Tequilajazz, Аквариум, Мультfильмы, Земфира, Huun Huur Tu, Пилот, Ленинград, Децл, Alai Oli, Marc Almond… Нет, это не случайный набор названий и имён. Это лишь часть списка групп и исполнителей, с которыми работал Андрей Самсонов, известный российский саунд-продюсер и музыкант. В преддверии концерта-презентации нового альбома проекта Andrei Samsonov & Laska Omnia мы поговорили с Андреем-музыкантом и Андреем-продюсером, вспомнили прошлое и чуть-чуть попытались предсказать будущее.

Андрей, расскажите, пожалуйста, о новом альбоме проекта Andrei Samsonov & Laska Omnia и о его презентации 11 декабря в клубе «16 тонн». Что, как и почему?

Концерты у нас, к сожалению, случаются не так часто, как хотелось бы. Но готовимся мы всегда очень тщательно. В этот раз планируется шоу со световыми эффектами и видео-инсталляциями на трёх экранах. Будут любимые вокалисты – Manizha, Elissey. Всё живьём.

О «Celestial»: по традиции, этот альбом писался не за один раз. В нём уживаются композиции, которые я сочинял в течение 10-ти лет. Они всегда ждут своего часа – когда наступит время им вместе сойтись. Песни, словно в гусенице танка, все друг с другом связаны. Я их никогда не публикую в отдельности, дорабатываю до последнего момента.

Чем он отличается от предыдущей пластинки «Incredible»?

Он более электронный, его звучание – шире. Предыдущий был, скорее, «вещью в себе» с очень камерным звуком. «Celestial» получился поразухабистей. Эти два альбома совсем не похожи друг на друга, даже близко не близнецы-братья.

Материал к новому альбому писался в абсолютно разных точках земного шара. Как происходит процесс записи?

Я беру с собой компьютер и микрофоны – мы много ездим по миру и записываемся в разных местах. Записывали и в Германии, и в Италии, и какие-то кусочки в Японии. Я люблю экспериментировать – сейчас поедем в Америку, и там тоже что-нибудь сотворим.

Вы любите «ловить» разные интересные звуки и потом добавлять их в композиции. Есть что-то подобное на новом альбоме?

Альбом начинается с молитвы и заканчивается ей. Только сначала – это мантра, которую я записал в Тайланде, в монастыре, а в конце звучит хор из собора Великой Девы Марии в Риме. Словно «арочки» между записями. Но вообще я все звуки сильно препарирую. В альбоме их много разных, но они видоизменены и сэмплированы, чтобы стать частью произведения.

В путешествиях я не только ловлю какие-то внешние факторы, а полноценно создаю музыку. Беру с собой клавиши, пишу вокал. Работа всё время идёт – и внутри, и снаружи.

Есть отличия в работе над чужим материалом и над своим?

В работе над своим материалом другая внутренняя свобода. Я себе, как художник, могу позволить всё, что захочу. А что касается технологий, то они применяются и там, и там. Я стараюсь быть максимально открытым, и, когда работаю с другими музыкантами, всегда пытаюсь их понять и поддержать, что-то посоветовать. У меня своё мнение, у них своё – где-то посерединке мы и встречаемся.

Получается, себе Вы даёте больше свободы? Или наоборот, относитесь строже?

К себе я всегда отношусь критически. Я стараюсь не привязываться к тенденциям времени. Поэтому предпочитаю, чтобы музыка была, с одной стороны, современная, а с другой – вне времени. Поэтому я могу ждать столько, сколько нужно, чтобы быть довольным результатом. Если я считаю, что песня не готова, то я её никому не показываю. Для меня этот вопрос важен как в своей работе над своим материалом, так и в работе с другими.

Вы всегда понимаете, что песня готова? Не бывает стремления совершенствовать до бесконечности, добавлять всё больше и больше?

Нет. Я, в основном, за быструю работу по сведению материала. Если уже готово, то нужно выпускать. Если мусолить месяцами, то просто пропадёт запал. Всё должно быть сделано с лёгким сердцем.

С кем Вы сотрудничали в записи нового альбома?

Мы записывались преимущественно с питерским составом. Олег Белов, который большинству людей известен, как клавишник в «Вечернем Урганте». Мы с ним знакомы ещё со школы, он играет на всех моих альбомах. На барабанах играет Руслан Гаджимурадов, известный по группам «Ассаи», «Long Arm». Саша «Санчес» Некрасов, постоянный член команды, моя правая рука. Володя Кудрявцев, контрабасист, который долгое время играл в «Аквариуме». Трубач из группы «Ленинград» сыграл парочку интересных нот в мексиканском стиле.

Кого из них зритель услышит вживую?

Мы будем играть с барабанами, с моими клавишами и вокалом. Это будет живой электронный концерт. Хотя я с трудом позиционирую себя как электронный артист. Скорее, я пишу песни для души с элементами электроники.

Вы больше музыкант или продюсер?

Я стараюсь себя не раздваивать. Я всегда отношусь к себе также серьёзно, как и к другим музыкантам. Я вырос как музыкант, поэтому это естественная часть меня. Это один большой порыв души, я живу от проекта к проекту. То работаю как композитор, то – как приглашённый продюсер с другими музыкантами, два пути всегда переплетаются.

Перенимаете ли вы что-то от других людей, с которыми сотрудничаете?

Всегда есть какой-то обмен, подпитка, это как… в музей сходить, что ли. Если ты относишься с уважением к творчеству артиста и плодотворно работаешь, то происходит обмен не только нотами, но и духовный. Перенимаешь опыт, навыки, подсказки – естественный процесс обучения, жизнь.

За Вашими плечами большой опыт как музыканта, так и саунд-продюсера. Можете ли Вы оценить, к чему сейчас стремится музыка?

Я думаю, что сейчас тенденции двигаются в массовую сторону. Маргинальная музыка всё равно поглощается этим океаном танцевальной революции. Танцевальная культура поглощает даже рок-культуру. Сейчас у неё самые большие обороты. Если диско было субкультурой во времена тотального рок-н-ролла, то сейчас всё наоборот.

То есть, ещё немного – и рок уйдёт в подполье?

Не то, чтобы уйдёт. Но сейчас даже рок- и альтернативные группы включают в своё творчество какие-то элементы, клише, чтобы быть ближе к народу.

Есть ли для музыки какой-то рецепт неустаревания?

Хорошая мелодия, хорошее исполнение. Желательно поменьше тенденциозных звуков. Не брать самое последнее и модное, а просто создавать от души и красиво. Такое творчество лучше запомнится. Общая масса однообразной музыки забудется завтра.

Стоит ли делать новые аранжировки для старых композиций?

Я всегда их делаю и считаю, что это прекрасно. Например, та же Земфира в туре играет предыдущие песни в новых обработках. Играть 20 лет подряд одно и то же нет никакого смысла.

Даже если это касается мелодий прошлого, классики?

Конечно, это ведь происходит постоянно. Песни Элвиса и Синатры перепеваются и переделываются. Если песня хорошая – она должна жить. Без этого не было бы классической музыки. Моцарта играют в любых вариациях, постановках ультрамодерновых режиссёров оперы и в классических постановках, но, тем не менее – публику свою он находит. Абсолютно разные люди всё равно слушают эту вечную музыку, и я думаю, что слава богу.

Куда лучше смотреть в музыкальном плане – в прошлое, настоящее, будущее?

Я не считаю ни один из этих путей правильным. Главное – слушать, к какому формату тяготеет твоё сердце. Творчество должно быть «трушное», настоящее, естественное, искреннее. Это единственный формат, который я понимаю. Ты можешь написать весёлую танцевальную песню, а можешь – медленную и печальную. Но если ты и к тому, и к другому подходить как к рутине, то результат будет скучным. Я только за правильный эмоциональный посыл и критическое отношение к себе как к автору.

Вы впервые написали текст песни только в 2001 году. Почему Вы вдруг решили это сделать?

Я писал и стихи, и эссе, но до 2001 года совсем не сочинял песни. У меня были какие-то другие формы, очень много авангарда. Потом я решил сделать песенный проект и долго к этому шёл. Меня эта идея очень зацепила, поэтому всё и закрутилось. К текстам я отношусь также серьёзно, как и к музыке. Не сторонник «одноклеточных» текстов.

Последние годы, когда я сажусь писать песню, я не встаю из-за стола, пока не придумаю мелодию вместе с текстом. Пишу в любое время дня и ночи, потому что если не сядешь и не сделаешь, то будешь ходить и сомневаться. Я потом, после того, как закончу, почти не делаю поправок.

Не бывает такого, что ты живёшь весь во вдохновении. Только поспать уходишь, потом просыпаешься, и опять наплыв, остановиться невозможно – такого нет, это всё иллюзии. К тебе приходят ходы, какие-то интересные мелодии, и когда уже «оп, пошло!» нельзя теряться и останавливаться. Надо поймать момент и усадить себя за работу. Но за уши притягивать вдохновение я тоже не любитель. Может обидеться (смеётся).

На каком языке лучше пишется?

Мне удобней на английском. Но в этом альбоме есть композиции и на русском.

Существует мнение, что писать песни на русском сложнее, английский лучше ложится на музыку.

Кроме того, что ложится лучше, он более разнообразен по смысловому значению. Русский язык очень образный, но конкретный и специфичный, игра слов не настолько возможна. Английский гибче, одно слово в разных частях предложения может иметь свой смысл.

Каков Ваш рецепт хорошей песни?

Хорошая песня – это харизматичный вокалист или вокалистка и запоминающееся исполнение. Оно может быть неидеальным, но шероховатости должны быть как вкус, как флёр, вокал должен «сидеть в ушах». Ты можешь сыграть её во дворе под гитару или с симфоническим оркестром – суть песни от этого не поменяется, если у тебя есть хорошая мелодия и цепляющее исполнение. Композиция может быть любого стиля, но в ней нужна человеческая подача, а это голос.

Работали ли вы когда-нибудь одновременно с двумя абсолютно разными проектами?

Конечно, не только с двумя.

Они не смешиваются, не перебивают друг друга?

Нет, наоборот больше азарта. Думаю, что мой склад характера такой. Возможно, и опыт тоже влияет. Для меня подобная работа – естественна, но так не у всех. Есть те, кто делает, например, только классику. Или те, кто делает жёсткий металл. И они не представляют, что есть другая музыка. Всё остальное для них покрыто мраком. Эти люди делают свою работу качественно, но они словно совершенно разные, параллельные миры. Но я совершенно другого склада ума человек. Мне так комфортно, им так комфортно.

В процессе работы над чужим материалом, как удаётся сохранить и свои задумки, и авторскую идею?

Я, когда знакомлюсь с материалом, сразу делаю некоторые пометки для себя: стилистические, интонационные, какие краски хочется подчеркнуть. И на самом деле, первое мнение всегда вполне правильное. То есть я достаточно часто попадаю в желания артиста. Когда он соглашается на предварительный вариант, с этого момента начинаются общие поиски.

Случалось ли, что артист в процессе говорил: «Здорово, конечно, только это совсем не я!»?

Случалось. А бывало и по-другому: я что-то предлагаю, мы обсуждаем, приходим к общей формуле звучания – и я делаю и свой, и авторский вариант. И они отлично уживаются. Просто я и себя в обиду не даю, и артистов люблю. Иногда переплетаются элементы из двух версий… Бывает, что всё меняется, а вокал остаётся из демо-записи. И это я тоже поддерживаю, почему бы и нет. Бывает всё, что угодно.

Насколько скакнул прогресс в звукозаписи?

Очень сильно. Рывок в последние десять лет, особенно в оборудовании и приложениях. И, что важно, в размерах – всё становится мобильнее и удобнее, и от этого не страдает качество.

Технологии по операционным системам, по производительности, по ресурсоёмкости идут огромным темпом и снижаться не будут.

Одно из направлений Вашей работы – создание и продюсирование музыки для кино. Какие есть особенности в этой области творчества?

Очень важно быть в живом творческом контакте с режиссёром. Вы должны быть по-настоящему дружны и работать совместно, ведь музыка в кино может как помочь, так и навредить. Поэтому лучше всего получается, когда композитор и режиссёр понимают друг друга с полуслова.

Но то, о чём мы сейчас говорим, в большей степени относится к авторскому кино. Потому что в больших картинах имя композитора как автора музыки – это лишь вершина айсберга. На самом деле там работает огромная команда, которая помогает композитору, частично выполняет его задачи. В авторском кино надо всем работает один человек.

Совсем недавно Вы выложили у себя на страничке небольшой видео-отрывок выступления 1999 года, где Вы на одной сцене с Ником Кейвом и Барри Адамсоном. Почему Вы решили поделиться этим видео с массами, порыв ностальгии?

Я его случайно нашёл и вспомнил, как это было. Всегда приятно поделиться с друзьями чем-то таким. Жизнь прекрасна и удивительна (улыбается). Тогда мы все были под одной крышей Mute Records, периодически пересекались на разных мероприятиях. И естественным путём случалось выступать на одной сцене. Я до сих пор помню, как мы познакомились с Ником Кейвом, с Бликсой Баргельдом. Как записывались Laibach, а я у них играл на кларнете. Тусовались вместе. Снимались апартаменты рядом со студией, и мы там зависали и с Laibach, и с Einstürzende Neubauten. У Einstürzende Neubauten тогда вышла прекрасная пластинка Ende Neu, я её заслушал до дыр. Вместе с Бликсой мы делали перфоманс «The Execution of Precious Memories». Это был интерактивный спектакль, где публика отвечала на анкеты. А потом сидящие за столом чтецы в определённом порядке декламировали воспоминания, которые зрители написали только что. Вместе с музыкой, всё выглядело и звучало очень интересно. Словно какое-то… таинство.

У меня об этом периоде очень тёплые воспоминания. Был в нём некий романтизм. Всё время ощущение богемности вокруг в хорошем смысле – воздушность, возвышенность… «Мы не такие, мы другие».

Может быть, стоит возобновить совместные выступления? Например, Ник Кейв собирается в Россию в мае…

Я не стал бы ничего загадывать. Пока ещё ничего чётко не сформировалось, но мы будем с Ником на связи по этому поводу. В теории такая возможность есть.

Бывало ли такое, что не к Вам приходили музыканты с предложением поработать вместе, а Вы сами «открывали» кого-то?

В таком ключе была только давняя история с проектом YOGO!YOGO!, когда я их как-то стимулировал и продвигал. Обычно я работаю с творческими единицами на равных. Но я считаю, что прекрасно открывать новых артистов, таких, как Manizha, Elyssey… Я всегда за качественных, новых… всех! Музыкантов, вокалистов… математиков (улыбается).

Евгения Смехова специально для MUSECUBE