Сидящему в кресле мужчине. О моноспектакле Ольги Калашниковой по пьесе Г. Г. Маркеса.

ольга калашникова

Ольга Калашникова представила на сравнительно новой площадке Московского многофункционального центра ММФЦ монодраму по пьесе Маркеса «Сидящему в кресле мужчине». В постановке звучит драматичная музыка Астора Пьяццолы, музыкальные номера исполняет удивительная танцовщица Нада Ашраф Салям. Это было зрелище камерное, что называется «под запись», но гармоничное и щемящее. Феминистский надрыв современного искусства стал мне уже несколько надоедать, захотелось именно таких — камерных, но достигающих всех уголков вселенной — нот. Выбор пьесы и места неоднозначный, но Ольга Калашникова — экспериментатор, что видно и по прежним ее постановкам (например, «Конфуций, выйди из класса!» по прозе известного прозаика Лидии Григорьевой).

Ольга Калашникова — не только замечательная характерная актриса и вдумчивый режиссер, она еще и преподаватель актерского мастерства по системе П. М. Ершова, словом — человек глубоко погруженный в театр и им живущий. В постановке «Сидящему в кресле мужчине» Калашникова развивает свою любимую мысль — театр на площадке. Этот театр совмещает в себе, казалось бы, нечто несочетаемое: элементы элитного спектакля и уличного хэппенинга. Монодрама Маркеса как ничто лучше подходит для того, чтобы показать возможности этого нового театра, когда постановка доступна не только зрителям, сидящим в зале, но и тем, кто откроет запись в соцсети.

Если бы шла трансляция грандиозной постановки (скажем, «Трех сестер» из МХТ), то возможности показать спектакль «лицом» было бы меньше. Вспомним тщательно восстановленные и отреставрированные записи советских постановок, скажем, из Театра Сатиры: спектакль идет все же очень далеко от зрителя. Наследие «бедного театра» увеличивает возможности спектакля соединиться со зрителем. В записи такой постановки и актеры ближе, и внимание к самой постановке не рассеивается по мелочам.

«Сидящему в кресле мужчине» Ольги Калашниковой — это чуть меньше часа путешествия в парадоксальное пространство. Это и мир, которого никогда не было, и внутренняя вселенная женщины в зените максимальной достоверности, и это вселенная не только говорящей женщины, но и «сидящего в кресле мужчины».

Постановка Ольги Калашниковой — и хэппенинг, в классическом его понимании, и традиционный спектакль. Скудость сцены (венок над сценой, два стула и столик: их почти не видно из зала) очевидна, но музыкальная составляющая и экран на заднем плане ассоциируются с самыми современными блогами, в которых много разных пасхалок. Рассвет на экране — герой параллельной вселенной. Героиня ненавидит рассветы.

Эклектика постановки не смущает, наоборот — то, что происходит на сцене, отражает описание дома, в котором происходит действие. Роскошь и отчаяние, вечная юность героини и вековые грезы, живущие в доме маркиза, — нечто ускользающее, таинственное.

Есть нечто неотразимо притягательное в этой пьесе Маркеса (и единственной его пьесе), хотя на фоне других его титанических работ она кажется слабой и выглядит почти нелепо. Как и героиня, которую легко можно назвать инфантильной, и в которой (с точки зрения самого автора, если обратиться к тексту) есть уникальная женская мудрость, которой мужчина может коснуться, но которой не постигнет. К этой пьесе отечественный театр обращался не раз и не два. Напомню хотя бы о спектакле театра-студии Фоменко 2006 года. Мастер довольно тщательно подошел к постановке, но ввел в действие еще двух человек. Ольга Калашникова решила оставить монодраму, и это более сложная задача, очевидный риск — однако в большей степени Маркес.

Говорящая женщина сама по себе объект для сценического действа (вспомним Катерину из «Грозы» или Ларису из «Бесприданницы»). Но нужно быть Маркесом, чтобы вокруг говорящей женщины начал клубиться причудливый и порой пугающий мир. Героиня пьесы отнюдь не глупенькая простушка, удачно вышедшая замуж за родовитого маркиза.

Нерв пьесы — это не тяготы мезальянса и мизогинии, а пафос пьесы вовсе не в том, что женщина находит выход в феминизме и бытовой самостоятельности (героиню это все не очень интересует). Нерв — живая связь мужчины и женщины, которая то обостряется, то гаснет. И Ольге Калашниковой удалось показать именно эту связь на минимуме деталей. В руках актрисы мужская рубашка, забытая на стуле, начинает двигаться, как будто в ней душа мужа. Кто же эта героиня? Плачущая ведьма, из сетей который несчастный маркиз никак не может вырваться? Ангел удачи, который вознамерился оставить нерадивого транжиру? Кто угодно, но только не инфантильная слабая женщина.

Ольга Калашникова показывает героиню властной, волевой и одновременно ранимой. Она не лезет за словом в карман, у нее убийственно точная интуиция, но при этом у нее мягкое доверчивое сердце. Она страдает, но страдания придают ей удивительный шарм. Как может быть, чтобы женщина, четверть века прожившая в сложном браке, сохранила хрупкость и чистоту юности? Это может быть, говорит в пьесе Маркес, и Ольга Калашникова донесла до зрителя эту мысль. Уйдет героиня от мужа или нет, не важно. Драма конца отношений (и в этом искусство Маркеса) осталась в тени, а вот любовь, которая еще не закончилась, дана зрителям как на ладони. На сцене то вспыхнет, то гаснет арка-венок с воздушными шариками. Она обозначает неизбежную перемену. Это вход в портал нового мира, где любви уже нет. Или наоборот: это напоминание о свадебном венке, вход в прошлое, от которого так трудно освободиться героине.

Три музыкальных номера, разделяющих постановку на равные части, являются одновременно и мини-антрактами: они дают зрителю выдохнуть, понять, в каком месте сценического путешествия он находится. Первый танец, в белом, — нежные романические воспоминания. Второй, экспрессивный, с распущенными черными вьющимися волосами, говорит о страданиях, рабстве и попытках вырваться из тюрьмы, стены которой существуют только в голове героини. Третий — классическая латина — выражает и смерть, и надежду. Маркес был прав, не поставив точку в конце сюжета, ведь если такой сюжет закончится, то закончится и сама жизнь.

Меньше часа путешествия в восхитительное пространство-время — наверно таким и должен быть театр 21 века. Сжатое, упругое действие, каскады эмоций и нечто, что кажется можно заснять на телефон, но вряд ли. Однако не факт, что просматривая запись, не обнаружишь подарков неизвестного от кого и неизвестно откуда. Например, на рассвете волосы танцовщицы засветились, а лицо героини стало совершенным в счастливой улыбке.

Наталия Черных, специально для MUSECUBE

Автор фото — Ирина Горшкова


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.