Алексей Горшенев, лидер группы «Кукрыниксы», – настоящий артист, несущий в себе красивого лирического персонажа, успешный рок-музыкант, интересный собеседник, романтичный и тонкий человек, мудрый психолог и непревзойденный логик. После разговора с ним, все как будто встает на свои места, а остающиеся вопросы если и не решаются, то перестают быть тягостными. Мы поговорили с Алексеем о музыке и театре, о поэзии и прозе, об артистах и критиках, о знаниях и умениях, о скрытности и о счастье. Но обо всем по порядку, а на повестке дня – начинающийся тур «Жизнь поэта» в рамках программы «Горшенев – Есенин», состоящей из песен на стихи великого поэта.

— Алексей, расскажите, пожалуйста, про начинающийся тур. Что это будет за программа? Как вы готовитесь к концертам?

— Для меня лично это первая постановка, что-то новое: это рокешник и одновременно с ним артист, аксессуары – стол, печатная машинка. Это моно-спектакль и рок-концерт. Мы сами еще не до конца знаем, что это будет. Но просто играть Есенина в клубе было бы неправильно, потому что надо спуститься на землю и показать, что это поэт.
Артист у нас исполняет роль поэта. Не Есенина! Его мы взяли за основу, и на концерте будет прослеживаться линия изменения личности. Композиции будут исполняться в хронологическом порядке: как он их написал. Но это не Есенин, это любая творческая единица, имеющая тонкую душевную организацию. Мы даже не старались, чтобы артист был на него похож. Это не важно! Важно, почему его так приплющило и с чем это связано.

— В Вашем творчестве вообще заметно тяготение к театру. На пятнадцатилетии группы «Кукрыниксы», например, очень красиво смотрелись номера со скрипками.

— Тяготение есть. Миша вот тоже неслучайно ушел в театр. Надоедает. Рокешник уже поднадоел, потому что как-то все понятно. Когда играешь много и часто, становится скучно. А эта сфера меня интересует, это забавно, животрепещуще и весело. Ты идешь на что-то новое и загораешься этим.

— Многие рок-музыканты приходят к театру. Как вы считаете, есть какая-то связь?

— К театру приходят не многие рок-музыканты, приходят те люди, которые не являются музыкантами. Вот Кит Ричардас – это музыкант, ему театр не нужен, он театр делает с гитарой. А Мик Джаггер – это артист, это не музыкант, он художник, он рисует, только не красками. Ему интересно быть на сцене в какой-то роли. Мы занимаемся музыкой, но многие из нас не забредают в музыку дальше нот. Лидеры групп больше артисты, чем музыканты. А вот команда должна быть из музыкантов, они должны играть и думать музыкальным языком. А вот, допустим, Женя Федоров из «ТекилаJazz» – музыкант, он не артист, ему в театре делать нечего. Он думает музыкой, играет на бас-гитаре. А в основном лидеры групп далеки от музыки, они артисты и берут на себя какую-то роль, протягивают ее. Даже на всяких плакатах и афишах всегда видно, что лидер – это артист.

— А музыканты должны как-то включаться в мир артиста?

— Должны, но обычно, если у музыканта рождается актерская тема, он тут же набирает себе новую команду, потому что он понимает, что может стать лидером и тоже быть артистом. Всегда так!

— У вас как у артиста очень яркий сценический образ: драматический, мрачный, серьезный. Но, наблюдая за Вами на концерте между песнями и сейчас в разговоре, я замечаю, что Ваш жизненный образ немного другой: может быть, более тонкий, скромный, ранимый. Это так?

— … Я не очень понимаю, как Вы на меня смотрите, не знаю себя в Ваших глазах. Но на сцене ты всегда что-то чуть-чуть большее, как будто ты блокируешься чем-то. А в жизни ты чуть попроще, потому как сцены нету. Тоже играешь, но иначе. Вспомнить даже Мишу: с ним разговариваешь, и тут входит какой-то человек, и Миша меняется. И так любой артист. Если ты сидишь со своим другом – разговариваешь просто, а входит кто-то и тут же меняется вся тема, тело другое становится. (Алексей выпрямляет спину, задирает голову.) Человек уходит – и ты снова обычный. Это такая фобия, это болезнь, в мозгах что-то не так. Это у артистов! У музыкантов этого нет. У них кто бы ни пришел, мысли одни: новая нота, восьмая!!

— В одном интервью Вы сказали, что Вы скрытный человек, а зря. Я зацепилась за эту мысль: как эта скрытность проявляется в творчестве?

— Вот есть, допустим, люди, которым наступили на ногу, а они орут. (Вскрикивает.) А есть – которые угрюмо молчат. (Зло отворачивается.) Лучше орать.

— А вы не орете?

— А я не ору. И вот это зря. И в творчестве такая же примерно тема, ведь по физике и по химии все это выходит в личность. Как работает наша физика и химия, так и психология. Как только тело работает иначе, все и в голове меняется.

— А творчество – это из области психологии соответственно…

— Творчество вообще – это когда ты делишься своими внутренними догадками и внутренним миром, ищешь каких-то единомышленников. Конечно, тут влияет все. Ты показываешь, кто ты, без каких-то телесных действий. Вот взял ты ложку и погнул ее, и это твое творчество. И все будут думать, глядя на ложку: значит, художник был злой, агрессивный. Можно и не видеть человека рядом с результатом его работы. То есть тело отсутствует, а творчество присутствует. И ты, не видя человека, можешь сказать, что это за личность, можешь сказать: «Я его понимаю, это мой человек, у нас с ним есть что-то схожее». Хотя рядом его нет.

— Вы часто говорите про Сергея Есенина, что он Ваш друг. С ним у Вас именно так и произошло? Как Вы поняли, что это Ваш друг?

— Когда прочитываешь стихотворение, начинаешь вступать в диалог с автором. И при прочтении оказалось, что Сергей Александрович меня понял. Потому что я в его стихотворениях нашел свою нить, свою линию. И ты читаешь и думаешь: «Блин, я не один!» А если вы не один, значит с вами друг? Вот и все. Это обычное логическое размышление: я прочитал – мне стало легче.

— А Вы ему друг?

— Он обо мне знать не знает. И никогда не узнает.

— Кто-то еще из поэтов Вам близок?

— Из поэтов – нет. Из прозаиков – Михаил Веллер, Роберт Шекли, Василий Шукшин. Это основа. Я просто не очень люблю длинные рассказы. Хотя в 16 лет я совершил подвиг и прочитал «Властелина Колец». Вообще я тогда не очень любил читать, но после этой книги прочитал Гарри Гаррисона, «Мир пауков» Колина Уилсона. А потом стал задумываться: а не могу ли я что-то писать? И начал писать, в легкую причем. Даже вот на днях прочитал в Интернете свою прозу, и мне стало забавно, интересно. Думаю, что-нибудь еще напишу. Вообще, когда ты находишься в другом мире, живешь в нем и тебе там здорово, это очень интересно. Этим стоит заниматься, если это приносит тебе удовольствие. Если тебе приносит больше удовольствие плинтуса забивать, то, конечно, лучше этого не делать. Вот как мой отец: он все время чинил что-то, и это было его дело. И плинтуса – это очень здорово, и дверь дома шпоном отделать. Он все время что-то стругал, был ручной человек, а я больше мозговик, мне пилить что-то не очень нравится. Все равно это счастье: шпоном дверь обить или рассказ написать. Все равно, что для тебя счастье, у всех одинаковая потребность в нем.

— Планируете выпустить какое-то прозаическое произведение?

— Планирую, есть всякие фишаки, но ничего не буду говорить, а то еще украдут! (Смеется.) У меня есть мега-мысль, но пока не буду озвучивать.

— А есть что-то, чему Вам хотелось бы сейчас еще научиться, освоить?

— Сценическую речь интересно освоить, вышибить из себя всякую глупую дурь. А вообще наш мир устроен так, что каждый может найти для себя счастье в определенном деле. И надо заниматься своим делом и не занимать чье-то место в другом. А то будешь там сидеть как дебил, ничего не умеешь, а мало того еще и вредишь, ведь на этом месте могла бы быть зрелая личность, которая продвинула что-то.

— То есть вы нашли свое счастье в профессии?

— Нет. Я бы с большим удовольствием в ГРУ ушел. Мне анализировать нравится окружающий мир. Я могу замечать то, чего не замечают многие: по действиям человека, по тому, как он ходит. Ну, это какая-то болезнь моя внутренняя – большая наблюдательность.

— Это проблема? Горе от ума?

— Да. Это большая проблема. Лучше жить дебилом и идиотом. Счастье быстрее находишь. Путь до счастья тем дольше, чем больше ты знаешь. А когда ты ничего не знаешь, до счастья шаг – и все, ты там. Все равно скоро ласты склеим все, потому пока есть возможность, нужно до счастья быстрее бежать.

— Я обратила внимание, что когда Вас спрашивают в интервью о каких-то вечных вещах вроде любви и дружбы, вы уходите от ответа, говоря, что это долгий разговор.

— Да, потому что начинается подмена понятий, вы начинаете говорить большие слова, а нужно начинать с нуля, чтобы это развязать. Любовь, Бог… И погнали! Это очень броско, это большие темы. А верите ли Вы в Бога? А в любовь? Ну это беспредел! Чтобы услышать нормальный адекватный ответ, нужно начать с нуля и понять, что вы имеете в виду под этими словами. Вроде всем и понятно, о чем речь, а вроде нет.

— А вне интервью любите пофилософствовать?

— Мало того, я интервью не очень люблю! Потому что потом начинаю вспоминать и понимаю, что можно было рассказать все гораздо шире, а сказал какую-то фигню. Уже потом анализируешь и думаешь: упустил самое главное, рассказал какую-то шелуху, ну значит в следующий раз. И эти «next’ы» все дальше и дальше уходят.

— Зато всегда остается что-то нерассказанное! А вот Вы говорите – начинать с нуля. Некоторые, например, Илья Черт, ведут лекции, пытаются философски проникнуть к людям. У Вас никогда не возникало желания что-то подобное устроить?

— Вы понимаете, я логик. Я не могу говорить об абстрактном. Для меня это глупости. Если люди говорят об абстрактном, значит люди говорят о глупостях. О том, о чем они не знают или только догадываются. Суть логики в том, что происходит сначала действие, а потом знание, а не наоборот. Как может быть знание до действия? А если ты ошибаешься, а скорее всего ошибаешься, значит все это было бессмысленно? И поезд уже ушел. И я вот не понимаю, как можно учить людей знаниям. Можно их ставить на логическую цепочку и учить по ней идти. Глупо говорить: «Вы знаете, это так, ребята, вы просто мне поверьте». И главное: а они кивают, сами ничего не понимая. Мне смешно.
Хотя это все опять психологические штуки: может быть, так самому легче жить, ощущать надобность, нужность. Ты это понял и хочешь рассказать. А если не хватает учительского таланта? Мы же учителей любим не за то, что они знают. А за то, что мы знаем с их помощью.
А логическая система размышлений – простая и удобная. Но люди боятся ее. Потому что лучше все-таки поболтать о чем-то, чаи погонять и разойтись.

— Говорят, что творчество и логика рядом не идут. А у Вас, получается, они тесно связаны.

— Кто говорит?

— Ну как-то принято так считать!

— Поэтому я и говорю, что нужно начинать с нуля! Что такое творчество? О чем мы говорим? Если творчеством считается порыв, когда очарованный поэт взмахнул рукой и у него вылетела мысль, тогда можно развивать и обратную тему. Почему именно в этот момент взмахнул рукой и почему именно такая у него родилась мысль? Кто он такой? А почему именно взмахнул рукой? А почему сейчас, а не раньше? И тут надо все учитывать и логически раскручивать. Или можно остановиться вот на чем: «А потому что!! Я знаю, что это так, логику свою в жопу засуньте, я поэт и у меня вот так вот! Это Божий дар!» А мы для начала не знаем, что такое дар, что такое Бог. И все это накапливается, и мы в этом бардаке только одно знаем: у меня творчество скакануло, а логика к этому никакого отношения не имеет. При том, что мы даже не знаем, что такое логика. «Логика?.. Это что-то с математикой связанное!»

— Принято так и считать!

— Принято?

— Этому учат в университетах. Но в Ваших словах сейчас вообще вся система образования летит к чертям.

— Математика расставляет все по местам: один плюс один – это два, два плюс один – это три. Логично?

— Весьма. Хотя опять же – кто нам это сказал?

— Ваше тело! Но вот какая тема: логика просчитывает, что если к одному прибавить один, то будет два. А математика просто констатирует, что один плюс один – два. В логике еще есть стороны, так сказать, вчерашнего знания. А в математике просто данные. Вот, например, есть 8 ящиков с вишней. А в логике вот что есть: вчера вишню привезли гнилую, и теперь она весит не 20 кг, а 18. А в математике дано – 20 кг! А в логике мы еще учтем, что ее двое придурков Ваня и Вася несли с базы и по дороге часть рассыпали. А у одного еще вчера жена родила, и он сегодня синий, как сволочь, и падает. Математикой ты это не просчитаешь.
И, если ты логик, ты заметишь, что эти два человека приехали на такси, хотя у одного из них есть машина: то есть вчера вечером была жопа. И сразу поймешь – эти люди тебе принесут убыток. Это логическая система размышления. Как у Шерлока Холмса! А Шерлок Холмс, получается, был очень творческим человеком.
И вот нам проще слушать тех, кто ничего не понимает, ведь мы и сами ничего не понимаем, и нам с ними удобнее. «Что какой-то дядя будет мне говорить, что он знает, а я в этом ничего не понимаю? Мне вот нравится очарованный поэт, он несет такую же ахинею, что и я, поэтому мы за истину возьмем нашу общую ахинею, потому что мне так легче! А этот какую-то фигню несет, засранец умный, надо будет ему подсыпать перец в кофе».

— Ну а как понять-то, кого слушать, а кого нет?

— Вот когда очарованный поэт вместо того, чтобы сводить тебя в кино, отведет тебя на скамейку в парке и угостит «Балтикой», ты все и поймешь.

— Теперь ясно! Вас, наверное, очень тяжело переубедить?

— Почему, ради Бога!

— Пожалуй, не буду пытаться. Ну а вообще Вы легко принимаете новое мнение или всегда стоите на своем?

— Да я особо не стою на своем. Я не пытаюсь защитить свое я: вот я живу жизнью Алексея, и я хочу всем ее доказать! Нет, я просто вижу то, что вижу. А вы не верите – ну и ладно, Господи, это ваше личное дело.

— А у Вас много людей, на мнение которых Вы опираетесь?

— Нет, немного, конечно. Откуда их взять? Мне вообще нравится Веллер с его мышлением, но его все время затыкают и считают таким легким балаболом. Хотя нормальные, адекватные люди его слушают. Понимаете, ораторство – дело очень тонкое. Веллер так сложен физически, что, смотря на него, ты не понимаешь силу мысли: он смешной внешне. Может быть, будь он другим, внушительно выглядел бы, ему бы больше верили. Ведь люди больше слов ощущают симпатию. И думают: «Что это… какой-то недомужик! У меня тут сейчас молоко убежит, что я его буду слушать?»

— Буду потихоньку Вас отпускать, чтоб не мучить интервью, которые Вы не любите!

— Нет, нет! Мне нравятся разговоры, потому что они хоть как-то интерес в жизнь приносят. Мне просто не все удается рассказать, на коротком расстоянии берем большие мысли, огромные, а много чего не дорассказывается.

— А к журналистам вообще Вы как относитесь?

— Нормально, люди интересуются, передают информацию. А кто еще будет это делать? Я, конечно, могу тут выйти на подоконник и орать свои мысли…

— … Но лучше уж мы их опубликуем!

— Да, это хорошая профессия. Единственное, мне очень не нравится, когда журналисты начинают ставить оценки. Как в Rolling Stone, например: три звездочки, журналисту не понравилось! Какого хрена ты вообще ставишь звездочки какой-то мировой группе? И внизу еще подпись – Л.И. И что, я должен доверять мнению какого-то Л.И.? «Наверное, не куплю я этот альбом, Л.И. поставил три звездочки». Это мне просто смешно. Лучше написать, что вышел такой-то альбом, в него вошли такие-то трэки, рассказать истории о них.

— Может быть, это для тех людей, которые проще находят свое счастье и как раз нуждаются в этих звездочках?

— Нет. Тут дело в эстетике. Вот почему радио Maximum обходит русские группы и ставит только псевдо-западные? Потому что в них эстетика. Вот группы «Би-2», «Танцы Минус», «Мумий Тролль» – они вроде играют русский рок, а вроде нет. И главное вот, чтобы эфир радио Maximum не звучал там, где пьют «Балтику». Это эстетика распространения рекламы по слоям населения.

— А Вы сами какую музыку предпочитаете слушать?

— Ой, не знаю, я вообще музыку с детства ненавижу. Ну вот, например, Бетховен с Бахом делали свою музыку с точки зрения большой мысли. Это работа организма в тебе, энергия, эмоции, которые имеют мысль. И вот если ты находишься в этом состоянии, нужно искать такую музыку. А если в легком – что-то полегче. Я вообще ни на чем не зомбируюсь, слушаю разную музыку.

— Расскажите напоследок, с каким творческим настроением отправляетесь в тур «Жизнь поэта»?

— Эта программа – это что-то такое придуманное и еще не обкатанное. Поэтому отношусь к ней с большим трепетом и немножко переживаю. Отправляюсь в тур с волнением.

В том, что тур пройдет отлично, сомнений совершенно нет. Ведь все абсолютно логично: рок плюс моноспектакль – это оригинально. Оригинальность плюс профессионализм– это успех. А если учитывать еще и то, что группа готовилась к туру долгое время и программа по стихотворениям Есенина для Алексея Горшенева очень важна, то получается, что все точно будет очень хорошо.

Беседовала Даша Мишина специально для MUSECUBE

Фото — Китана Фрайхайт