Петербургским зрителям несказанно повезло – им выпал чуть ли не уникальный по нынешним временам шанс оценить по-настоящему шедевральную работу режиссера Дмитрия Крымова «Костик» (Театр имени Пушкина). Спектакль, сочиненный по мотивам великой чеховской «Чайки», был показан в рамках фестиваля «Золотая маска», и его действительно ждали с нетерпением и трепетом. Предвкушения оправдали себя – постановка безупречно хороша гармонией формы и содержания. Нанизанные на классическую сюжетную нить актуальные современные смыслы делают этот спектакль настоящим манифестом. «Костик» – из тех работ высшего режиссерского класса, что начинают делать зрителю нестерпимо больно практически сразу, а к концу так и вовсе словно кислотой дыру в душе прожигают. Публика после таких постановок, как правило, покидает зал в оглушенном молчании, переваривая увиденное.

Все начинается на даче, где признаки небрежной запущенности незаметно разрушают уютную красоту загородной жизни. Герои тяжело молчат, агрессивно курят, и сцена эта длится так долго, что кому-то даже может показаться чересчур затянутой. Но нет, никакой авторской недоработанности тут нет и в помине: столь мрачный зачин нужен исключительно для ввода в повествование и обозначение общего настроения. Наконец, недобрую подозрительную тишину разрушает мощный злободневный монолог, целиком и полностью составленный из актуальной повестки голубых экранов, новостных сайтов и ряда радиостанций. Пропагандистские штампы в нем дружно соседствуют с мракобесными идеями, а ксенофобия счастливо обнимается с банальной необразованностью. Сегодня этот яростный безумный спич воспринимается особенно жестко. И тут же становится страшно. И больно.

Но затем все же спектакль сворачивает на изначальную сюжетную дорожку, проложенную Чеховым.  И как мы прекрасно видим, извечная борьба между старым и новым никуда не делась, проблема отцов и детей сама собой не рассосалась, споры об искусстве, быть может, знатно упростились в сути своей, но все же остались на своих местах. Важнейший смысловой прием здесь – перемена рода занятий главных героев. Аркадина теперь не драматическая актриса, а пошлая государственная певичка, вышедшая в тираж, какая-то жуткая помесь Вики Цыгановой и Надежды Бабкиной.  Да и Тригорин ей под стать – клепает непритязательные простые текстики для формата любой типичной попсовой радиостанции (там поезда, природа, мама, любовь – другого не дано). Костик и Нина здесь внезапно оказываются совсем молодыми людьми, даже  подростками (упоминается, что Нине всего 15). У них хватает общего: они оба наивно-невинные, разноцветноволосые, говорящие на смешном сленге. Хотя, пожалуй, больше этим грешит Нина, Костик же пытается ее образовывать, говорить о Декарте и смыслах, поправлять ошибки в фамилии великой актрисы Коонен. И у них пока еще только небо, только ветер, только радость впереди. А дальше все развивается по заданному исходному сюжету, и даже с точно попадающими в общую канву вкраплениями чеховского текста. И увлечет за собой пресыщенный богемной жизнью Борис Тригорин за собой глупенькую маленькую Нину, и измена сама собой возникнет, и не жить эту жизнь Костик попытается, и увидит он потом свою нежную Нину спустя два года – вульгарную бабищу в мини- юбке и кожаной куртке на меху, распевающую шансон в электричке, все еще любящую мазохически этого нарцисса Боречку. А напоследок, острым окончательным ударом, уносит ее к мужикам в Елец полумеханический серый волк, как ту сестрицу Аленушку из сказки, и пропадает она безвозвратно. Тут любой бы застрелился, конечно. Без шансов, без вариантов.

Дмитрий Крымов сделал этот спектакль о торжестве пошлой серости: мнимо безобидной, но истинно губящей все живое. Эта история о вязком упадке осени, в том числе и осени жизни, о  горестном триумфе боли, которая переполняет изнутри тонко чувствующих людей (таких, как Костик), об их заранее проигранной позиции. Грубость, хамство и мещанство – не просто слова, для Крымова они вполне осязаемые враги, убийцы справедливости, честности, добра, света. Также этот спектакль  напрямую говорит нам об опасности гражданского равнодушия и аполитичной бесчувственности. Говорит, предупреждает, сигнализирует.

Здесь просто физически ощущается запах гниения пожухлых листьев на той самой даче, где разворачивается действие. Здесь то ли пруд с застоявшейся водой, то ли воронка в самую адову бездну располагается строго по центру и всем своим видом предупреждает – не подходи, погибнешь! Здесь Аркадина в блестящем исполнении Виктории Исаковой то ли хрипит от подавленной злости, то ли блюет от невыносимости жизни, то ли истинно чахоточно кашляет, передавая привет Антону Павловичу, разделяя с ним его страдания. Здесь всю первую часть спектакля Костик (замечательная роль Александра Дмитриева!) ходит без рук, как бы заранее обнаруживая свою неловкую беспомощность и невозможность противостоять злу. Здесь грустно ходит огромный черный пес: кажется, он самый лучший из всех, человечнее практически любого из присутствующих, родственная душа одинокого Костика. Здесь минутка хрупкого изящного балета в белом тонко оттеняет грубую гнусь происходящего. Здесь красота и душа заранее обречены на поражение. Сейчас не ваше время, просим выйти вон.

Марина Константинова специально для Musecube