После интервью Виктории Ворониной о её судебных тяжбах и конфликтах со своим бывшим продюсером Сергеем Ивановым, я встретился с ним, чтобы Сергей так – же мог высказать свою точку зрения. Ради объективности наш портал должен был предоставить ему такую возможность. Сергей рассказал своё видение ситуации в группе «Пропаганда», взаимоотношениях с Викторией, исках, судах. И самое главное – о своей позиции в решении этого затянувшегося конфликта.

Во время интервью присутствовала певица Мария Букатарь, бывшая коллега Виктории Ворониной, которая так – же дала комментарий о сложившейся ситуации.

— Сергей, расскажите, как всё начиналось?

— До того, как я связался с группой «Пропаганда», в хорошем смысле этого слова, у меня было оптовая парфюмерная компания и хороший бизнес. 4000 наименований в Новосибирске. Потом компания переехала в Москву и я начал заниматься привозом артистов и шоу-бизнесом в целом. В основном привозил западных артистов — Benny Benassi, Dr. Alban и других. Был посредником и проводил хорошие концерты. Потом я познакомился с Сергеем Изотовым и он меня пригласил посотрудничать с ним, в том числе и «Пропагандой». Это не значит, что я прямо стал каким-то подчиненным Виктории Ворониной, как она интерпретирует эту информацию. У меня было полное доверие с Сергеем Изотовым, в какой-то момент я понимал, что я вообще всё делаю. У Изотова в то — же время отношения с Ворониной достигли некой остроты — он решил продать коллектив, были покупатели. Он решительно хотел это сделать, набрать новых красивых и симпатичных девочек в группу. Для Виктории это был большой удар, конечно. Это был конец 2006 года. Начались серьезные выпады с её стороны. Во-первых, она хорошая актриса. Может отыграть любую ситуацию — упасть в истерике на пол, заплакать в нужный момент, посмеяться. Она это демонстрировала в суде и судьи несколько раз ей делали замечания, что так вести себя нельзя.

— Итак, в 2006 году владелец решили продать «Пропаганду»?

— Да. Но такое состояние и такие истерики были только у Вики. Я вовсе не хотел покупать этот коллектив по началу. Для неё же это было концом карьеры. Начались ночные звонки, я не буду их цитировать. Многие люди могут это подтвердить. У меня со всеми сложились замечательные отношения. А вот с Викторией… Она всегда себя так вела — она звезда, а остальные — подтанцовка и лохушки. В общем, она начала истерить, речь заходила о суициде и подобном.

— А Изотов заявил официально о продаже коллектива?

— Нет, это было неофициально. Скажем так, в кругу своих людей. Он мне сказал: « Я хочу продать группу». Был просто такой разговор и всё. Сразу после этого начались звонки Ворониной: «Ты мой лучший друг, мне больше положиться не на кого». Я вдруг сразу стал лучшим другом. Звонит мне и говорит: «Я стою на крыше». Ну, и другие постановочные темы. Меня это трогало, конечно, в какой-то момент. Иногда приезжал к ней, старался поддержать. Она говорила, чтобы я выкупил сам проект. Много вещей разных говорила. Я занял денег, взял все свои деньги и купил проект. Мы об этом с ней говорили — она мне век будет благодарна и всё такое. Есть одна вещь — мне папа прислал, прочитав статью в «ЕГ» — а вот запись твоего дня рождения, где всё тоже самое только про Изотова. И слёзы, и на шее у меня висит.

— Можете мне ссылку прислать?

— Я не хотел бы это публиковать. Этого не было в публичном доступе. Смысл всего в том, что она боялась его как огня. И поэтому ей нужно было добиться от него независимости. Но она как-то это по-своему видела. Она посчитала, что я, вложив такую огромную сумму денег, при чем она присутствовала на всех переговорах. Она сейчас говорит, что кто-то там за меня что-то решал. В доказательство этого я принес соглашение, только его нельзя фотографировать. Есть пункт — стороны соглашаются, что данное соглашение носит сугубо конфиденциальный характер и не подлежит разглашению. Вот здесь три подписи. Мы порвали с Изотовым два экземпляра. Но у меня остался мой экземпляр. Воронина полагает, что его не существует, поэтому всем врёт. Вот написано — все права переходят от Изотова к Иванову. Никаких обязательств у стороны три нет. Кроме как неразглашение информации и так далее. На неё действует только пункт один четыре — не порочить имя друг друга в СМИ и с третьими лицами.

— А срок действия договора?

— Это договор сделки, он бессрочный. Это выкуп как собственность. Вот куча расписок, вот все цифры. Всё это абсолютно действительно по закону.

— Таким образом, получается, что сейчас нарушается пункт о неразглашении информации?

— Она вообще все отрицает и всё нарушает. Она говорит, что Изотов её просто отпустил, такой добрый. А за что я заплатил 110 000 долларов? Плюс я ещё столько же денег вложил в раскрутку. Не имело смысла мертвую группу покупать. Потом бахнул кризис 2008. И я до сих пор должен, эти сумму для меня космические стали… Во время кризиса. Вот хронология. 2007 год — подписано соглашение. Я насчитывался в рассрочку, я затянул выплату, не всё так хорошо было как мы предполагали. Вот последняя расписка. Закрыли мы все в 2010 году. Три года рассчитывался. Полностью права мне перешли в марте. А как только Воронина об этом узнала, она сразу стала вести себя по-другому. Начала качать права, объявлять мне ультиматумы — уволь тех, уволь этих, удвой мне зарплату. А ничего, что мы договорились с тобой? Я выкупил проект, занял у других людей. Теперь мне рассчитаться надо. «Да нафиг надо, сам разбирайся и сам рассчитывайся». И свалила. «Я ухожу, не хочу я петь эти песни говняные…» Она их ненавидит, эти песни. «Я взрослая женщина, не хочу петь это дерьмо, которое писала в 15 лет» — она сама так про свои песни говорила. А вот теперь они ей неожиданно понадобились.

— А вот мы подошли к 2010 году. Насколько я помню по интервью, она сказала, что по-моему, в июне, она пришла к вам и попросила поднять зарплату, потому денег мало, концертов мало. Жить не на что. Вы ей отказали и сказали, что поднимете зарплату девочкам, а ей вообще предлагает в качестве сольной артистки, с теми же песнями на условиях 50 на 50.

— Да, примерно это так. Но она не всё сказала. Она говорила — подними мне зарплату. Я не буду озвучивать цифры, но для начала надо понимать, что она получала в четыре раза больше чем девочки. Это не я придумал, так было в контракте записано.

— Виктория говорила, что она получала больше, чем девочки. Но из-за малого количества концертов денег на жизнь катастрофически не хватало…

— Но это нужно разумно посмотреть. А девочкам, значит, хватало, когда они получали в четыре раза меньше? Они не жаловались и не просили поднимать зарплату. А она просила для себя. В два раза больше. В два раза, это значит — всю зарплату ей! Это даже в человеческие понятия не укладывается. Я ей говорил — Вика, а ничего, что мне надо долги раздать? Давай вернемся к этому разговору, когда я на ноль выйду. Потому что я только отдал тогда Изотова, а сколько я еще назанимал. Она прекрасно знает у кого и сколько. Она не захотела ждать. И что она говорит — мол, я звезда, а езжу на Nissan, у меня подруга надо мной прикалывается. Я хочу Lexus. Пошла продала квартиру своих родителей, их переселила в однокомнатную, где сама жила. Я её много лет от этого отговаривал. Я почему это говорю – потому, что она сама это уже рассказала. И продала причем за бесценок. Я, когда узнал сумму, ей сказал: « Вика, ты с дуба рухнула?» — «Ой, всё не критикуй меня, уже всё решено, ты мой друг, не делай так, иначе обижусь!». А я для неё как папочка был или старший брат, и не позволял делать таких вещей, ходил нянчился с ней. Она продала. Подруге-риелтору. Грубо говоря, эта же подруга продала её Lexus по завышенной цене, а квартиру купила по заниженной. То есть русским языком — она продала квартиру на Октябрьском Поле за 4 200 000. 4 200 000! При её оценочной стоимости минимум 8 000 000. И купила убитый Lexus после ремонта который стоит ну 1 000 000 максимум. Вот подруга у неё такая была.

— Виктория сказала, что потом её пришлось продать этот Lexus за ту же сумму, потому что ей не на что было жить. Это всё есть в интернете.

— Ну, просто зачастила в стрипклубы для женщин. Зарплата у неё улетала вся. Ну, вы понимаете, что там происходит. Подсела на это дело. И денег, естественно у неё уже не хватало. Потом она в истериках и мне ультиматумы выдвигает.

— Вы отказались поднимать зарплату. И потом, насколько я помню, вы ей звонили, она не брала трубку и полтора месяца группа была без неё? Никуда ее не звали и ничего не происходило. И уже спустя полтора месяца, я уже точно не помню, вы или она вам позвонила. Вы ей сказали, что на неё висят штрафы за сорванные репетиции…

— Это было совсем не так. Она мне поставила ультиматум до 24 июня, а 26 у меня день рождения. Я говорю — давай после дня рождения. Она говорит: «Нет прям сейчас, это не ждёт». Я сказал, что бы она хоть неделю подождала. После дня рождения мы встретились, это было начала июля. Я сказал: «Вика, во-первых, ты хочешь чтобы тебе подняли зарплату, а ты подумала о девочках. То есть ты сейчас в четыре раза больше получаешь, может быть, им поднимем? Она говорит: «Нет, на хрен, я хочу их убрать, их вообще надо убрать, это моё второе требование. Пусть идут на хрен — возьмем гоу-гоу». Вот два её требования.

— То есть, это был не дружеский разговор?

— Это было конкретное требование, никакого дружеского разговора. Она думала, что она незаменимая. Я ей сказал — ты получаешь в четыре раза больше, а ты работаешь в четыре раза лучше? Ты на первых двух песнях хрипишь, теряешь голос и всё остальное девочки тянут вместо тебя. Так и есть. Она не хотела меня слушать, а я ей говорил — иди к педагогу по вокалу, занимайся. У неё неправильное дыхание, неправильно она звуки извлекает. Ни разу она не была у педагога по вокалу. Это не очень интересный концерт, согласитесь. Я ей сказал — что в четыре раза лучше ты не поёшь. Ты просто присутствуешь на сцене. Это было для неё серьезное оскорбление. Я ей сказал — Маша поёт лучше тебя. Она выставила мне ультиматум, что я должен Машу убрать из группы. Это было вообще для неё ножом по сердцу. Я ведь говорил, что я не буду никого увольнять, они ничего плохого не сделали. Тем не менее, я её понимал, старался как-то помочь. Объяснил, что не могу поднять её зарплату в группе. У меня долги по группе. Я сказал — ты хочешь писать свои песни, мечтаешь о сольной карьере, не хочешь работать с девочками. Ок, давай писать твой сольный альбом, будет делать 50 на 50. Я буду тебе помогать.

— Вы сказали: «Ты мечтаешь о сольной карьере». То есть разговоры о сольной карьере до этого поднимались?

— Сольной карьерой она «занималась» к тому моменту как лет пять. Потому что она мне говорила: «Всё, завтра идём писать песню. Вот ситуация такая». Я сказал: «Хорошо, Вика, только доходы пополам и расходы пополам». 15 000 — с меня 7500 и с тебя 7500. Просто сразу в порядке должно всё быть. И вот эти 7500 она реально три года не могла отдать. Она за выходные получала минимум полтинник. За каждые выходные. Она говорила — ты ничего не понимаешь — у меня волосы, прическа, ногти, Египет. Она в Египет летала на три дня каждый раз после выходных. В Турцию, Египет. Но песню написать — нет…

— То есть она аргументировала это тем, что концертов нет, жить негде. Вы говорите, что это неправда?

— Да, так и есть. Так она еще создавала такую атмосферу, звонила одной моей знакомой, не буду называть фамилию, состоятельный человек и говорила: «Ой, мне так плохо, я готова работать хоть уборщицей, возьми меня уборщицей». Специально чтобы создать давление. Мне звонят, говорят — ты до чего коллектив довёл? Одна моя знакомая так говорит. Я ей говорю — так соглашайся, в чём дело? Сколько там у тебя уборщица получает, 15 000? Бери Вику. Скажи «да». Это такой неадекват со стороны Вики.

— Продолжаем. Итак, 2010 год. Вика сказала, что прошли гастроли по Германии, они были невыносимы из-за сложившихся отношений в коллективе — с вами, с девочками. Дальше она отработала новогоднюю ночь 2010 — 2011. Ей не заплатили за эту новогоднюю ночь. Собственно, за два концерта, по-моему. Поэтому она объявила вам о своём уходе.

— Сейчас расскажу, как было. Вот в июле, когда она пропала, она сама потом вышла на связь. Я ей сказал, ты сорвала концерт. Она начала возражать, что ей не звонил и что она была у мамы. Я ей сказал, что не стоит лгать, что я прекрасно всё знаю, ведь я общался с её подругой. Мне её подруга звонила и говорила: «Не могу на Вику повлиять, не берёт трубку».

— Она сказала, что вы в обидной форме ей высказали, что мол, она старая, толстая, кривая…

— Ну, это она сама уже придумала, ни в коем случае этого не было. Она сама так говорит про себя всегда, так что это чисто её слова и её выдумки. Это её любимые слова, она их говорит про себя очень часто. Например, говорит мне: «Можно мне одеть купальник?». Я говорю: «Вика, тебе нельзя купальник». – «Ну, да, я старая, толстая, кривая!». Вот так это звучало, её мнение о себе. Я очень корректно старался ей об этом говорить. Но она сразу так реагировала. Её обидело сравнение с Машей. Я никогда не позволял себе обижать её внешним видом. Тем более публично, и даже при коллективе я такого не говорил.

— Вернёмся к новогодней ночи?

— Да, вот до новогодней ночи мы решили, что я сам ей запишу ей сольные песни, за свой счёт и параллельно она выступает, 31 декабря у неё последний концерт. Я сказал, что сделаю ей несколько сольных треков, чтобы она могла делать свою сольную программу. То есть: основные хиты «Пропаганды» плюс её собственные композиции. Это на первое время, потому что мы не успеем создать за пять месяцев сольную программу. Плюс ко всему это было всё в рамках контракта. Контракт у нас распространялся и на сольную карьеру. Всё было обговорено. Ей всё понравилось. И потом, 31 декабря… Еще до этого, она сорвала концерт, не репетицию, а концерт. А после… Сначала до меня начали доходить слухи, что она ходит к адвокатам, консультируется, я решил, что мне тоже нужно. Ведь деньги всегда передавались просто в руки, никаких расписок. И когда 31 она пришла, я ей сказал: «Напиши расписку, за все деньги». Она сказала, что не напишет. Также я попросил написать её объяснительную за сорванный концерт. Она пришла на встречу с адвокатом.

— Но это уже было после новогодней ночи?

— Да, после. В новогоднюю ночь у нас был концерт с заказчиком, который по безналу нам перечислял. И нам пришлось ждать окончания праздников, чтобы деньги пришли. Итак, мы встретились с ней. Она сказала: «Я расписку тебе писать не буду». Кинула сумку и ушла. Остались мы вдвоем с её адвокатом сидеть. Адвокат мне говорит: «Сережа, вот Вика на тебя столько лет работала, а ты налоги не платил за неё, за это могут в тюрьму посадить», короче угрозы начались завуалированные. Я спрашиваю: «Это что вообще такое? Я пришел с вами по-человечески пообщаться, что это начинается?».

— То есть в тот день вы не собирались расставаться? Вы встретились поговорить о продолжении работы?

— Нет, конечно. Подруга её, адвокат начала мне угрозы говорить. Но они же не понимают всего. Про трудовую книжку мне ещё начала говорить…

— Да, Воронина говорила, что вы отказались ей отдавать трудовую книжку, а еще, что стаж и налоги выплачивались только тогда, когда был Изотов.

— Сейчас поясню. У всех продюсеров отношения с артистами не трудовые. Это гражданско — правовые. Потому что по Трудовому кодексу, когда ты берешь человека на работу, человек за две недели пишет тебе заявление на увольнение и уходит без всяких штрафных санкций. А продюсер работает с артистом, раскручивает его и так далее. Поэтому отношения артиста с продюсером не могу быть трудовыми. Они работают по гражданско — правовому. На основании этого и был заключен контракт. Каждый платит за себя — я, как физлицо, как продюсер, и как автор и соавтор некоторых вещей — и она, как автор и как исполнитель. У нас договор двух творческих людей. Я не работодатель.

— То есть всё это — стаж, налоги — это была её проблема?

— Это её проблема. Более того, Воронина работала на «Пропаганда Мьюзик» и передавала все свои композиции туда. А я купил это всё у Изотова.

— Я уточню — ей ни публичка, ни смежные права не принадлежали?

— Нет, не принадлежали. Это принадлежало изначально Изотову, потом перешло ко мне. Если говорить юридическим языком, то всё принадлежало ООО «Пропаганда Мьюзик», где владельцем был Изотов. Написала Вика песню, передала туда, только после этого её ставят на радио и т.д. Эту компанию я и купил. Это всё перешло мне. Всё было оформлено на компанию. В её подписях и прочем нужды не было, принадлежало это всё компании. Смысл был такой: мы договорились о сделке, подписали рассрочку и там есть одно условие, написано, что права на компанию переходят окончательно мне, когда я отдам последнюю часть. То есть, вот последняя расписка о получении и символизирует начало моего реального права всем этим распоряжаться. Все документы мне передали в 2010. До этого времени у меня не было на руках даже договоров. Перед сделкой Изотов всех оттуда уволил, я там тоже числился. И потом только продал.

— То есть по логике, Вика должна была забрать свою трудовую еще тогда?

— Да, может она её и забрала. Я даже не знаю. Я купил компанию без всякого обязательства.

— Может быть такая ситуация, что Виктория была просто не в курсе этого?

— Может быть, она творческий человек, я допуская, что она не понимает вообще ситуации… Ей этот адвокат сказал про трудовую вот она ее и требует. Когда они пришли ко мне тогда… Говорят — где трудовая? Вы прикалываетесь что ли, какая трудовая? Я купил компанию у Изотова! Изотов её уволил, а я её даже не мог взять на работу, так как компания мне еще даже не перешла! Она перешла мне в 2010 году, когда я закрыл долг.

— То есть, этот вопрос не имеет уже никакой силы?

— Конечно.

— Я еще уточню. Вы готовы в любой момент все эти бумаги показать в суде?

— Конечно. Я все могу подтвердить. Вика не поняла, что происходит. На её глазах мы рвали бумаги, она не понял какие. Подумала, что всё, она свободна. Вот я вам показал, где её подпись стоит. Это не за её спиной делалось, она была в курсе.

— Если предположим, эти бумаги, которые вы не скрываете, захочет затребовать адвокат, вы готовы сделать копии и предоставить их?

— В суде. Они запрашивали. Я в суде встал и говорю: «Ваша честь, могу я приобщить договор к делу, только вы должны снять с него коммерческую тайну». Только судья может снять это. Там содержится коммерческая информация. Судья мне говорит: «Не надо, всего достаточно». Договор не потребовался ни разу. И сейчас я не могу показать, потому что это коммерческая тайна. Если суд потребует — я обязательно всё это покажу. С удовольствием. Теперь про трудовую. Смысл в том, что как-то надо работать, их уволили оттуда. Компания ко мне не перешла, я не мог дать им работу и выплачивать зарплату из этой компании, платить налоги. Чтобы работать, я пообщался с юристами и мне все сказали — никто на трудовых не держит артистов. Они тебя кинут и всё. Мне дали гражданско-правовой договор и со всеми я заключил его. Отличалась только последняя страница, где у каждого стоял свой процент и своя зарплата.

— Это стандартный договор, как у всех продюсерских центров?

— Да, ничего такого особенного в нём не было. Наши отношения стали гражданско-правовыми. Никакого работодателя. Каждый сам выплачивает за себя налоги. Это обязанность каждого — заполнять декларацию и платить налоги. А адвокат пришла и начала меня шантажировать. Я сказал: «Ты вообще понимаешь, о чем речь идет?». Они неправильно начали себя вести изначально. Я сказал: «Вика я жду от тебя объяснительную и расписку на деньги». Она сказала: «Я перезвоню». И всё. Она исчезла. Не слышно, не видно. За последний концерт там какая-то сумма осталась. Но при этом в суде она говорила, что я ей никогда не платил, забирал деньги, ничего не отдавал. И потом пишет — не заплатил мне за последний концерт.

— В моём интервью это было, она говорила, что какие-то деньги вы ей давали, знали, что ей не на что жить. Но при этом она никогда не знала, сколько стоит группа и сколько она должна получать на само деле. Она не знала от чего считать процент.

— Я всегда озвучивал цену. И никогда никаких вопросов не возникало.

— Группа знала, сколько стоит коллектив?

— Да, ни у кого никаких вопросов не возникало. Поговорите со всеми, кто был в составе. Когда я пришёл, была Вика, была Оля Морева и Ира Яковлева. И какие она там 15 составов насчитала… Вика в группе была с конца 2001 до конца 2010. Маша была в группе тоже 9 лет. Ира была 7 лет, Оля 6. Первый состав просуществовал меньше года и она их запомнила. А этих она не помнит. Как она говорила: «Я вообще не знаю, кто со мной стоит на сцене». Да не было такого.

— Про Машу она говорила. Но при этом и до неё, и после неё девочки по одной менялись. Вы говорите, что она не пела. А она говорит, что наоборот – это она вытягивала непоющих девочек.

— Тогда нужно сказать еще и о другом. Когда я пришел в коллектив — пел коллектив под фонограмму. Я ввел репетиции. И коллектив стал петь в живую. Да, у нас там были не очень поющие девочки. Некоторые. Скажем так, Вика гораздо лучше пела в том составе. Но она тогда пела лучше, чем сейчас. У нее потом всё хуже и хуже было с этим. Я говорил ей про это и советовал обратиться к педагогу, она на это истерически реагировал и говорила: «Я к педагогу?! Да я сама педагог! Я не пойду к педагогу, я звезда». А девочки, которые пришли, ходили на репетиции, она нет.

— Ради справедливости уточню: много лет в группе была Маша Букатарь и 12 составов там не было?

— Смотрите, с конца 2001 существует группа, был некий первый состав, где девочек уволили потом, продюсер взял Катю Олейникову и Олю Мореву. Можно это считать вторым составом? Я думаю, можно. Когда я пришёл, вместо Кати была Ира Яковлева. Я бы не стал считать, что это смена состава, просто поменялся человек. Ну, хорошо, пусть это будет третий состав. Всё. В этом третьем составе мы работали до 2006 года, где вместо Оли пришла Маша. Четвёртый состав, ладно. Всё больше, ничего не поменялось. Потом пришла Настя, вместо неё пришла Ира. При Вике максимум пять составов.

— Девочки так массово не менялись?

— Нет, не было такого. Можно отследить всё по клипам, по обложкам альбомов. Пусть назовёт.

— Значит, 2011 год. Вика заявляет о своём уходе. Она говорит, что вы, скорее всего, обижены на неё за то, что она не дала вам возможности её выгнать. Что это было исключительно её решение и поэтому начались конфликтные ситуации.

— А я вам скажу по-другому. Она чувствовала себя незаменимой и знала, что она может меня шантажировать, что если она не придёт на пару концертов, то у меня все рухнет и я к ней прибегу со словами «Вика, возвращайся». А этого не произошло. Собственно, вот её обида. У неё не получилось шантажировать меня. Я ей говорил: «Вика, что ты хочешь?» — «Я хочу петь сольно!» — «Пожалуйста». – «Я хочу вернуться!» — «Ок, возвращайся». У меня была такая позиция.

— Это уже было в 2011? Она хотела вернуться?

— Ну, это было в предшествующих моментах до июля 2010 и до декабря её метало — то она одно хочет, то другое. Как захочешь — так и сделаем. Только в группе я тебе поднимать зарплату не буду, пока не разобрались с долгами. Не хочешь в группе — будешь сольно работать.

— Я вспомнил, что вот вышел альбом «Ты мой парень» и что песни тоже её и есть песни, которые написал диджей Янковский, и что ей не заплатили за это ничего. По договорам авторские всё равно принадлежат вам?

— Отвечаю. По каким-то личным соображениям, в какой-то момент, когда были прекрасные отношения у Вики с Изотовым, несмотря на то, что она передала все песни ему, в каком-то году, по-моему, в 2004, она просто сделал приложение к договору. Были переданы права в Первое Музыкальное Издательство. До 2014 года.

— То есть, до тех пор,пока договор пока автоматически не закончился с ПМИ?

— Да. Он сделал так, что Вика получает авторские себе. То есть когда я пришел в 2007 году… Было уже приложение на альбом «Ты мой парень» и все авторские уходили Вике. Все отчисления. То есть она получила гораздо больше, чем единоразово, у нее это кто-то купил. Я ей ничего не заплатил? Так я ничего и не видел, всё уходило ей. Такой был договор, мы его не стали переделывать.

— Я так понял, что Вика не совсем может разобраться, что происходит, что она получать должна, а что не должна?

— Да, это непонимание вопроса.

— Ваша позиция, как вы расставались с Викой, в 2011 году, после разговора в офисе на Мясницкой. Вы сказали: «Всё, иди»? Или как это было?

— Она сказала: «Я подумаю, мы встретимся». И всё. Исчезла, её не стало. Она поменяла телефон. До этого она мне говорила, что ей нужно восстановиться, отдохнуть полгода. К другу в Италию полететь. Я сказал: «Хорошо, восстанавливайся». Потом, после встречи с адвокатом, мы еще раз договорились встретиться, но она исчезла. Я думал, что она через полгода объявится. Не появилась. Появились в соцсетях ее высказывания, такие боевые, что она не собирается возвращаться.

— То есть, высказывания были, но никаких ни судебных, ни других разбирательств не было?

— Нет. По поводу денег авторских. Это очень щекотливый вопрос, чем в итоге всё закончилось и во что вылилось. Когда она говорила, что мне не выплачиваются за альбом деньги или за что-то еще, она подала в суд, там начали разбираться и запросили сведения. Выходит, Вика получала, я ничего не получал. Хотя по договору, я должен был получать. Мне адвокат говорит: «Так чего ты не получал, давай затребуем». И мы реально приобщили это к делу. Я говорил: «Вика, выплати мне то, чего я не получил. Ты забрала всё себе». То есть по решению суда, могу потребовать 100%, ну или там еще другие варианты есть, 50 на 50. Половину того, что она получала, она должна мне отдать.

— По тем бумагам, которые она изначально подписывала?

— Да, она должна была делиться со мной.

— Виктория сказала, что еще до расставания, вы начали предъявлять ей разные денежные претензии — 300 000 долларов, 100 000 долларов. Расписки на два миллиона рублей, которые она не видела. Она не понимает, за что и откуда взялись эти суммы.

— Я с неё никогда не требовал таких денег. Кроме одного раза, когда решил сделать это мой адвокат. Она судилась со мной, вела себя неприлично. Мой адвокат говорит: «Давай штрафные санкции, договор позволяет это сделать». Но так как я реально не брал с неё никаких расписок, подтвердить, что я выплачивал или не выплачивал — нечем, прогуляла она концерт — нечем, компромат я не собирал. У меня не было доказательной базы. Я сказал: « У нас же доказательств нет, мы ни чем это не докажем». Он сказал: «Не ради этого, а ради того, чтобы она подала встречный иск о признании договора недействительным». И мы это сделали. Мы выставили требования, которые мы не собирались защищать. Для того, чтобы разобраться с договором. Между прочим, договор сам по себе очень важен. Договор с ней как с артистом, а не как с автором. Права все она передала Изотову. И это перешло по цепочке по мне. У нас с ней был договор продюсерский, как с артистом — о концертах, о клипах, а не о песнях. Она не понимает. Что касается подтверждения слов. Продюсерские договоры я с собой не взял, к сожалению. Вот договор на новые песни. Все здесь написано, приоритет перед автором. Новые песни – 80% в пользу автора. Я ей подарил. Порядок расчетов — все суммы гонораров поступают на счёт автора в авторском правовом обществе. То есть, когда к ней приходят суммы, она должна была 20% мне отдавать. Я не получал ничего. Судом установлено, что Ворониной выплачивалось все, мне не выплачивалось ничего. Вот ответ. Если у неё есть другая информация — то пусть предоставит! Продюсерском договоре предусмотрена неустойка 300 000 долларов при отказе автора исполнения его. Сумма эта взялась в 2007 году, когда Изотов продавал мне компанию. Мы согласовали все расходы и появилась цифра. Все присутствовали при этом. Я не требовал денег, но у меня, тем не менее, это право осталось. У меня нет желания это просить. Это скорее дисциплинирующий фактор для артиста. Дальше… Вот договоры нотариально заверенные. Договоры 2004, 2005, 2006 года. Воронина передаёт права. исключительные права в «Пропаганда Мьюзи»к в лице генерального директора Изотова. Список всех песен, которые она передала. Директор — Митюк. Вот его подпись. Был другой директор. Далее. 1 сентября 2015 года, арбитражный суд: признать исключительные авторские права «Пропаганда Мьюзик», дальше идёт список 58 произведений. Вот, всё признали правообладателем. Вот изъятие из РАО произведений, она говорит, что этого не существует. Я изъял все произведения и права из РАО. Вот афиша, 18 декабря, Архангельск, я это сейчас в полицию отправил.

— Вика говорит, что они с директором никогда не заявляют, что это группа «Пропаганда». Я цитирую ее: «Я могу быть автор песен группы «Пропаганда», я экс-«Пропаганда», но я не заявляю как группа». За то, что пишут на афишах организаторы, Воронина ответственности не несёт.

— Я могу прокомментировать. Это очень хитрая позиция, Вика оказалась в позиции, когда она не может давать концерты, она в истерике и они придумали эту схему. Есть постановление Пленума Верховного Суда 5/29 — ответственность за нелегальное исполнение песен несет организатор. Ссылаясь на это, они ответственности избегают. Ложится всё на заказчика. Поэтому я пишу заказчику. А мне говорят: «Мы не знали, с кем мы связываемся». Ок, суд разберется. Во-первых, они рассылают информацию. Мне заказчика её пересылали, она позиционирует как «Пропаганда».

— Если что, вы готовы предоставить скриншоты и прочее?

— Конечно. Ну, там нет подписи Ворониной. Но тем не менее это имеет место. Вика говорит: «Я не делала эту афишу». Ну, само собой. А кто её сделал? Я пишу заявление. Следствие выясняет, кто напечатал эту афишу. Напечатал клуб — нарушили товарный знак. А кто им сказал, что этого нельзя делать? Это всё позиция подготовленная адвокатом. А песни? Это все песни, изъятые из РАО.

— Тут просто идёт перечисление песен, но нет того, что Виктория Воронина автор песен.

— Я объясню. Она может писать у себя на странице что угодно. На афише этого нельзя делать. Товарный знак работает таким образом. Полиция этого не замечает. Вроде нарушения нет. И пишут отказ. А мне больше ничего не нужно. Я получаю этот отказ и обращаюсь к экспертам. Повлияло ли использование данной информации на посещаемость? Конечно, повлияло. Экспертиза даёт четкое понимание. Значит вот это — введение в заблуждение потребителя. 159 статья — мошенничество. Плюс незаконное использование товарного знака.

— А сама ситуация, имеет ли Вика отношение к этим афишам, она не доказуема?

— Вот именно, она делает так, что это не доказать. Она избегает ответственности. А в силу, постановления пленума — изначально устанавливается организация, которая продаёт билеты. Соответственно, адвокат притягивает это так, что исполнителем считается организатор. И по гражданскому кодексу, если не доказали, что ты не нарушитель, то ты не нарушитель. А вот УК всё по другому. Там всё делается от обратного. Я пишу заявление — нарушены мои права, я правообладатель. Они записывают всё это. Проводят экспертизу — действительно ли эти песни исполнены. Да. Это те же самые песни. Они устанавливают лицо, которое исполняло. Кто был на сцене. Действительно ли это Виктория Воронина. Для этого её надо пригласить. А так как её невозможно пригласить, она избегает, её не могут сделать обвиняемой, так как не могут сверить с картинкой на видео. Зная это, адвокаты ей не позволяют встречаться с оперативниками и следователями.

— Вика говорила, что она встречалась.

— Она встречалась на разных стадиях. Там же стадии: до — следственная, следственная. Она встречалась на той стадии, когда вопроса об экспертизе не стояло. А сейчас адвокат приходит, знакомится и с делом и сразу понимает, что происходит. Дальше. Как только установлено, что это мои песни исполнялись, мне выдается на руки постановление о признании меня потерпевшим. Всё. В уголовном кодексе — это есть труп. Значит, есть преступник. И мне по уголовному кодексу не надо доказывать, что кто-то нарушил. Нужно преступника найти. Сейчас я покажу. Вот бумага. А следователи загнаны в тупик. Как найти преступника? И никакого отношения РАО здесь не имеет. Вика приносит оттуда справки — вот я автор. Да внизу этой бумажки написано «Данная справка подтверждением авторства не является». Это общественная организация. И никакой юридической силы в этом вопросе не имеет. Судья смотрит на бумажку — ого, РАО. Я говорю, ваша честь посмотрите, что написано в конце. И всё. Это бумага убирается из доказательной базы. Ну, я отвлёкся. Воронина скидывает с себя ответственность: «У меня директор занимался организацией». Директор приходит и говорит про пункт 5/29. Следователь на всё это смотрит и говорит — да всё верно. Надо привлекать генерального директора. А это Arena Moscow. Он вообще охренел, он даже ничего не знал, а его по уголовке привлекают. А по гражданскому кодексу, ст 13/10 написано — исполнитель, гражданин, который исполняет, поёт, танцует, декламирует либо любым другим образом воспроизводит объекты авторского права. Что делают следователи, мы приостановим дело и переквалифицируем его из части два в часть три, то есть на группу лиц. До шести лет лишения свободы. То что, они тогда делали и это приносило им успех, сейчас усугубило их положение. Поэтому они сейчас бегают.

— Я спрашивал Вику, не пытались ли договориться мирным путем? Она сказала, что пытались по её инициативе и единственное предложение, которое она от вас услышала это купить ООО «Пропаганда Мьюзик» за 4 500 000 рублей. И, естественно, у неё таких денег нет. И бумаги вы ей не показывали. Она не уверена, что они у вас есть. И что вы отказались, ей показывать бумаги пока она не покажет деньги.

— Объясню, почему я не показал бумаг. У неё менялись юристы. Она говорила следующее: «Один юрист говорил будем делать так — вы много зарабатывали, а он с тобой не делился. В первом суде она говорит — мы столько денег зарабатывали, я курица несущая золотые яйца, а он не делится. Потом другой адвокат и новая позиция — он мне ничего не платил, я жила бедная, мне нечего было есть». Мне смешно становится. Спрашиваю, можно приобщить к делу материал прошлого суда? Сейчас её новый адвокат вообще запретил ей появляться в судах. Потому что как только она появляется, у меня есть право задать вопрос. Едва я только пытаюсь задать ей вопрос — она сразу падает в обморок или еще что-то с ней происходит. Встаёт юрист — ваша честь, разрешите избежать ответа на этот вопрос, она не может физически. Судьи по — разному реагируют. Но как только я задаю ей вопрос, я ловлю ее на конкретной лжи. Суд говорит: «Сядьте, Иванов, всё, успокойтесь». Даже не дают мне закончить. У них нет ни документов, ни правды. Они придумывают свою версию, которая им считается выигрышной. И они хотят увидеть документы, чтобы выстроит свою позицию. Как им это выставить. Что это белое или что это черное.

— Они могут это через суд затребовать?

— Нет. Когда свои претензии какие-то высказывают, прилагают оригиналы документов. Подают на меня в суд — а где оригиналы документов? И принимают иск.

— Виктория сказала, что один раз были с её стороны финансовые претензии, при чём это было не ее инициатива, а адвоката.

— Вы знаете, что она сделала? В первый суд она принесла следующее — она сделал огромный реестр концертов за все годы и написала суммы сколько стоили концерты.

— То есть, всё-таки она знала суммы концертов?

— Конечно! Это можно запросить, всё в архивах лежит. Она написала кучу сумм, миллионы рублей каких-то… А так как я расписки не брал, вот Маша может подтвердить как у нас расчет происходил… Мне суд спрашивает: «Вы не выплачивали?». Какая позиция — расписок нет, подтвердить я ничего не могу. Суд меня сейчас заставит выплатить.И она отсчитала свои 20% и требовала их в первом суде. Получились миллионы. И суд, конечно, отказал ей, потому что не получилось всё доказать. А в следующем суде уже другая позиция — не было никаких концертов, жить не на что было, деньги не платились. Откуда беру те миллионы, которые она рассчитала сама и свою подпись поставила? Говорю: «А вот это что?» — «Ой, это мой прежний адвокат — дурак, придумал»… Эту версию ей адвокат придумал. Я документов поэтому и не показываю, её штормит и она не знает куда прислонится и что делать. Что у меня есть, а чего нет. Какими фактами оперировать. Поэтому я слежу и согласно ситуации действую. Ее адвокат не несет ответственности за свои слова. Поэтому Ворониной и не бывает в судах, чтобы менять постоянно свои показания. Она поняла, как это — когда я при судье имею право ей вопросы задавать. Она сразу засыпалась там.

— Так вы предлагали ей купить проект?

— Об этом: когда её в очередной раз взяли… Она почувствовала, что ситуация складывается плохо, она начали истерить и обращаться ко всем подряд. Мне звонит Дробыш. Говорит: «Ты там Вику притесняешь, не даешь ей жить, дышать». Я по телефону говорю: «А какие претензии?». Вкратце рассказал ему свою позицию. Он говорит: «Приходи ко мне, встретимся поговорим, Вика придёт»… Говорю: «Ок, я только за». Сама она избегает со мной общаться. Прихожу. Сидит у Дробыша в кабинете он сам, Вика, ее директор, который сейчас в розыске по другому же уголовному делу. Не имеющему отношения к нашему. Это просто характеризует людей, которые вокруг неё.

— Директор который сейчас с Ворониной работает?

— Нет, другой. Николай Кривогус. И Вика начинает истерить, а Дробыш говорит : «Вот так нельзя. Ты не даешь ей дышать, писать». Я говорю: «Пусть пишет. А чего она поет только песни группы «Пропаганда»? Дробыш: «Нет, она не поёт». И Вика: «Я не пою!» Я беру просто телефон и показываю: «А вот это что за афиша?». Дробыш смотрит: «А права кому принадлежат?» Мне, конечно! Он послушал и говорит: «Вика, я всё понимаю, но тут я на стороне продюсера. Вика, ты должна сама наладить контакт. Идите, посидите в другой комнате, договоритесь». Вика такая: «Да-да-да!». Мы ушли в другую комнату. Её директор, Николай, говорит: «Давай мы у тебя купим группу». Я говорю: «Откуда у тебя деньги?». «Да деньги найдутся!». И тут я сопоставил… В кабинете у Дробыша. Директор её предлагает мне деньги. Я думаю — наверное, есть.

Может, заинтересованность какая-то есть. Я говорю: «Хорошо, давай обсудим». Может, я как-то неосторожно сказал, что готов продать за ту же сумму, за которую купил. Всё. Мне главное вернуть и снять все долги.

— Отсюда и эта сумма озвученная Викой?

— Да, именно. Говорит мне: «Давай мы у тебя купим». Я говорю: «Докажи, что у тебя деньги есть». – «А ты докажи что у тебя права есть!». – «Погоди, ты же хочешь купить, твоё предложение было?». – «Нет, мы не верим, что у тебя права есть. Покажи все документы». Я говорю: «У нас суды идут и я буду тебе все документы показывать? Ты сделай мне предоплату, 20 000 долларов завтра приноси, фигня для такой сделки. Только в случае если ты откажешься от сделки эти деньги остаются у меня. Я показываю тебе документы — я оголяюсь перед судом». Я считаю, что это хитрый ход. Я их зацепил на этом. Никто, конечно, ничего не принес. Они не сыграли в эту игру со мной.

— Сейчас есть некие иски и некие уголовные дела. Ваша позиция — чего вы хотите добиться от Вики? Ваши требования?

— Мы сейчас в РАО это обсуждали. Я не против договоренности. Но ситуация сейчас уже настолько запущенна… это надо было делать раньше. Она сбегала от меня, прямо посреди переговоров. Допустим, она примет все мои условия, подпишется под своими обязательствами. И что? У меня все договоры уже на это имеются. Что мне даст её договоренность? Она не соблюдает ни одну договоренность. Из одной бумаги переносится в другую. Мне ничего это не даст. Я хочу, чтобы она прекратила использовать товарный знак группы «Пропаганда» и прекратила петь песни «Пропаганды». Пусть пишет свои и поёт их. Она просто не нужна никому пока как Виктория Воронина.

— Если на афише исчезает слово «Пропаганда» и нет перечисления песен, а есть просто слова «Виктория Воронина с сольной программой», то у вас больше никаких претензий к ней не будет?

— Да. Но я все равно буду контролировать концерты и буду смотреть, что она там поёт. Я сейчас отправил документы заказчикам — отменить концерт. Они говорят: «Она не будет петь эти песни». И что? На афише написаны эти песни. Вот Пропаганда. Как мне гарантировать, что она их не будет петь? Я всё равно буду контролировать. Если она их не поёт — с неё никто ничего не спросит.

— Есть вариант, что всё мирно закончится?

— Конечно. Даже если я буду писать заявления, будет приходить полиция, смотреть и видеть, что Виктория Воронина поёт не «Пропаганду», а другие песни и сразу уходить ни с чем. Будут давать мне отказ в возбуждении. Она спокойно может, не спрашивая моего разрешения, петь свои песни. Ей никто не мешает в этом. Даже учитывая то, что договор действует до 2017 года.

— То есть, вы готовы не предъявлять никаких претензий на то, что на афише написано Вика Воронина, за исключением выше оговоренного?

— Никто ей ничего не предъявляет.

— Мирный вариант существует?

— Да, конечно. Вся суть претензии в том, что она отбирает у нас концерты и убивает нам цену. Вот мне недавно звонят заказчики: «Мы хотим группу «Пропаганда» на такую-то дату». Я называю им цену. Они говорят: «Нет, мы максимум можем заплатить 50 000». 50 000?! Четыре человека поедет к вам в Белгород за 50 000?! – «А у нас уже была «Пропаганда» за 50 000». – «А чего же я этого не знаю?». И еще мне говорят: «Вы больше 50 000 не стоите». Я говорю: «А пришлите мне видео». И что я вижу на видео? Вика Воронина, кричит мимо нот, ужасным голосом… Факт есть факт. Заказчик считает, что мы больше 50 000 не стоим и ссылается на это мероприятие. Это что? Это вред репутации! Приехала девушка, которая вышла на сцену в том, чём приехала, в чём вышла из такси. Артиста не видно в этом человеке. Я понимаю её отношение — чего я за 50 000 буду тут напрягаться? Картинки нет, вокала нет. Заказчик даже не понял, что она обратился к другой «Пропаганде». Вот и все. У меня коллектив репетирует каждый день. Вот какая у меня позиция. Деньги взяли, испортили нам репутацию. И это угнетает.

— То есть, пока Вика не откажется от исполнения песен «Пропаганды», судебные иски будут продолжаться?

— Конечно, пресекать буду. Моя задача пресечь. У меня есть еще другой вариант. Как адвокат говорил: «Пусть выступает, потом себе можно состояние на исках сделать». Но у меня нет такой задачи. Я занимаюсь творчеством. Это разные вещи совершенно. И заказчиков мне жалко бедных. Зачем им это терпеть? Они сами должны написать на неё заявление по статье о мошенничестве.

— Мы с вами говорили о том, что выступления Ворониной негативно сказываются на вашей репутации. Маша, вы со своей стороны поддерживаете Сережу в исках?

Мария Букатарь (экс – солистка группы «Пропаганда»): — Мне, как артисту, сложно видеть всю ситуацию, так как страдает две стороны. И Сережа, и Вика. Изначально я хотела, чтобы они договорились. Но все настолько усугубилось, что на данный момент договориться уже невозможно. И я считаю, что лучше бы она сразу точно сказал свою точку зрения, что она не хочет петь в группе и хочет петь сольно. Я думаю, Сережа тогда всё бы для нее сделал. Потому что это делал при нас, все договоры подписывались при нас. Все что там было указано, мы знаем, у нас были одинаковые копии экземпляров, но разные проценты. У меня 5%, у Вики было 20%. Мы тогда понимали, что, если Сережа сейчас не выкупит этот коллектив, он просто перестанет существовать. И все, и особенно Вика, просили его это сделать. На тот момент никто не хотел покупать группы. К тому же, он давно с нами работал и знал, как всё устроено. Мне сейчас очень сложно смотреть, потому что, если держаться середины — мне и Вику жаль, и Сережу. Но если говорить объективно, я больше за Сережу, потому что он ничего плохого не сделал и поступил так вынужденно, потому что она не выполняла свои требования по контракту. И она начала обходить контракт стороной. И когда она начала петь одна и у нас сорвались некоторые выступления, и она хотела весь доход получать сама — тогда ему уже пришлось вмешаться. Это работа. Мы подписываем контракт. Я считаю, что в данный момент она не права.

— Вы считаете, что Сергей Иванов сейчас поступает справедливо?

— Я считаю, что у них были договоренности и она их не выполнила. Потому что, если бы я выкупила за огромные деньги коллектив, я потратилась, я в минусе и мне нужно их отбить, начать зарабатывать… А она не захотела работать и подвела его. Я не сольный артист, в меня сейчас вкладывают деньги и я понимаю, что они сейчас не отобьются, нужно время, нужен хит. Нужно оставаться человеком. Вика очень талантлива, свой сольный проект она вести не смогла, так как пять лет была в составе группы. Я считаю, что, каким бы ты талантливым человеком не был, без команды ты — ничто. И она эту команду потеряла. Это очень плохо, когда для тебя люди столько делают, а ты поворачиваешься к ним и уходишь. Все очень её любили, никто не хотел, чтобы у неё что-то не получилось. Я Сережу знаю очень давно и для него она была как сестра, с утра до ночи он занимался её песнями и всеми силами старался для неё.

— Печально, что всё к этому привело.

— Печально. Я могу сказать, что с Сережей можно договориться. Даже если есть мнение, с которым он не согласен. Он также будет это уважать. Люди спустя какое-то время должны оглядываться на пройденный путь и смотреть, что они сделали правильно, а что нет. Я думаю, что разрыв с Сережей — был для неё плохой поступок. У нее ничего нет. Она пытается что-то сделать, но с Сережей она могла добиться гораздо большего… Просто мы хотим всё сразу и сейчас. У нас у всех есть мечты. Мы все думаем, что это так просто и легко, хотим, чтобы все эти мечты осуществились. А когда ты сам начинаешь это все делать, ты понимаешь, как на самом деле это всё сложно.

— В любом случае, это большой путь.

— Вот именно. Я желаю им обоим удачи и хочу, чтобы никто из наших поклонников не обижался, ведь они не знают всю историю до конца.

— Ну, вот мы пытаемся всё это прояснить.

— Между друзьями короткая нить, а между артистом и продюсером есть уже какие-то обязательства. Мы здесь не друзья. Он поступил как продюсер. Как должен быть поступить. Может, если он был бы миллиардером, он мог бы ей это простить, может быть. Но в другой ситуации…

Сергей Иванов: — Вика просто считает, что я должен ей все подарить.

Мария Букатарь: — Может быть, если бы она была его женой, он бы ей это все подарил.

Сергей Иванов: — Спасибо, у меня уже есть жена.

Мария Букатарь: — Он просто действовал как продюсер. В истории с Викой шло все иначе — ей всё время везло, ей делали какие-то уступки. В данной ситуации этого не произошло.

Беседовал Александр Ковалёв, специально для MUSECUBE

Фотографировал Константин Родионов