боюсь упоминать школьного Гамбринуса, где о страхе всего два слова, но они способны перевернуть душу в один миг.
Гарри Поттер вас не научил. Хотя бы потому, что вы не верите в чудеса, которыми полна жизнь. Вы ищете «Экспеллиармуса» для любой мелочи, а когда нет аппарата для приема банковских карточек — возмущаетесь и не можете посчитать сдачу.
История Пешков-стрит — не в мюзиклах. История питерского перехода и перехода к рыночным отношениям — не в учебнике экономики. История ванильного Питера — это не закаты, одиночество, карэ, плед, кофе. Это Петр I, болота, кости под шпалами, туберкулез, форты, флот, железные койки декабристов и все, что потом. Достоевский был, он оставил вам сотни страниц о вас, о городе, о духе и душонках — но вы не читали Достоевского дальше школьного курса и любимых мюзиклов.
Вся рок-опера, как и роман Достоевского, как и вся русская великая литература — это история. Русской души, русского бунта и русского вопроса.
Механическая лошадь — не фестрал из «Гарри Поттера». Вам не показывают, как пьяный ухарь забивает лошадку кнутом, она механическая. Представьте, что лошадку с фотки во «ВК» на ваших глазах до костей забивают кнутом. Да, да, ту самую, которой вы лайкаете фотосет. Пролистали эти страницы в романе, потому что «фуу, бее, ненавижу Достоевского за такое отношение к кошкам или лошадям». Вы даже не поняли жеста Свидригайлова, потому что о таком сексе, его символике и его функциональности — вы не знаете. Не потому, что у вас нет секса. А потому что у вас нет культуры секса. Достаточно почитать фанфики каждого второго фаната в зале.
Секса там полно, только его почему-то считают любовью. И стыдно признаться, судя по описаниям секса, его у вас «нет, как в СССР». Ну, хотя б писать иногда умеете, но скучно и однотипно.
Любовь на сцене вдруг проявляется неожиданными сценами-кадрами. Зачем Свидригайлов на порог Сони приходит? Неужели спасения от Америки ищет? Зачем Раскольников бритвой получает по лицу? Неужели Соня сразу же понимает, что убить надо эту опасную мысль о нем, отогнать его, отбиться от своего спасения? Почему Соня отца не бросит, что на ее срамные деньги пьет? Отчего мальчик лошаденку забыть не может? И возлюбил ли смердящего Лазаря Христос, когда велел восстать из гроба?
Вот в последнем — сомнений нет, потому что любовь Христова и тогда, и в Писании, и сейчас — неизменна.
А в довершение — какой любовью сделан этот спектакль, написана эта музыка и эти стихи.
Андрей Сергеевич Кончаловский создал рок-оперу о наказании. О тех, кто уже наказан, кто несет наказание и для тех, кто еще не ведает, что наказ и наказание — однокоренные слова. И в чем преступил Раскольников? Так ли, как в школе — в том, что «право возымел» или в том, что «вошь убил»?
Кого он убил и когда? Топором или словом? И каким словом?
Единственная неудача — Порфирий. Потому что в этот вечер его играл не Ефим Шифрин. Роль не удалась, без имени заменяющего.
Диана Галли специально для Musecube
Фотографии Ольги Кузякиной можно увидеть здесь
Добавить комментарий