«Сталкеры» – спектакль-диалог с фильмом Андрея Тарковского, созданный в рамках фестиваля нетеатральных пространств «Точка доступа». Посмотрела постановку и не ушла обиженной наш корреспондент Екатерина Балуева.

У вас есть заветное желание? Такое, которое как молитва в горле? Не оформленное в буквы, но которое не перестаёт звучать? Нет, я спрашиваю, есть ли у вас такое желание, ради которого вы готовы отправиться зимним вечером по следам трамвайных рельс в маленькую часовенку на краю города? Потому что сделать уже ничего нельзя и идти больше некуда. Сокровенное. Безнадёжное. Безответное. Примерно такой вопрос я мысленно задавала зрителям «Сталкеров», сидящим напротив меня вдоль резервуара-сцены, в котором покачивались захлебнувшиеся водой колбы, дрейфовали газетные страницы и пожелтевшие нотные листы. Место действия – катакомбы Петрикирхе, биография которой заслуживает отдельного отступления. Тут не такая, конечно, огонь-история, как с одним из храмов Донского монастыря, приспособленного советской властью под крематорий, но тоже ничего: в 1962 году в лютеранской церкви Петра и Павла открыли бассейн (не могу отделаться от картинки: Спаситель ходит по волнам, а вокруг него плещутся счастливые советские люди в разноцветных купальных шапочках). У спектакля нет режиссёра, он создан силами трёх актёров – Бориса Павловича, Александра Машанова, Евгения Анисимова, и двух драматургов – Максима Курочкина и Алексея Слюсарчука. Единственный режиссёр, с которым они «работают» напрямую – это Андрей Тарковский. Авторы обращаются к «Сталкеру» – кинематографической иконе, значащей для кино примерно столько же, сколько рублёвская «Троица» значит для иконописи.

Профессор, Писатель и Актёр застряли на пороге Комнаты желаний. Они ведут долгие философские диалоги о счастье, надежде и вере. Над героями на стене хорошо виден барельеф, на котором изображены молитвенно сложенные руки – знаменитый «синоним мольбы» Дюрера. Почему сталкеры? Потому что в данном случае они – проводники в Зону «Тарковский». Но театр ведь тоже Зона, где актёр – сталкер, а чудо происходит, только если тот, кто смотрит – верит.

Строгий, резкий Профессор (Борис Павлович) ближе всего к персонажам произведений Стругацких – к Малянову, например, из «За миллиард лет до конца света». Он говорит о проблеме экранизаций, о том, что иногда снять фильм на основе книги означает полностью «обезвредить» её. Обезвредить = обессмыслить? Сложно обсуждать всерьёз тот «киномассаракш», который снял Фёдор Бондарчук по «Обитаемому острову». А вот относительно «Трудно быть богом» не соглашусь: Герман, используя интеллектуальный «тротил» Стругацких, создаёт свою бомбу. Он как бы спрашивает: «Хорошо ли тебе, дорогой зритель? Удобно ли? Грязь – не слишком облепляет?» В его картине больше всего поражают фантастическая красота чёрно-белой картинки и обилие пыточных машин. Идеальный пример «обезвреживания» происходит внутри самого спектакля: радиола вдруг просыпается и начинает петь голосом Софии Ротару: «Вот и лето прошло». Стихотворение Арсения Тарковского теряет запал, перерождаясь в привязчивый эстрадный мотивчик. Смысловая мина не срабатывает, зато возникает очередной временной пласт. Драматург Максим Курочкин, написавший едкий, жёсткий монолог для Профессора, называет главными «бомбами» Стругацких повести «Трудно быть богом» и «Обитаемый остров». На мой взгляд, сейчас страшно актуальны «Хищные вещи века» с их технодрожками и фантазией, «которой нельзя давать дорогу внутрь».

Разочаровавшийся в жизни Писатель (Александр Машанов) вызывает самую большую симпатию. Даже то, что он отрицает бога, звучит как-то обаятельно: и потому что мы находимся в церкви, и если знать, что раньше в Петрикирхе в нижней части алтаря висело гольбейновское полотно «Иисус с Фомой неверующим и учениками». Да и Гольбейн-то – тот самый, написавший картину, от которой «вера может пропасть» (чувствуете, какое возникает мысленное эхо длиной в несколько веков?) И даже кошмар ему снится не про Изпитал или mensura Zoili, а про непрерывно движущийся «Страшный суд» Босха.

Третий персонаж – Актёр (Евгений Анисимов). Герой не то чтобы юродивый, скорее слегка «йогнутый» – в том смысле, что увлекается йогой. Актёр – потому что намеренно слишком заметно играет юродство. И потому что сам же говорит о съёмках в «классическом русском детективе». Он то философствует, перебирая чётки из гаек (как он ими пользоваться собирается, интересно?), то молча следит лучами глаз за стремительной рыбкой, мелькающей в бассейне. Драматург Алексей Слюсарчук с помощью персонажа, сыгранного Евгением Анисимовым, транслирует мысль о рукотворном мире – мире, который человек воспринимает исключительно с точки зрения удобства, хотя всю историю человечества можно рассматривать как миграцию улиток из ямы к свету по скоростному шоссе с фурами. А чудо – это то, что какая-то неведомая сила по непонятной причине решила вмешаться и спасти хотя бы горсть этих странных мигрантов от страшной смерти.

«Сталкеры» периодически отгораживаются от зрителей то темнотой, то стеной ливня, как бы «нарезая» действие на части. Спектакль незаметно втягивает, «всасывает» внутрь. Передвижение проводников во времени и пространстве ограничено одной монтажной склейкой, зрительское воображение не ограничено ничем. Осталось сделать вдох, осталось сделать шаг в Комнату. Или застыть на пороге. Отсюда не возвращаются тем же путём, которым пришли. Откуда берутся сталкеры? Как ими становятся? Слышат ли они голос призвания, как Йозеф Кнехт в «Игре в бисер»? Или их ведёт безответное?

Иду по Невскому, в наушниках поёт «Аукцыон»: «Пусть каждый верит в то, что говорит – не осуждайте их напрасно, пусть лампа красная горит – всё для того, всё для того, что жизнь прекрасна».

И всё же… Пусть исполнится то, что задумано.

Екатерина Балуева, специально для MUSECUBE