Три очень обаятельных человека, контрабас, рояль, стучательные (иначе не скажешь) инструменты, музыка Тома Уэйтса, страшилки и смешилки и один очень странный человек. В кепочке. Зал ЦДХ внимает, затаив дыхание. «Игры в Тома Уэйтса2 – это одновременно и визитная карточка петербургского коллектива Billy`s Band, и то, с чего все начиналось. Пацаны когда-то замахнулись на Тома нашего Уэйтса, исполнителя, делать кавер на которого все равно, что играть в русскую рулетку. Это даже не ответственность, а риск: сделать лучше невозможно, значит нужно сделать совсем по-другому.
На сцене уже не Билли Новик, не Андрей Рыжик, и не Михаил Жидких. Это теперь кто угодно: Чарли, Эдвард, Эрл и прочие персонажи, населяющие какой-то выдуманно-настоящий мирок. Они полностью в образе. На следующий день, когда будут играть «Осенний алкоджаз», это уже снова будут Billy`s Band. А пока нужно побыть кем-то другими, не вываливаясь из образа до конца всего концерта-спектакля. Не вываливаться и не теряться во многом помогает режиссерская работа Аллы Резниковой и образ, созданный актером Евгением Ткачуком. Это конкретный персонаж? Скорее нет. Возможно, это собирательный образ прохожего – почти проходимца. Это случайный попутчик, с которым начинаешь говорить за жизнь в дороге, последний посетитель бара, которому начинаешь рассказывать все, не зная даже имени.

Прохожий – это тот, кто дейтсивтельно прошел. Вот он был, а вроде не было его. Вдруг все незнакомцы, которым открываешь душу, на самом деле один человек? Персонаж Ткачука пожмет плечами, скроется в кулисах, появится снова. Он, кажется, ничего не делает. Но без него этот психоделично-обыденный мирок сцены начнет разваливаться.

Музыка Уэйтса таит в себе опасность невзорвавшейся мины. Один из критиков так охарактеризовал голос музыканта: «Он словно вымочен в бочке с бурбоном, его будто оставили в коптильне на несколько месяцев, а затем, когда достали, проехались по нему». Голос Новика не настолько копченый, в нем таится петербургская интеллигентность, сквозь которую прорывается отчаянный вой – то ли питерских подворотен, то ли «дождливых псов».

Медитативный контрабас, лиричный рояль, глубокий саксофон, упоительная гитара от Рыжика и его личный и немного пугающий восторг от экспрессивного удара в тарелки – несколько театральнее, чем сама жизнь, но все же это живое. Ребята не просто играют самые знаковые произведения Уэйтса: «Сhocolate Jesus», «Blue Valentines», «Jesus gonna be here», «Rain dogs», «Clap hands» и многие другие, но и как будто , играют В НИХ. Это не тупое копирование Уэйтса, не просто кавер, а действительно игра, такая примерка сложного образа этого музыканта, атмосферы американских баров, жизни во всех ее проявлениях. Очень правдоподобная примерка, не стесняющаяся показать, что эта талантливая игра в жизнь, лишь детальное погружение в создаваемый образ. Он может по-разному трактоваться искушенными, коих – полный ЦДХ.

Когда коллектив Новика играет в Уэйтса, поучается, как ни странно, Billy`s Band в квадрате – никогда не знаешь, от кого из музыкантов и какой звук услышишь. Ритмичная джазовость «играющих» — это тот самый щелчок пальцами в слабую долю, некая, как они сами говорят, «расхлябанность» ничуть не умаляет музыкальности и бережного отношения к автору. А канвой действа становятся лирические отступления.

Все эти истории: об Эдварде, у которого было два лица (кстати, реально существовавший персонаж Эдвард Мордрейк, страдавший странным недугом), фантазирующей даме («Открытка от»), мальчик, назвавшей собаку Иисусом, и многие другие – отдельные литературные произведения, без которых, как и без других важеых составляющих: музыки, артистов, Уэйтса и атмосферы – «Игры» бы не состоялись.

Завершающий аккорд спектакля – яркий.

«Я.. я хотел рассказать вам о плохих днях,…

У меня было несколько плохих дней,

И я хранил их в таком маленьком коробочке

и однажды в сердцах выбросил их за окошко

Я уж не знаю, что было посажено там у нас на газоне

Может быть, кто-то хотел вырастить там кофейное дерево

Но тут пошел страшный дождь

и…вместо дерева взошли плохие дни,

Которые превратились потом в плохие недели,

Плохие недели превратились в плохие месяцы,

Затем все это дело превратилось, в конце концов

в один большой, плохой год…

Так вот, послушайте меня!

Не храните плохие дни! Сжигайте их!

Разрывайте на части! …не знаю…

Давите их, как клопов!

Давайте вы будете давить мои плохие дни, а я ваши…»

С этими словами толстый отрывной календарь разлетается на много-много разных дней, готовых упорхнуть, как бумажные птицы.

Юлия Зу, специально для Musecube

Фоторепортаж Елены Пенкиной смотрите здесь