Когда ребёнок был ребёнком, он не знал, что он – ребёнок.
Вим Вендерс. «Небо над Берлином».

«Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери никогда не был детской книжкой. Об этом сам автор сообщает в эпиграфе к повести, которую он посвятил своему другу Леону Верту, чьё имя теперь знает каждый, кто хотя бы раз брал в руки книгу. История про маленького мальчика с астероида Б-612 и лётчика, застрявшего в пустыне Сахара, давно превратилась в своего рода архетип если и не для всего населения планеты Земля, то для той ее части, которая с маниакальным упорством продолжает читать художественную литературу в век блогов, фейсбука, компьютерных игр и бесконечных сериалов.

В заключительную строку своего знаменитого посвящения Сент-Экзюпери вносит уточнение, которое определит главную философскую идею этого произведения: «Леону Верту, когда он был маленьким».
«Маленький принц» – не детская книжка. Но посвящена она ребёнку, живущему в любом взрослом. Этот ребёнок уникален для каждого и в то же время универсален для всех, потому что то состояние чистоты, высоты-глубины и близости к своим первоначалам у нас одинаковы. Потому что солнце светит, вода течёт, ветер летит, снег идёт – для всех. Потому что когда происходит живое, настоящее чудо, мы все его понимаем и чувствуем одинаково, настраиваясь на какую-то одну, общую для всех, радиоволну. В том случае, конечно, если успеваем закрыть глаза и открыть сердце.

Такая возможность представилась 20 и 21 мая в стенах театра «Мюзик-Холл», где два вечера подряд творили и дарили всем петербуржцам свою хрупкую, драгоценную планету Константин Хабенский и камерный оркестр «Солисты Москвы» под управлением Юрия Башмета, заставившие в очередной раз поверить в реальность ежедневного, ежеминутного, смешного и печального, прекрасного и горячего от слёз волшебства, которое называется жизнь.

Под музыку петербургского композитора Кузьмы Бодрова и фрагментов произведений Иоганнеса Брамса и Густава Малера в постановке режиссёра Виктора Крамера «Не покидай свою планету» происходило чудо, которое каждый мог унести с собой.
Каждый, кому оно всё ещё нужно.

«Леону Верту, когда он был маленьким» – эпиграф к книге мог бы стать идеальным эпиграфом и к этому спектаклю. Правда, здесь есть не сразу заметный, но важный нюанс – вместо Леона Верта любой зритель может смело подставить своё имя и вряд ли ошибётся. Константин Хабенский, единственный актёр этого спектакля, определил его жанр как «разговор с самим собой». Точнее не скажешь.

На сцене – квадрат песочницы, небольшое возвышение для музыкантов и человек. У человека – чемодан, сломанный самолётный мотор, превращающийся то и дело в стул, гаечный ключ, старое ведро и фляжка с двумя глотками воды. Это Лётчик. Ему жизненно необходимо как можно скорее отремонтировать свой самолёт, чтобы не погибнуть от жажды.
В такие пограничные, между жизнью и смертью, моменты время останавливается и остаётся только палящее солнце пустыни.
В такие моменты делаешь всё, что возможно и невозможно.
В такие моменты так близко и долго балансируешь на самом краю, что уже перестаёт быть страшно.
В такие моменты и приходит Маленький принц.

Можно, конечно, сейчас воспользоваться каким-нибудь банальным штампом вроде «Константин Хабенский виртуозно исполняет роли всех персонажей», и на том успокоиться, ибо банальность эта есть чистая правда. Да только что делать с ощущением, возникающим уже через полчаса после начала спектакля, что, на самом деле, никаких «ролей», как таковых, здесь нет?… Есть человек, в котором живут все те, с кем он разговаривает. Не потому, что ему видится мираж в пустыне. Не потому, что у всех одно и то же, но каждый раз не похожее на себя, лицо. А потому, что в какой-то момент начинает казаться, что и Фонарщик, и Честолюбец, и Математик, и все-все-все обитатели соседних астероидов – это те пути, которые лентами вьются внутри каждого из нас. Как будто любой человек – это Лётчик с клубком запутанных дорог в сердце, каждая из которых непременно ведёт на какую-нибудь планету. А каждый Лётчик – это Маленький принц, про которого тот давно и думать забыл. Ведь взрослые всегда заняты очень серьёзными делами – им совсем некогда рисовать барашков и смотреть, как заходит солнце.

Режиссёр Виктор Крамер, работавший с Вячеславом Полуниным над знаменитым «Снежным шоу», придумал почти монохромные декорации для своей постановки. Однако первоначальная «сепия» довольно скоро начинает раскрашиваться самыми разными красками – на огромную декорацию в глубине сцены то в виде горы-айсберга в межзвёздном пространстве, то в виде вставшей во весь свой бесконечный рост пустыни с песочными волнами, проецируются видео и плывущие, вспыхивающие и гаснущие картинки, создающие одно пространство за другим.
Идеальная согласованность в одной постановке актёрской игры с музыкальным сопровождением, видеоартом и сценографией – редкость. Но есть ещё одна важнейшая составляющая общей гармонии этого спектакля – это свет. Световая партитура художника Игоря Фомина в равной степени, как и музыка, способствует глубокому проникновению-растворению в воздушном мире спектакля.

Музыка – это праязык, который понятен всем. Когда она звучит, видимо, срабатывает какая-то древняя, общая для всех генетическая память времён до крушения Вавилонской башни, когда «на всей Земле был один язык и одно наречие». Возможно, его отголоски остались сейчас только в музыкальных гармониях. Посредством них и «разговаривают» актёр Константин Хабенский и дирижёр Юрий Башмет в сцене бесконечных закатов бесчисленных солнц Вселенной, где ноты знают больше, чем могли бы сказать буквы. Поэтому букв в ней и нет. Совсем.

Пронзительная, невыразимая нежность знаменитого adagietto 5-ой симфонии Малера, возникающее в спектакле вместе с темой Розы, возносит всё происходящее и тебя самого на какую-то недосягаемую высоту, откуда спускаешься в тёплый песок медленно парящим в воздухе лепестком. Кажется, той самой Розы.

Музыку Кузьмы Бодрова, звучащую на протяжении всего спектакля, Юрий Башмет назвал «музыкой поиска». Она существует в диалогической «партии» с актёром – они будто играют общую для них партитуру «в две руки», взаимопроникая и объясняя друг друга. Но как только наступает финальная тишина, возникает то самое, до прожилок знакомое, чувство, что осталось что-то недосказанное, необъятное, что-то, что сознание пока вместить не может. Так бывает после симфоний Малера. После прикосновения к золотым мозаикам и хрупким фрескам исчезнувшей Византии. После произнесения последнего слова текста, читаемого одновременно на нескольких языках, которые в единственную ночь в году звучат как «одно наречие». В музыке – та же безграничная глубина дословесного понимания. В этом спектакле она – не фон, а действующий персонаж.
В финале Маленький принц, как великую драгоценность, протянет дирижёру альт, а Лис в спектакле окажется волшебной красоты виолончелью.

Сцена с Лисом – практически мастер-класс по «обряду приручения» друга. Интерактив с залом – всегда очень непростой и тонкий процесс, который может легко разрушить всю созданную по крупицам неповторимую атмосферу, особенно в таком хрупком спектакле, как этот. Но Константин Хабенский с такой глубокой искренностью и филигранной точностью выстраивает отношения между сценой и зрителями, что последним остаётся только повернуться и обнять друг друга. Внезапно. Как будто актёр вдруг взмахнул невидимой волшебной палочкой. В этот момент возникает энергетическая волна любви и тепла такой мощи, что несколько секунд не можешь прийти в себя от потрясения. Как будто не с виолончели, а с сидящих в зале актёр осторожно снял чехол, и прекрасное сияние Лиса вдруг вспыхнуло в каждом.
Вспыхнуло и погасло. Но те, с кем это произошло, вспомнили, что они умеют сиять.

Этот спектакль-поиск становится в результате спектаклем-обретением. У всех на глазах срабатывает утверждение, которое Сент-Экзюпери приводит в другой своей великой книге «Цитадель»: «Когда ищешь, находишь, потому что душе хочется найти только то, что в ней уже есть. Найти – значит увидеть».
Если убрать из жизни всё наносное и ненужное, всё фальшивое и искусственное, то есть шанс однажды услышать: «Пожалуйста, нарисуй мне барашка». Потому что в сухом остатке, без примесей и наслоений, на самой важной глубине в каждом из нас обитает Маленький принц. Нам бы только с ним встретиться и обрести заново.

Райнер Мария Рильке писал, что «каждый восполниться должен сам, дорастая, как месяц ущербный, до полнолунья». В финале принц возвращается на свою планету, которую теперь то ли узнал, то ли вспомнил и Лётчик. Вместе с Маленьким принцем он доходит до своей восполненной души. И теперь мотор самолёта непременно заведётся. Потому что неистощимый источник жизни – в его собственной груди, а не в двух глотках воды в истёртой фляжке.

Спектакль-поиск и спектакль-обретение. Спектакль-встреча и спектакль-прощание. Приходишь смотреть театр и не замечаешь, как он выливается в полуторачасовой разговор с собственной душой тет-а-тет, причём тебе создают для этого единственно возможные на тот момент условия, и по окончании «разговора» далеко не сразу получается «вернуться обратно».

«Не покидай свою планету» – спектакль о нас и для нас, когда мы были маленькими. Но он не о прошлом, а о том, что происходит с нами прямо сейчас. Потому что прямо сейчас надо непременно успеть сделать самые простые сложности в мире: много раз посмотреть закат. Нарисовать барашка. Обнять друга и суметь отпустить его, не разжимая объятий. Обрадоваться своей Розе. И, пожалуй, самое главное – позволить себя приручить. В очередной раз. Несмотря на то, что всё это когда-нибудь снова закончится и боль снова покажется невыносимой.
И всё же это – единственная возможность вспомнить свою планету в мире, где все дороги ведут к людям. Ведь когда настанет час возвращаться, мы должны точно построить маршрут.

После этого спектакля больше не страшно падать в пустыне – на сломанном ли самолёте, с переломанным ли собственным крылом.
Потому что песок приглушает все звуки.
Потому что однажды утром непременно найдёшь и разбудишь колодец, и он будет петь тебе.
Потому что в любой пустыне есть заветное место, куда может прийти твой Маленький принц. И тогда ты обязательно вспомнишь свою планету.
В этот час звёзды будут смеяться, как пятьсот тысяч серебряных бубенцов.
Ты вернёшься.
И больше никогда ее не покинешь.

Елена Немыкина, специально для MUSECUBE
Фоторепортаж Екатерины Горчаковой https://musecube.org/?p=238139